Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 2
Пуанкаре – это один из физиков, который, как историк физики, лучше всего показал единство ее развития при всех временных разногласиях. Как и Дюгем, он неоднократно подчеркивал тот факт, что от самых общих, на первый взгляд, наиболее рискованных концепций теоретической физики ничего никогда не пропадает. Время обнаруживает их недостаточность, но сохраняет их, как частичные выражения наших физических познаний. Принципы могут стать бесполезными и непригодными для новых отраслей науки, но они тем не менее остаются пригодными для систематизации старых областей ее; физик вводит их к тому же таким способом, что никогда нельзя будет доказать ложности их. В лекциях, прочитанных Пуанкаре в Saint Louis, он составил таблицу принципов, признаваемых современной физикой: принцип Майера, или принцип сохранения энергии, принцип Карно, или принцип деградации энергии, принцип Ньютона, или принцип равенства действия и противодействия, принцип Лавуазье, или принцип сохранения массы, принцип наименьшего действия. В этих принципах сохраняется – в явном или неявном виде – сущность принципов, выработанных физиками, начиная с эпохи Возрождения. Это было наилучшим способом показать единство современной физики и единство ее развития. И мы понимаем, что знаменитый ученый мог закончить одну из своих статей, появившуюся до указанного выше цикла лекций, следующими словами: «В конечном итоге мы приблизились к единству».
6. Самое убедительное доказательство этой монистической тенденции физико-химических наук дается как анализом принципов, принятых в общих теориях физиков, так и утверждениями этих последних. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить изложение теоретической физики, скажем, у Дюгема и у какого-нибудь механиста. Все различие заключается в том лишь, что механист поступает по правилам эвклидовского метода, переходя от частного, исключительного случая к общему случаю путем постепенных обобщений, между тем как Дюгем кладет в начало общий случай, резюме всего опыта, и находит потом частные случаи, прибавляя или отнимая добавочные условия. Первый устанавливает общую формулу постепенными расширениями, как бы следуя таким образом за ходом открытий. Второй исходит из наиболее общей и наиболее недавней формулы: он рассматривает ее, как нечто готовое, и спускается к частным случаям, которые одни только и были известны прежде. Но, если не говорить о способе изложения, то содержание, в конце концов, тождественно.
7. В энергетической теории пытаются объединить все наши знания, исходя из основных принципов термодинамики, из общих законов, касающихся превращения энергии: закона сохранения энергии и принципа Карно. Механистическая же теория пытается, наоборот, объединить все законы физики, исходя из принципов механики: сохранения массы, принципа равенства действия и противодействия, принципа наложения движений. Но в энергетической теории мы вскоре находим сызнова принципы механики: в ней принимают, что законы механики выводятся из законов, касающихся энергии, когда абстрагируют от всего, что не есть движение в материальных системах, когда упрощают эти системы, устраняя все те необходимые ограничения, которые приносят с собой немеханические проявления энергии. Точно также и в механистической теории принимают, что следует исходить из самых простых и общих элементов, представляющихся наблюдению физика – именно из движения и его законов, и что постепенно можно будет усложнить эти крайне простые и общие законы в целях совпадения результатов теории с опытом. Таким образом можно будет найти все законы относительно различных форм и проявлений энергии или исходя из принципов механики, или же – согласно новейшим механистическим теориям – исходя из общих законов электромагнитизма. Словом, можно сказать, что разногласия, существующие, бесспорно, между двумя великими физическими теориями по вопросу о способе координирования результатов опыта, незначительны. Классификация остается той же самой. Различен лишь способ изображения этой классификации, различны те искусственные элементы в ней, которые вводятся под давлением различных потребностей науки.
8. Но, впрочем, что удивительного в разногласиях, к которым приводят физические теории? Разве мы не наблюдаем в науках, кажущихся нам наиболее точными и установленными, разве мы не наблюдаем в математических науках аналогичных разногласий в зависимости от той роли, которую приписывают интуиции, т. е. конкретному представлению наряду с чисто абстрактным сцеплением отвлеченных понятий? Разногласия между энергетикой и механистической концепцией по существу того же порядка; но, так как предмет физической науки гораздо сложнее, то эти разногласия и кажутся более обостренными.
Но мы, может быть, в состоянии найти скрытую пружину того столкновения мнений, которое наблюдается почти во всей области научного творчества. Может быть, эта причина – психологического порядка и, следовательно, никоим образом не затрагивает вопроса о ценности науки, подобно тому, как факт различия характеров не затрагивает ценности какого-нибудь социального правила. В зависимости от воспитания или духовного типа люди обладают, как это было замечено всеми психологами, абстрактным или конкретным воображением. Одни с трудом представляют себе образы, но зато они легко двигаются в сфере общих идей. У них поэтому стремление абстрагировать, сводить все к отвлеченным понятиям и к логическому сцеплению. Они устранят, или будут думать, что устранили, все следы интуиции. Другие, наоборот, не могут представить себе отчетливо столь абстрактных формул; они должны всегда заимствовать у конкретной интуиции образные элементы, напоминающие им предметы такими, какими они их воспринимают. Они не способны ни мыслить без образа, ни связывать идей, не ассоциируя между собой образов. У них непременно меньше логической строгости, чему у первых, и они меньше интересуются совершенной строгостью; но, с другой стороны, у них более живое чувство конкретного, они лучше видят оттенки. Они не так легко довольствуются общими идеями и они желают проникнуть в саму природу вещей.
Это замечание, которое точно формулировал впервые Дюгем, влечет за собой, на мой взгляд, еще другое: оба рода воображения одинаково полезны и необходимы для физической науки и, может быть, вообще для науки, ибо каждый из них особенно пригоден для одной стороны научной работы. Абстрактные умы особенно хороши для координирования уже добытых и прочно установленных результатов; благодаря им наука приобретает логическую строгость и рациональную точность. Конкретные же умы хороши для открытий; но теория науки показала бы нам, что мы им, главным образом, обязаны большей частью того, что мы знаем. Нетрудно понять, что энергетические теории будут делом умов первого рода и что они превосходно будут служить в целях классифицирования и утилизирования уже добытого знания. Механистические же теории будут делом умов конкретных и будут служить, главным образом, в целях дальнейших изысканий и открытий.
Итак, мы вправе, как кажется, утверждать, что теоретические разногласия имеют своим источником две особенных формы воображения. Каждый ученый тяготеет к методу, лучше всего подходящему к его умственному типу. Разногласия имеют, значит, второстепенное значение, ибо они не выходят из сферы частных приемов, с помощью которых каждый ученый работает – как ему кажется, наилучшим образом – для возведения здания науки. Наука же сохраняет посреди всех этих индивидуальных разногласий, которые могут идти ей лишь на пользу, всю свою ценность, необходимость и универсальность.
Мало того, есть целый ряд физиков (например, Вант-Гофф)8, которые без всяких колебаний признают энергетику и механистическую концепцию двумя, одинаково ценными и одинаково необходимыми, формами теоретической физики. Они не только могут существовать бок о бок, не нарушая тем единства физики, но они и должны существовать таким образом в целях довершения его. С этой точки зрения, энергетическая теория представляла бы в самой строгой и самой трезвой форме данное в каждый момент достоверное содержание физической науки. Она могла бы также превосходно служить для всякого рода приложений и применений теоретических результатов. Она являлась бы своего рода безошибочным справочником наших физических знаний и инженерных наук. Наоборот, механистическая гипотеза была бы неразлучным спутником исследователя, лабораторного работника. Она побуждала бы постоянно к объяснению, к открытиям, к движению вперед. В ней нужно было бы видеть драгоценное орудие открытий и изобретений. Таким образом, энергетика – это изящное описание того, что мы знаем – и механистическая концепция – это настойчивое усилие и попытка объяснить то, что мы не знаем – должны, с этой точки зрения, оказывать друг другу взаимную поддержку к вящему преуспеванию физики.
