Олег Фейгин - Феномен Мессинга. Как получать информацию из будущего?
Ю. В. Росциус пишет, что все это было приказано выполнить митрополиту Гавриилу через князя Куракина самим императором Павлом Петровичем. Митрополит Гавриил не без удивления и страха выслушал все эти указания, безмерно удивленный столь высоким покровителем безродного монаха. Он облек Авеля в черное одеяние и по именному повелению самого государя повелел Авелю вкупе с остальной братией ходить в трапезную и на все нужные послушания. Однако Авель и здесь проявил свой характер. Прожив в Невском монастыре только один год, он перешел в любый его сердцу Валаамский монастырь, где… приступил к составлению и написанию новой, не менее страшной и важной, чем первая, книги! В этот раз он отдал книгу отцу Назарию, а тот, естественно, показал ее казначею и прочим, и после совета со всеми, так сказать коллегиально, решено было отправить ту книгу, не мешкая, прямо в Петербург к митрополиту! Снова пришла в движение бюрократическая машина, набирая ход, заскрипели ее колеса. Митрополит, ознакомившись с написанным, счел за благо послать книгу в секретную палату. Начальник же той палаты, генерал Макаров, доложил о книге управляющему Сенатом генералу, а тот, в свою очередь, доложил о происшедшем императору Павлу! Государь же, как свидетельствует Житие, повелел взять Авеля с Валаама и заключить его в крепость…
Чем же была вызвана подобная немилость Павла? И что мог такого встретить в книге отца Авеля император?
Мне кажется, что здесь стоит отметить довольно любопытную версию Ю. В. Росциуса, согласно которой стоит обратить внимание на странности великого князя Павла Петровича, отмеченные его близкими с детских лет. Его нервная система была поразительно восприимчива и возбудима, воображение – исключительно! По замечанию его воспитателя Порошина, по крайней мере, с десятилетнего возраста Павел воспринимал воображаемые им предметы как реально существующие. Он верил в сны и предсказания. Поэтому легко представить тот мистический ореол, который окружал писания Авеля, смерть Екатерины Второй, и некоторые личные ощущения Павла, пережитые им в странной ситуации, описанной его достойными доверия современниками. Комплекс этих разновременных обстоятельств повлек за собой пристальное внимание Павла на всех этапах его сознательной жизни к пророкам и пророчествам разного вида и к мистике вообще.
Хорошим примером тут может служить «встреча с призраком Петра Великого» на большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената, где впоследствии Екатерина на удивление всей Европы возвела конную статую, представляющую царя Петра, помещенного на скале.
А в начале января 1798 года, когда императрица Мария Федоровна готовилась стать матерью десятого младенца, а императору Павлу представлялась в его тогдашней резиденции – Зимнем дворце – депутация петербургских старообрядцев, благодаривших царя за оказываемую им поддержку, купец Малахов поднес императору древнюю икону Михаила Архангела в драгоценной златокованой ризе. Эта икона сподобилась быть поставлена в кабинете царя, и пред нею затеплена была лампадка. Опечаленный состоянием супруги Павел в сумерках вошел в кабинет и сел в кресло, глубоко задумавшись. Тихий шорох побудил его обернуться. У дверей стоял… старик в монашеской рясе с красивым, изборожденным морщинами лицом. Как он попал в кабинет государя – Павел никогда никого не спрашивал.
– Что скажешь, сударь? – обратился император к незнакомцу.
– Супруга твоя, – ответил вошедший, – одарит тебя сыном Михаилом. Этим же именем Святого ты наречешь дворец, который строишь на месте своего рождения. Помни мои слова!
Засим, как показалось государю, таинственный гость исчез за дверью. 28 января императрица разрешилась от бремени сыном, по воле Павла нареченным Михаилом. Именно в то время, когда грохот пушек с бастиона Петропавловской крепости возвестил подданным об увеличении царской семьи, любимец государя, граф Кутайсов, доложил, что дежурный по внутренней страже дворца офицер желает сообщить государю нечто важное по секрету. Поначалу Павел встревожился: он при всяком внезапном к нему обращении ощущал какое-то неприятное чувство. Но нашел в себе силы и произнес:
– Пошли его сюда!
– Честь имею донести Вашему Императорскому Величеству, – отрапортовал вошедший офицер, – что на посту произошел необыкновеннейший казус с часовым!..
– Какой казус, сударь?
– Часовой, вероятно, в припадке горячки доложил мне о каком-то бывшем ему видении. Какой-то старец, в монашеской рясе, в самый момент разрешения от бремени Ея Императорского Величества, подойдя к часовому, сказал: «Напомните Государю, чтобы новорожденный назван был Михаилом, а вновь строящийся дворец Михайловским».
– Прислать сюда часового! – крикнул Государь.
Дрожа от страха, часовой слово в слово повторил то, что дежурный офицер передал императору. К удивлению солдата и офицера, Государь произнес:
– Знаю, знаю… это уже исполнено!
Часовому Государь приказал выдать щедрую награду, а офицер пожалован был орденом святой Анны. На другой день император потребовал к себе архитектора Бренно, ответственного за постройку нового здания дворца.
– На главном фронтоне, обращенном к Итальянской улице, – приказал Государь, – сделайте надпись эту самую, – и он подал Бренно лоскут бумаги, на котором Его Величества рукой было начертано: «Дому твоему подобаеть святыня господня въ долготу дней».
Историк, сообщивший об этом событии, отмечает, что число букв надписи – 47 – равно числу лет, прожитому императором Павлом (1754–1801).
Итак, исходя из мистических страхов императора, в беседах Павла с Авелем, поначалу неторопливых и благожелательных, император увидел какие-то ужасные знамения (наподобие того же призрака Петра), уготованные ему судьбой. Внимание, уделявшееся Павлом пророчествам Авеля, несомненно, усугублялось, стимулировалось теми неясными слухами о его предсказаниях, которые не смогла развеять даже следственная комиссия. Об этом можно найти и в записках генерала Ермолова:
«Простившись с жителями Костромы, он объявил о своем намерении поговорить с Государем. Но был по приказанию Его Величества посажен в крепость, из которой, однако, вскоре выпущен. Возвратившись в Кострому, Авель предсказал день и час кончины и императора Павла. Добросовестный и благородный исправник, подполковник Устин Семенович Ярликов, бывший адъютантом у генерала Воина Васильевича Нащокина, поспешил известить о том. Все предсказанное Авелем буквально сбылось…».
Трудно было бы понять странную логику событий в записях генерала, если бы не учитывать сложный узел дворцовых интриг, возникших после убийства Павла. Вот тут и было весьма к месту упоминание о «преступном недеянии» высших воинских чинов при получении информации о грядущей насильственной смерти императора.
На время слухи вокруг прорицателя затихли, и лишь весной 1800 года Петербургский митрополит Амвросий сообщает генерал-прокурору Обольянинову о некоем крестьянине Васильеве, постриженном в декабре 1796 года в Александро-Невском монастыре в монахи с наречением ему имени Авеля и сосланном в 1798 году в Валаамский монастырь. Там он, по донесению настоятеля Валаамского монастыря Назария, обвинялся в краже у одного из иеромонахов монастыря серебряных ложек, турецких денег и другого имущества. В то время когда в монастыре пытались найти пропавшее, Авель, как утверждает Назарий, придя к последнему тайно, принес те вещи, заявив, что они-де подкинуты ему и он знает похитителя, но не хочет его назвать. Авель якобы заявил, что истину он установил «через сонное видение». По приходе же настоятеля с одним иеромонахом в келью Авеля как бы для освидетельствования, действительно ли последний болен, как сказался, обнаружили у него странную книгу на непонятном языке, а в ней лист бумаги с русскими литерами. В ответ на вопрос настоятеля: «Что-де за книга?» – Авель сказал, что ему дали ее почитать, и бросился на настоятеля с криком, чтобы тот ее не брал, угрожая ему физической расправой. Но книгу эту у Авеля все же отобрали, обнаружив при этом, что «она писана языком неизвестным». Оную книгу и Авеля настоятель во избежание возможных осложнений препроводил к Обольянинову и просил исходатайствовать высочайшее повеление о ссылке Авеля в Соловецкий монастырь.
Так уже отец Авель снова оказался в тюремном каземате, и генерал Макаров доносит Обольянинову:
«Авель привезен исправно и посажен в каземат в равелине. Он, кажется, только колобродит, и враки его ничего более не значат; а между тем думает мнимыми пророчествами и сновидениями, выманить что-нибудь; нрава неспокойного».
Между тем сам Авель пишет Амвросию:
«Я, нижайший монах Авель, обошел все страны и пустыни, был и в царских палатах, и в великолепных чертогах и видел в них дивная и предивная, а наипаче видел и обрел в пустынных местах великия и тайныя и всему роду полезная; того ради, ваше высокопреосвященство, желаю я с вами видеться и духовно с вами поговорить и оныя пустынныя тайны вам показать. Прошу ваших святых молитв».
