Даниил Краминов - Сумерки в полдень
— Да, море вернулось, — произнес Антон. — Теперь оно несколько часов будет биться о берег, а потом опять убежит от него.
— Пойдем посмотрим, — попросила Елена.
— Можем и пойти, — отозвался он не очень охотно.
— Но только скорее! — поторопила она. — Ну, скорее же!
Они вышли на «променад». На улице, было сыро, ветрено, гирлянды фонарей, свисавших с высоких столбов, как большие ландыши, покачивались, и светлые круги постоянно двигались, и вместе с ними будто покачивалось и двигалось все: и стены отелей, и каменные плиты под ногами. Елене захотелось подойти к морю поближе, но волна, ударившись в гранитную стенку и взвившись высоко, бросила на них пригоршни соленых брызг, обдав с головы до ног. Они отскочили и засмеялись. Однако Елена, едва отряхнувшись, снова потянула Антона к парапету, и новая волна еще раз умыла их соленой водой. После этого они стали держаться подальше, зачарованно наблюдая, как лохматые спины волн взлетали, чтобы засветиться на мгновение под фонарями, и падали в бурную черноту по ту сторону гранитной стенки.
Вдоль высоких, беспрерывно тянувшихся домов — это были отели, опустевшие после окончания курортного сезона, — Антон и Елена прошли не менее двух километров, пока не кончилась гранитная стенка. Берег загибал тут в море и скрывался во тьме, и лишь белая кромка прибоя, едва видневшаяся в темноте, обозначала границу между сушей и морем.
— Еще девчонкой, — заговорила Елена, глядя в море, — я с мамой почти каждый год ездила на юг и в ветреные дни целыми часами сидела на берегу и смотрела, как набегают волны. Спокойное море было скучным, как спящий человек, и я уходила в горы. Они волновали меня, приводили в восторг.
Антон посмотрел на нее сбоку. Капюшон плаща, наброшенный на голову, скрывал ее глаза, и Антон видел лишь прямой, с маленькой горбинкой нос и красивые полные губы, искривленные печальной улыбкой.
— Чем же они тебя волновали?
— Своей необычностью. Тем, чего под Москвой и вообще на равнине не увидишь.
— Ты, кажется, любишь все необычное?
Она коротко взглянула на Антона.
— А кто этого не любит?
— Да, конечно, всем хочется необычного, — согласился он. — Хотя, конечно, не сверхнеобычного. Крайности ведь тоже пугают или отталкивают.
— Нет, я всегда хотела именно сверхнеобычного, — сказала она, продолжая глядеть в море. — И только сверхнеобычного. И вопреки уверениям моей матери и Юлии я никогда не соглашалась с тем, что лучше синица в руки, чем журавль в небе. И когда мать назвала Володю Пятова, который предложил мне руку и сердце, синицей, которая лучше недосягаемого журавля, я возмутилась, разругалась с мамой, потом с Володей, и мы разошлись.
— А с Володей-то из-за чего? — удивленно воскликнул Антон.
Случайно проговорившись, Елена выдала тайну странных отношений между нею и Володей, которая озадачивала Антона.
— Когда он пожелал узнать, из-за чего я поссорилась с мамой, и я ему ответила, он только усмехнулся: «Синица, так синица, я в журавли не рвусь».
— И из-за этого у вас все расстроилось?
— Нет, с этого началось, — тихо проговорила она. — Сперва я возмутилась тем, что он соглашается быть синицей, а потом просто вознегодовала, когда Володя не приехал к нам на дачу в день моего рождения, хотя я ждала его с утра и до самой ночи. Наутро я послала ему письмо, что не желаю его больше знать и прошу меня своими извинениями или объяснениями не беспокоить. Лишь год спустя, после того как он уехал в Германию, я узнала от Игоря Ватуева, что Володя не мог приехать ко мне: ему дали важное и срочное задание, с которым он справился лишь к двум часам ночи.
Антон снова посмотрел сбоку на ее четко обрисованный профиль.
— Можно один вопрос?
— Можно, — разрешила она, но, не дав задать его, сказала: — Любила ли я его? Наверно, любила. Одно время, как мне тогда казалось, очень. Во всяком случае, после я сравнивала всех мужчин, которые ухаживали за мной, с ним, и все они казались мне куда хуже его.
— Все, кроме Виталия Савельевича? — спросил Антон, стараясь не выдать иронии.
— Да, кроме него, — ответила она. — Он показался мне необыкновенным. — Она помолчала немного и добавила: — Да он и есть необыкновенный.
— В своем роде, — заметил Антон, не желая ни ставить под сомнение ее оценку мужа, ни соглашаться с ней.
— Все необыкновенные необыкновенны в своем роде, — сказала она. — Лишь обыкновенные в одном и том же роде и похожи друг на друга, как новые пятаки.
— А как, по-твоему, я: обыкновенный или необыкновенный? — спросил Антон.
Он улыбался, но Елена не видела в темноте его улыбку.
— Напрашиваешься на комплимент? — произнесла она, не ответив на вопрос. Она взяла Антона под руку и, зябко вздрогнув, прижалась к нему плечом. — Пойдем в отель, что-то холодно стало.
Они вернулись на «променад» и, держась подальше от гранитной стенки, над которой продолжали взметываться волны, пошли назад. Антон теснее прижал руку спутницы к себе и заглянул под капюшон.
— Ты все же не ответила на мой вопрос.
— Ты очень симпатичный, Антон, — сказала она серьезно. — Симпатичный и хороший. И с тобой очень легко дружить, потому что ты искренний и добрый.
— Но все же обыкновенный? — настаивал он, теперь уже без иронии: ему показалось обидным, что Елена не признала его необыкновенным, хотя до этого вечера никогда не задумывался над этим.
— До чего же вы все тщеславны, — произнесла она тихо.
— Кому же хочется быть синицей? — ядовито заметил он.
Елена, ничего не сказав, отстранилась от него, и до самого отеля они шли молча. В коридоре отеля пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам.
Глава девятая
Утром Антон и Елена снова побывали в большом казенном здании, и пожилой чиновник — он и спозаранок выглядел усталым — представил им молодого человека с прилизанными до блеска черными волосами, который тут же повез их в маленький соседний городок со странным названием «Святая Анна на море». Маленький, сплошь кирпичный городок, отделенный от моря узкой грядой песчаных холмов-дюн, поросших кустарником, был уютным и тихим. Осмотрев два отеля, которые власти, как объяснил им молодой человек, предполагали реквизировать для размещения эвакуированных детей дипломатов, они поговорили с экономками о кроватках, одеяльцах, постельном белье и прочем необходимом для детей и, удовлетворенные, вернулись в Блэкпул, чтобы первым поездом уехать. В Лондоне Антон довез Елену на такси до ее дома на Московской улице и заехал в полпредство, чтобы доложить советнику о поездке.
В вестибюле Антона остановил Краюхин и сказал, что ему дважды звонил некто по имени Фокс.
— Он не сказал, зачем я ему нужен?
— Нет, — заверил привратник. — Но сказал, что очень нужен и как можно скорее.
— А не сказал ли, где его найти?
— В кафе каком-то.
— В «Кафе ройял»?
— Похоже на это, очень похоже, — ответил Краюхин, стараясь придать себе уверенность, которой все же не чувствовал.
Коротко рассказав Андрею Петровичу об осмотренных им с Еленой отелях и услышав его нетерпеливое «хорошо, хорошо», Антон покинул полпредство, прошел до конца «частной улицы» и за ее воротами поймал такси.
Шофер, услышав «Кафе ройял», понимающе кивнул. Машина промчалась мимо парка, в потоке машин вырвалась на Оксфорд-стрит и наконец, свернув на изогнутую полумесяцем улицу, остановилась перед серым зданием с большими зеркальными окнами.
По виду «Кафе ройял» мало походило на другие кафе. Это был и большой бар, и дорогой ресторан, и фешенебельный клуб, куда впускали всех, кто имел положение в обществе, располагал толстой чековой книжкой или известным именем, В его залах и комнатах, в роскошных фойе и уютных кабинетах собирались люди, связанные с бизнесом, политикой, прессой, театром и искусством. Тут находила пристанище пестрая человеческая смесь, избавленная от узкой ограниченности общественной касты или профессии, демократичная в поведении, общительная и оживленная.
Антон нашел Фокса в баре. Он сидел за столом с уже немолодым большеголовым крупным мужчиной. Когда же Фокс, представляя ему Антона, поневоле заставил мужчину подняться, тот вдруг оказался, как горбун, низкорослым. Подав Антону толстую, вялую руку, проговорил:
— Лишауэр.
— Один из самых осведомленных людей в Лондоне, — добавил Фокс и, показав Антону на свободное кресло, спросил: — Что будете пить?
И пока Антон ждал заказанный им джин и тоник — самый дешевый крепкий напиток, — Фокс поведал Лишауэру, что встретил мистера Карзанова на вокзале в Берлине, познакомился в Нюрнберге и сдружился в поездке в Берхтесгаден и обратно. Лишауэр выслушал Фокса, не проявив интереса к Антону. Его бледно-голубые глаза оставались холодными, и улыбка ни разу не собрала морщин на большом, обрюзгшем лице. Он не улыбнулся и после того, как Фокс, предложив выпить «за новое знакомство», сказал Антону:
