Олег Фейгин - Феномен Мессинга. Как получать информацию из будущего?
Слухи вокруг таинственного узника заставляют митрополита Петербургского уже на следующий день посетить Авеля и сообщить Обольянинову:
«Монах Авель по записке своей, в монастыре им написанной, открыл мне. Оное его открытие, им самим написанное, на рассмотрение ваше при сем прилагаю. Из разговора же я ничего достойного внимания не нашест, кроме открывающегося в нем помешательства в уме, ханжества и рассказов о своих тайновидениях, от которых пустынники даже в страх приходят. Впрочем, Бог весть».
Исчерпывающая характеристика как самого «провидца», так и его «трудов»!
В чем же тогда секрет долговременности всяческих измышлений о мистическом даре отца Авеля? Оказывается, последнему просто посчастливилось стать героем авантюрного исторического романа М. Н. Волконского, которого современники заслуженно называли «русским Дюма». Исторический роман князя Волконского «Слуга императора Павла» охватывает, как видно из самого названия, именно период царствования Павла, и… одним из его героев является именно монах Авель.
Ю. В. Росциус справедливо замечает, что Михаил Николаевич вполне мог знать об отце Авеле. Надо заметить, что Михаил Волконский родился в 1860 году, а умер в 1917 году и, таким образом, мог в молодые годы встречать людей, знавших Авеля, слышавших о нем, мог также располагать какими-то неизвестными нам ныне источниками, дневниками современников. Глава, посвященная пророческому монаху, начинается с краткой справки:
«Прорицатель Авель был одним из тех пророческих лиц, которые во все времена выдвигаются в русской жизни и иногда имеют на нее влияние как чисто бытовое, особенно свойственное русской жизни явление. Иногда же они, вдруг неизвестно как и откуда явившись, промелькнут, оставив тем не менее свое имя в исторических хрониках. Авель был именно таким вот промелькнувшим.
Дар предсказания он имел замечательный, и это подтверждено многими вполне достоверными свидетельствами. Так, незадолго до кончины императрицы Екатерины II он предсказал это событие весьма определенно и был за это посажен в Шлиссельбургскую крепость. По воцарении Павла I он был немедленно выпущен и затем, живя в Александро-Невской лавре, пользовался довольно широкой известностью в Петербурге, но, когда предрек и самому Павлу Петровичу близкую внезапную кончину, был снова отправлен в крепость и заточен там».
Далее следует несколько диалогов, суть которых сводится к тому, что монах Авель лишь знает, что существуют некие пророчества и их надо непременно исполнять императору Павлу:
«– Служите, служите государю-царю! – вдруг, блеснув глазами, вдохновенно произнес Авель. – Будьте верным слугою ему, он нуждается в этом. Вокруг много зла и всякой нечисти; надо беречь государя, а сам он не бережется, не исполняет прямых указаний.
– Прямых указаний? Каких?
У Чигиринского на миг явилось сомнение, не делал ли Авель каких-нибудь предостережений императору, на которые тот не обратил внимания, и недоволен ли именно этим Авель. Но это сомнение сейчас же бесследно исчезло. Нет, Авель не о себе говорил.
– Императору Павлу, – пояснил он, – было знамение, чтобы он выстроил собор архистратига Михаила, а он на этом месте стал строить замок, дворец, жилище, правда, с церковью Михаила-архангела, но и с театральным залом!»
Авель упоминал о хорошо всем известном случае, послужившем основанием для начала постройки Михайловского замка. Часовому, стоявшему у старого летнего дворца, явился в лучезарном свете Михаил-архангел и велел идти к государю и доложить, чтобы тот немедленно начал строить на этом месте церковь.
Когда государю доложили об этом, он ответил:
– Я знаю.
Что послужило поводом к такому ответу со стороны государя и было ли и ему какое-нибудь явление, осталось неизвестным, но только Павел Петрович действительно с неимоверной быстротой приступил к постройке на месте бывшего Летнего дворца, возведенного Анной Иоанновной, нового замка, названного Михайловским.
Это был замок с церковью, но не церковь, как было сказано в видении часовому.
«– И это принесет ему смерть, – проговорил Авель. – Царствование его кончится в этом замке, и так скоро, как не ожидают. Руки злодеев еще не подняты, но уже подымаются. Ах, зачем он не бережет себя!
– Но, может быть, его можно предупредить, спасти?
– Уж если он не послушал прямого явления, так что же наши человеческие предупреждения?»
Есть в романе Волконского и прямое пророчество Авеля, но оно выглядит довольно расплывчатым и уж точно не содержит дату, не говоря уже о часах гибели императора:
«Положись на волю Божью, а теперь поезжай! Ровно через три года приезжай назад, будет дело. Не бойся, что долго ждать… Сто лет будем ждать… через сто лет будет великая битва с немцами, а потом, Бог даст, с его благодатью будет построен на указанном свыше месте храм Михаила Архангела».
Можно ли считать данное высказывание удачным пророчеством, да еще и приведенным в художественном произведении? Во всяком случае, это больше выглядит как довольно общее предсказание самого князя Волконского, основанное на извечном противостоянии с тевтонами со времен Ливонских войн. Собственно, и весь лейтмотив романа можно выразить очень кратко: Россию погубит союз с Германией и Австрией, поддерживаемый масонами…
Между тем шло время… Как пишет Ю. В. Росциус:
«Закончился 1800 год. Трудами и стараниями ряда высокопоставленных и титулованных лиц, приближенных к императору Павлу, он был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, и на трон незамедлительно вступил его старший сын Александр Павлович (Александр Первый), в какой-то мере знавший о существовании заговора против родителя своего…
Авель же сидел там, куда его определил император Павел Первый, – в Петропавловской крепости, где провел всего-то 10 месяцев и 10 дней, столько же, сколько ранее в Шлиссельбургской. После гибели Павла Первого Александр Первый приказал отца Авеля из Петропавловской крепости незамедлительно выпустить и направить в Соловецкий монастырь под присмотр, а вскоре он и свободу получил. Но Авель не был бы Авелем, если бы не стал составлять… ТРЕТЬЮ зело престрашную книгу!»
На этот раз прорицатель пробыл на свободе один год и два месяца, успев написать свою третью книгу. Известно, что в ней якобы было предсказано, «…как будет Москва взята и в который год». Получается, что где-то на рубеже 1803 года он предрек события, происшедшие в реальной жизни лишь через 10 лет!
Поскольку слава предсказателя в придворных кругах была уже изрядна, книга быстро дошла до самого императора Александра Первого. Реакция на ее содержимое последовала незамедлительно и с большой долей сарказма:
«Монаха Авеля тотчас заключить в Соловецкую тюрьму, и быть там ему дотоле, когда сбудутся его пророчества самою вещию».
В «Житии…» этот период десятилетнего заточения описывается так:
«10 раз был он под смертию, 100 раз приходил в отчаяние, 1000 раз находился в непрестанных подвигах, и прочих искусов было отцу Авелю число многочисленное и число бесчисленное. Однако, благодатию Божию, ныне он, слава Богу, жив и здоров и во всем благополучен…
Ныне от Адама семь тысяч и триста и двадесятый год, а от Бога Слова тысяча и восемьсот и второй на десять (1812). И слышим мы в Соловецком монастыре, якобы южный царь, или западный, имя ему Наполеон, пленит грады и страны и уже и в Москву вшел. И грабит в ней и опустошает все церкви и вся гражданская, и всяк взывая: «Господи, помилуй, прости наше прегрешение. Согрешихом пред Тобою, и несть достойны нарекаться Рабами Твоими: попусти на врага и губителя за грех наш и беззакония наша!» И прочая таковая взываху весь народ и вей людие. В то самое время, когда Москва взята, вспомнил сам государь пророчество отца Авеля; скоро приказал князю Голицыну от лица своего написать письмо в Соловецкий монастырь».
В Соловецком же монастыре в ту пору начальником был архимандрит Илларион. Получив от имени государя письмо, коим предлагалось отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на полную свободу, он был безмерно испуган и озадачен. Письмо пришло в монастырь в самый Покров, 1 октября. Архимандрит был в ужасе: уедет Авель в Петербург, там встретится с императором… В результате выяснится, что творится в Соловецком монастыре, управляемом Илларионом, прознают и о гнусных проделках его: воровстве, издевательствах и избиениях заключенных… Вспомнил он и множество пакостей, творившихся им над Авелем, о том, что уморить его собирался и… убоялся отче! И написал он письмо князю Голицыну, что-де: «Ныне отец Авель болен, и не может он к вам быть, а разве на будущий год весною…».
Письмо это Голицын показал императору, государь же, не мешкая, приказал сочинить именной указ Святейшему Синоду и послать архимандриту:
