Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 2
Как же была понята моя теория познания современными выдающимися физиками? Я попрошу читателя взять в руки книжку М. Планка «Единство физической картины мира»20, в которой нам надо разобраться. Не реагируя на форму изложения, еще менее того желая подражать ей – le style c’est l’homme – я попытаюсь обсудить ее содержание только по существу.
На странице четвертой своей книжки Планк различает два метода физического исследования в духе Ранкина: исходящий из воспринятых отдельных явлений, смело обобщающий их и объясняющий метод и – трезвый описательный метод. В качестве примеров первого он ссылается на теорию Фалеса, в которой главным центральным пунктом физической картины мира является вода, на энергетику Оствальда и «Принцип кратчайшего расстояния» Герца; в качестве представителя второго метода приводить он Кирхгоффа. Меня радует, конечно, то, что энергетике здесь приписывается уже даже значительная «импульсивная сила», в то время, как в Любеке о ней говорилось еще, что она «ничего не дала», но энергетику, как и принцип кратчайшего расстояния Герца, я могу отнести только ко второму методу Ранкина. Далее, если точно применять «полное простейшее описание» Кирхгоффа, а не просто «описание», то для объяснений нег больше места. Ибо, «раз какой-нибудь факт известен со всех своих сторон, то он тем самым уже объяснен, и задача науки разрешена» (И. Р. Майер). Очевидно, следовательно, что когда идет речь о Кирхгоффе, то он, по крайней мере, не мог думать об антитезе ко второму методу. По Планку научное исследование без обоих методов обойтись не может; я же считаю правильным метод Кирхгоффа, не отрицая и исторически-испытанной полезности другого.
На странице пятой Планк спрашивает, что такое представляет собой физическая картина мира, полученная нами применением этих методов: «Есть ли это только целесообразное, но в основе своей произвольное создание нашего ума, или верно противоположное воззрение, а именно, что эта картина мира отражает вполне реальные, совершенно от нас независимые процессы природы?» Я непримиримого противоречия здесь не вижу. Целесообразным оно должно быть, чтобы мы могли им руководствоваться, ибо иначе на что оно нам? С другой стороны, оно находится в зависимости от индивидуальности ученого и потому не может не быть до известной степени и произвольным. Это становится ясным, если сравнить оптику Ньютона с оптикой Гюйгенса, Био, Юнга – Френеля, механику Лагранжа – с механикой Пуансо и Герца. Кто может помешать ученым исследователям обращать особое внимание свое на различные стороны фактов? Неужели декрет того или другого физика, пользующегося достаточным для этого авторитетом? Но несомненно и то, что, ввиду смены научных исследователей, человеческая, социально сохраняющаяся картина мира становится заметно независимее от индивидуальности ученого, все более и более приближаясь к чистому выражению фактов. В общем, однако, во всяком наблюдении, во всяком воззрении находят свое выражение и наблюдаемая среда, и наблюдатель.
На страницах 6, 7 и 8 мы находим общеизвестные исторические факты, о которых спорить не приходится.
На страницах 9 и след. идет речь о том, чтобы сделать систему физики единой, против чего вряд ли кто станет спорить и всего менее сторонник экономии мышления, даже если это объединение должно носить только временный гипотетически-фиктивный характер21. Думаю, однако, что электродинамика или – скажем – теория Лоренца имеет гораздо больше шансов поглотить в себе, согласно воззрению В. Вина, механику, как частный случай, чем наоборот.
Могу я также согласиться по существу и с рассуждениями на страницах 11—22 касательно первого и второго принципа термодинамики и именно важного различия, существующего между обратимыми и необратимыми процессами. Ибо если принципы эти были найдены при решении вопросов практически-экономических, то ведь экономия мышления вовсе не ограничена в своих целях и не связана исследованием человеческих практически-экономических потребностей.
Не могу я только отделаться от своей антипатии к гипотетически-фиктивной физике и потому имею свое особое мнение насчет исследований Больцманна касательно второго принципа на основе кинетической теории газов. Если Больцманн нашел, что процессы, соответствующие второму принципу термодинамики, весьма вероятны, а противоречащие ему – весьма невероятны, то я не могу согласиться с тем, что он это доказал. Не могу я также согласиться и с Планком, когда он, принимая первую часть, не соглашается со второй (стр. 27), ибо обе части вывода Больцманна связаны между собой неразрывно. Как могут какие-нибудь математические рассуждения, хотя бы и самые остроумные, заставить абсолютно консервативную систему упругих атомов быть такой, какой бывает система, стремящаяся к конечному состоянию? См. мою книгу «Wärmelehre», 2-е изд. стр. 364 и также Seeliger: «Ueber die Anwendung der Naturgesetze auf das Universum», S. 20, Münchener Akad., I. Mai 1909.
На страниц 33 Планк констатирует, что мы не должны игнорировать наши ощущения как источник нашего опыта, но что тем не менее следует предпочесть бесцветную кинетическую картину мира за ее единство. Эта картина мира (стр. 35) не только независима от индивидуума, но она сохраняет свое признание на все времена и для всех народов и даже для обитателей Марса, с другой совершенно организацией. Кто с этим не согласен, тот отрекается от физического образа мышления. На страниц 38 мы находим утверждение, что атомы не менее реальны, чем небесные тела; что один атом водорода весит 1,6·10 —24 гр., столь же, дескать, достоверно, как достоверно то, что луна весит 7·1025 гр. Подобное же утверждение мы находим, впрочем, у знаменитого основателя современной электронной теории Лоренца. И я считаю наши ощущения источником всякого опыта, но я не согласен с тем, что они должны быть забыты после того, как они послужили основой физических понятий. Я отвожу им более высокую роль, рассматривая их, как мост, соединяющий физику с остальными областями естествознания. Я попытался показать в другом месте22, как можно постепенно, правда, не в одну неделю, построить единую физику без всяких искусственных гипотез.
Забота о физике, обязательной для всех времен и народов, включая и обитателей Марса, в то время, когда кое-какие вопросы дня в физике оставляют нас в немалом смущении, мне кажется слишком преждевременной, чуть ли не даже комичной. Но и на этот вопрос я дал ответ уже много лет тому назад. Всем живым существам, которые когда-нибудь в будущем будут заниматься физикой, придется, как и нам, заботиться о сохранении жизни и потому прежде всего обращать свое внимание на экономически-важное, постоянное в природе. Уже одно это могло бы послужить связующей нитью между той физикой и нашей, если бы только эта последняя каким-нибудь удивительным образом стала им доступной23. Более того я нимало не сомневаюсь даже, что если бы какое-нибудь существо с организацией, аналогичной нашей, делало свои наблюдения где бы то ни было в мировом пространстве до образования нашей планеты или после ее гибели, то воспринятый им мир был аналогичен тому, который мы констатировали. Только этот гипотетический смысл разумно, мне кажется, вкладывать в вопрос Планка на странице 36. С моей биологически-экономической точки зрения все это вовсе не висит в воздухе и вообще вовсе не зависит от качества ощущений. – Наконец, что касается «реальности» атомов, то я нимало не сомневаюсь в том, что если атомная теория количественно приноровлена к чувственно данной реальности, то и делаемые из нее выводы должны стоять в том или другом отношении к фактам; спрашивается только, в каком именно отношении. Расстояние стекол от первого темного кольца в отраженном свете соответствует половине периода по Ньютону и четверти длины световой волны по Юнгу-Френелю. Так и результаты атомной теории могут еще подвергнуться разнообразным и полезным истолкованиям, даже если и не спешить с провозглашением ее реальностью. Таким образом я преклоняюсь пред верой физиков, но не могу разделять ее.
Если бы лекция Планка закончилась на 36 страниц, я не имел бы вовсе повода заниматься ею. Но дело в том, что отсюда именно начинается полемика, вполне определенно направленная против меня. Лишь это обстоятельство раскрыло мне глаза на то, что и другие стрелы, заметные на предыдущих страницах и пролетавшие мимо, не ранив меня, тоже были направлены против меня или, по крайней мере, моих единомышленников. Поэтому и я нашел нужным остановиться и на первой части. Полемика же, которой заканчивается лекция, столь необычна по форме, обнаруживает столь полное незнакомство с тем, что автор оспаривает, и заканчивается столь своеобразным заключением, что я счел себя вынужденным сказать несколько слов в ответ. Оценке реферата Планка о моем неправильном будто бы взгляде на роль наших ощущений я посвящу следующую часть настоящей статьи.
