Винсент Хоппер - Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения
Сочетание первенства и схожесть до основания Рима оказывалось, в понимании Данте, равнозначным божественному одобрению.
Влияние пифагореизма отчетливо прослеживается во всех прозаических трудах Данте. В «Пире» ему нравится подсчет арифметических данных в связи с небом Солнца: «Именно данным светом все науки освещаются, поскольку при обсуждении их всегда остается числовой процесс… Что же касается размышлений о естествознании, они в основном касаются принципов природы трех вещей, чтобы познать материю, силу и форму. Следовательно, мы видим, что три не только коллективное, но и индивидуальное число. Отчего Пифагор, как заявляет Аристотель в первой «Метафизике", выводит «четность" и «нечетность" началом естественных вещей, считая, что все они являются числами».
В том же отрывке Данте называет геометрию «белой» и объясняет в De vulgari eloquentia, что цвета принимают свойства природы чисел, измеряясь как белые, точно так же как числа измеряются единицами.
«И простейшее качество, которым является единица, более ощутимо в нечетном, чем в четном числе, и простейший цвет, которым является белый, более заметен в оранжевом, чем в зеленом».
Его изображение трех чудесных появлений Беатриче также является объяснением ангельского порядка, обычного богословского рассуждения его времени. Рассуждая о звездном небе, он приходит к «утонченному рассуждению» о числах 2, 20 и 1000. Его доводы по поводу объединенной империи основываются в некоторой степени на пифагорейском принципе: «Каким образом оно вытекает из того, что «является одним", видно в основе «будучи добродетельным" и «является многим", при порицании «будучи плохим". Отчего Пифагор. размещает «вечность" по сторону добродетели, а «множество" — на стороне зла».
Даже в метрике Данте предпочитает последовательности из нечетного числа слогов философскую истину: «Что же касается четного числа слогов, то мы используем их редко, благодаря их грубости, поскольку они сохраняют природу четных чисел, подчиняясь им, как материя форме».
По Данте, процесс излучения начинается с того, что Один — это Господь. Соответственно, Единство воплощено в идеальной форме Троицы, Триединого Бога и трех его качеств — Силы, Мудрости и Любви, а затем расширяются до девяти ангельских чинов.
Власть Отца предполагается в виде трех порядков первой иерархии, Мудрость Сына в виде второй иерархии, Любовь Святого духа в виде третьей. «И поскольку каждая личность из Божественной Триады может рассматриваться как часть триединого целого, в каждой иерархии выделяются 3 группы».
В свою очередь, ангелы — движущая сила небес, которые, таким образом, соответствуют девяти ангельским порядкам. Десятое небо, или Эмпирей, воплощает «единичность и стабильность Господа».
Наконец, отметим движение небес, размещающее предметы здесь внизу иначе, чтобы получить несколько информирующих сил. Подобное определяющее влияние особенно заметно в воздействии небес на четыре времени года, которые в свою очередь соответствуют четырем периодам жизни, а также четырем темпераментам и четырем частям Церковного дня.
Аналогичным образом Данте определяет жизнь человека в своем открытии схожести наук с небом, «особенно в соотношении их порядка с числами».
Во всех частях подобной космической схемы находим красоту порядка, ибо «человек называет красивыми такие вещи, части которых согласовываются».
Для Данте Вселенная во всяких смыслах обладает Первичной красотой, двигаясь по своему предопределенному пути в шесть веков к небесной цели, определенной при ее Создании. Цели же достигают, когда приблизятся к последнему обозначенному числу. Тогда человек, как и десятая часть серебра, заместит падших ангелов:
Le cose tutte quante
hanno ordine tra loro, e questo e forma
che l’ universo a Dio fa simigliante[19].
Всев мире неизменном
Связует строй; своим обличьем он
Подобье Бога придает Вселенной.
Возможно, Данте представил себя частью Вселенской системы, когда в высшей точке жизни был спасен, чтобы, по примеру Христа, начать свое путешествие в Страстную, великую пятницу в возрасте 35 лет. Данте, как Христос, который в 35 лет перешел от плотской жизни к жизни вечной, спускается в Ад на закате, остается там в течение ночи, дня и ночи и поднимается утром третьего дня (Ч., I, 13–18).
Дословно «Божественная комедия» представляет собой путешествие Данте, с помощью которого ему даруется видение «славы Перводвигателя» и того, «как она вновь светит во всех частях Вселенной, в некоторых частях больше, в других — меньше».
В первой книге «Монархии» Данте устанавливает строгое отношение части к целому. Из приведенного высказывания и других мнений по данному поводу ясно, что он рассматривает свое видение как единое целое, состоящее из многих соотнесенных между собой частей, что точно отражается в индивидуальной природе поэта и его реконструкции Божественного порядка.
В этом случае наша задача — «обнаружение двойного порядка в [Комедии], чтобы узнать порядок частей, соотносящихся друг с другом, и их порядок в отношении некоторой общности, которая, сама по себе, не является частью… ради порядка частей в отношении к единству, высшему порядку как конца другого» (Монархия, 1,6, 8-14).
Начало, по Данте, вместе с высшим порядком позволит нам найти ключ ко многим его значениям, разместившись вместе с поэтом у начальной точки. Таков первый и бесспорный факт Триединства, поскольку 1 является Альфой и Омегой всех вещей.
Итак, 1 — это начало, 10, 100 или 1000 — конец. Что же касается Троицы, она и начало, и конец как материи, так и времени (прошлого, настоящего, будущего) внутри единства Духа. Видение Троицы создает его смысл и методику.
Ne la profonda e chiara sussistenza
de l’ alto lume parvermi tre giri
di tre colori e d’ una contenenza[20]
Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Три круга (каждый соответствует 1 и 10) представлены тремя цветами и одной величиной, тремя «делениями» Господа. Указывается также последовательность трех личностей:
E l’un da l’ altro come iri da iri
parea reflesso, e ’l terzo parea foco
che quinci e quindi igualmente si spiri[21].
Один другим, казалось, отражен,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А третий — пламень, и от них рожден.
Отец — Первопричина, Начало, Создатель, что отражается в его собственной благодати, Свете, представленном Сыном.
В Троице отец является воззрением одного, Сын воззрением двух, Богочеловека, Божественного и человеческого, представляя нисхождение Разума (или Формы) и материи из Первопричины:
Forma e matera, congiunte e purette,
usciro ad esser che non avia fallo,
come d’ arco tricordo tre saette[22].
Врозь и совместно, суть и вещество
В мир совершенства свой полет помчали, —
С тройного лука три стрелы его.
Таким образом, даже Троица оказывается осведомленной в сущности гуманистичности:
Dentro da se, del suo colore stesso,
mi parve pinta de la nostra effige[23].
Внутри, окрашенные в тот же цвет,
Явил мне как бы наши очертанья.
Или выраженное более отчетливо:
Ma tre persone in divina natura,
ed in una persona esse e l’ umana[24].
Но в божеской природе три лица
И в одном лице и Бог и человек.
Как мы уже убедились, такова методика, благодаря которой Единство восстанавливается из многообразия. Значит, Третья личность, Святой Дух, «в равной степени исходит и от одного, и от другого».
Самым очевидным выражением трех в одном является внешняя форма «Божественной комедии», состоящей из трех кантик, церковных гимнов (на библейский текст). Стихотворная форма представляет собой terza rima, где три строки имеют одну рифму. Единство целого подкрепляется далее делением на 100 песен.
Чтобы решить проблему деления 100 на три равные части, ожидаемым решением должно стать 33 + 33 + 33 = 99, добавление же 1 сплотит их в единое целое. По-видимому, Данте имел в виду подобное представление, поскольку первая песнь «Ада» отличается от остальных рефреном из второй песни, тогда как в последующих песнях первая строка вытекает из предыдущей.
События «Ада» некоторым родом обособлены от остальной части «Божественной комедии», на что указывают слова Вергилия в адрес Данте до того, как он предпринял путешествие:
A te convien tenere altro viaggio[25].
Ты должен выбрать новую дорогу.
На самом деле никакое движение не ознаменует прогресс, пока оно не станет разумным. Следовательно, во второй песни перемещений не происходит, хотя формально путешествие начинается, когда мы уходим из песни I вместе с заключительной строкой:
