Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год
И только у Гудрун Драхманн хватило смелости сделать первый шаг и деликатности — чтобы сделать его ненавязчивым. Она осторожно поднялась на ноги, держа одной рукой припавшего к ее плечу мальчика, и, медленно ступая по наклонной от крена плоскости рыбин, подошла к пустому месту рядом с мисс Плендерлейт, которое прежде занимал генерал. Николсон, невольно затаив дыхание, следил за ее передвижением. Лучше бы она не решилась, мелькнуло у него в голове. Но Гудрун Драхманн, как выяснилось, ошибки были не свойственны.
Минуту или две они сидели вместе, молодость и старость, молча, не шелохнувшись. Затем полусонный Питер выпростал из-под промокшего одеяла пухлую ручку и дотронулся до влажной щеки мисс Плендерлейт. Вздрогнув, она улыбнулась мальчику, взяла его ладонь в свою и затем, почти не раздумывая, перенесла Питера к себе на колени, обнимая его тонкими, прозрачными руками. Она крепко прижала его к себе, и мальчик, словно бы считая, что это уж чересчур, сердито посмотрел на нее из-под тяжелых век. Мгновение спустя он одарил ее столь же сердитой улыбкой, но старая женщина еще крепче прижала его к груди и улыбнулась в ответ, будто снедаемая тоской. Но все же улыбнулась.
— Почему вы подошли и сели здесь? — спросила она у девушки. — Вы и малыш — почему вы здесь? — Ее голос был едва слышен.
— Не знаю, — покачала головой Гудрун, словно бы вопрос застал ее врасплох. — Боюсь, я просто не знаю.
— Все в порядке. Я понимаю. — Мисс Плендерлейт улыбнулась и взяла ее за руку. — Это... очень символично. То, что подошли именно вы, я хочу сказать. Он сделал это ради вас и только ради вас и малыша.
— Вы подразумеваете...
— Бесстрашный Фостер. — Слова были напыщенны, но она произнесла их, как молитву. — Бесстрашный Фостер Фарнхольм. Так мы называли его в школе. Ничто на земле не могло внушить ему страх.
— Вы так давно его знаете, мисс Плендерлейт?
— Он сказал, что вы держитесь лучше всех. — Мисс Плендерлейт даже не слышала вопроса. Она задумчиво качала головой, потеплев взглядом от воспоминаний. — Он дразнил меня по поводу вас сего дня днем. Он сказал, что не знает, о чем думает современное поколение, и поклялся Богом, что, будь он на лет тридцать моложе, давным-давно отвел бы вас к алтарю.
— Он был очень добр ко мне, — нисколько не смущаясь, улыбнулась Гудрун. — Боюсь только, он не очень хорошо меня знал.
— Это его точные слова. — Мисс Плендерлейт мягко вынула большой палец мальчика у него изо рта. — Фостер всегда говорил, что, хотя образование, несомненно, важно, первостепенной роли все же не играет, потому что любые знания бессмысленны, не имей их обладатель природной мудрости. Он сказал, что не знает, есть ли у вас образование или нет, и что в вашем случае это абсолютно не существенно, ибо даже слепой увидит, сколь доброе у вас сердце, важнее которого в мире нет ничего. — Мисс Плендерлейт улыбнулась, и ее печаль на мгновение растворилась. — Фостер частенько сетовал, что на земле осталось так мало великодушных людей, каким был он сам.
— Генерал Фарнхольм был очень добр, — пробормотала Гудрун.
— Генерал Фарнхольм был очень умен, — с мягким укором проговорила мисс Плендерлейт. — Он был настолько умен, что... ну, да ладно.
— «Неся с собой блеск славы, мы идем», — пробормотал Уиллоуби.
— Что? — Мисс Плендерлейт удивленно посмотрела на него. — Как вы сказали?
— Не обращайте внимания. Просто пришло в голову, мисс Плендерлейт.
,Мисс Плендерлейт улыбнулась и, склонив голову, стала смотреть на ребенка. Воцарившуюся умиротворенную тишину прервал капитан Файндхорн, задавший наконец вопрос, на который всем не терпелось получить ответ.
— Если мы когда-нибудь вернемся домой, то целиком будем этим обязаны генералу Фарнхольму. Не думаю, чтобы кто-либо из нас не помнил об этом до конца дней. Вы сказали, почему он сделал это. Вы, по всей видимости, знали его куда лучше любого из нас, мисс Плендерлейт. Объясните же мне, как ему это удалось.
Мисс Плендерлейт кивнула.
— Я объясню. Все было очень просто, ведь Фостер был простым и прямым человеком. Вы все заметили саквояж, с которым он не расставался?
— Заметили, — улыбнулся Файндхорн. — Тот, где он держал свои... мм-м... запасы.
— Правильно, виски. К слову сказать, он ненавидел эту дрянь, и использовал ее только, как говорится, для острастки. Как бы то ни было, он оставил все бутылки еще на острове, в расселине между скалами, я полагаю. Потом он...
— Что? Что вы сказали? — раздался голос еще не пришедшего в себя после удара по голове Ван Эффена. Голландец подался вперед, периодически жмурясь от боли в поврежденной ноге. — Он... он все оставил на острове?
— Да, именно так я и сказала. А почему это вас так удивляет, мистер Ван Эффен?
— Думаю, это не имеет большого значения. — Ван Эффен откинулся назад и улыбнулся ей. — Продолжайте.
— Да это, в общем-то, и все. В ту ночь он собрал на берегу множество японских гранат и четырнадцать или пятнадцать из них положил в свой саквояж.
— В свой саквояж? — Николсон похлопал по соседнему с ним сиденью. — Но они здесь, под скамьей, мисс Плендерлейт.
— Он насобирал гораздо больше, чем сказал вам, — очень тихо проговорила мисс Плендерлейт, — и взял их с собой на борт. Он бегло говорил по-японски, и ему не составило труда убедить офицера в наличии у него документов Яна Беккера. Попав на катер, Фостер, якобы собираясь показать им эти бумаги, засунул руку в саквояж и выдернул у одной из гранат предохранительную чеку. Он сказал, что времени останется всего четыре секунды.
Ночь выдалась беззвездной и безлунной, и только несущиеся облака бороздили темное небо. Николсон вел шлюпку вперед, полагаясь на Бога и интуицию. Стекло на корпусе компаса треснуло, почти весь спирт вытек, и катушка теперь вращалась столь беспорядочно, что всякие попытки прочесть ее в слабеющем свете фонаря были совершенно бессмысленны. Пришлось идти только по ветру, постоянно держась к нему левым бортом и уповая лишь, что пассат не ослабнет и не изменит направления. Но даже при устойчивом ветре управление шлюпкой давалось с трудом; все больше и больше воды заливалось сквозь поврежденную обшивку на корме, и шлюпка тяжело оседала назад, все больше сбиваясь к югу.
С течением ночи напряжение и беспокойство Николсона возрастали, передаваясь большинству в шлюпке, спали очень немногие. Вскоре после полуночи Николсон понял, что, даже по самым скромным расчетам, они находятся в пределах десяти-двенадцати миль от Зондского пролива, не дальше, а может, и много ближе — милях в пяти. Имевшаяся на борту карта Восточного Архипелага пропиталась солью и истлела, став практически бесполезной, однако Николсон прекрасно знал об опоясывающих юго-восточный берег Суматры подводных скалах, рифах и отмелях. Но, как он ни старался, точное их расположение припомнить не мог, равно как и определить местонахождение шлюпки. Вполне возможно, подсчеты широты были настолько приблизительны, что им грозило вообще разминуться с Проливом. Вероятность наскочить на какой-нибудь прибрежный риф выглядела отнюдь не призрачной, и окажись они сейчас за бортом всего в полумиле от суши, едва ли будут шансы на спасение хотя бы у половины изможденных и обессиленных людей. И даже если они избегнут всех опасностей, им придется вытаскивать шлюпку на берег в неистовствующем прибое.
После двух часов пополуночи Николсон послал боцмана и Вэнньера головными наблюдателями на бушприт. Еще человек шесть тут же вызвались держать вахту, но Николсон приказал им оставаться на местах, лежать как можно ниже и проявить максимум выдержки. Ему следовало добавить, — чего он не сделал, — что глаза Маккиннона все равно зорче и острее, чем у всех них, вместе взятых.
Минуло еще полчаса, и Николсон вдруг осознал, что произошла какая-то едва ощутимая перемена. Она как гром поразила Николсона и заставила его отчаянно вглядываться в мрак впереди. Длинная, пологая зыбь с северо-запада с каждой минутой становилась прерывистее и круче, и уставший от слепого ведения шлюпки Николсон спохватился едва не в последний момент.
— Маккиннон! — хрипло крикнул он, и несколько человек приняло сидячее положение. — Нас несет прямо на мель!
— Понял. Думаю, вы правы, сэр, — донесся сквозь ветер не особенно встревоженный голос боцмана. Он стоял в полный рост на мачтовой банке схватившись одной рукой за мачту, а другой заслоняя глаза от брызг.
— Видите что-нибудь?
— Будь я проклят, если вижу, — отозвался Маккиннон. — Сего дня чертовски темная ночь, сэр.
— Продолжайте наблюдение. Вэнньер?
— Сэр? — Голос четвертого помощника был взволнован, оставаясь при этом достаточно твердым
— Спустите люггер. Как можно скорее. И не убирайте его — нет времени. Ван Эффен, Гордон, помогите ему. — Шлюпку начинало яростно болтать на стремительно растущих волнах. — Сейчас что-нибудь видите, боцман?
