Даниил Краминов - Сумерки в полдень
— Вот это «товары»! — возбужденно прошептал Фокс. — Лучших «товаров» для тех, кто хочет потопить торговый флот Англии, не найдешь. А что же Крупп поставляет англичанам взамен этих «товаров»?
— Об этом его представитель умолчал.
— Ну, конечно же, немецкие «товары» предлагает своим клиентам Виккерс-Армстронг, — саркастически произнес Фокс.
— И заметьте, Эрик, Крупп гарантирует поставку «товаров» даже в случае возникновения войны, — добавил Антон.
— Через линию фронта? — недоверчиво спросил Фокс. — Через блокаду?
— Не знаю, но представитель Крупна сказал, что клиенты могут потребовать неустойку, если фирма подведет.
Фокс взволнованно сорвал очки, протер их фланелькой, которую носил в кармане, и снова водрузил на свой длинный, прямой нос.
— А не «утка» ли это? — тихо спросил он, всматриваясь в лицо Антона пытливо и требовательно.
— Маловероятно, — так же тихо ответил Антон. — Ведь Крупп, делая предложение о поставке аккумуляторов и торпед, добивался получения заказа, а на «утках» бизнеса не сделаешь.
— Да, на «утках» бизнеса не сделаешь, — повторил Фокс и потер указательным пальцем висок: он явно волновался.
Бест ввел в комнату молодого худощавого мужчину в бархатной куртке с большим черным бантом вместо галстука. Знакомясь — он назвал себя Даули, — новый гость гордо вскидывал красивую голову с пышными, зачесанными назад волосами, и голос его был мягкий, бархатистый, говорил он медленно и как-то особенно значительно. Сразу зачислив его в аристократы, Антон подивился: зачем он тут? Вооружившись стаканом с виски, Даули сел в кресло, небрежно закинув ногу на ногу, и Антон не мог не удивиться, обнаружив, что потрепанные, но модные туфли «аристократа» надеты на голые, без носков ноги. Перехватив взгляд Антона, Даули поспешно опустил ногу и одернул брюки.
Синеглазая девушка вновь принесла тарелку с крохотными сандвичами и запасом зубочисток. Хозяйка подвела ее к Антону, сказав, что Пегги — так звали девушку — хочет поговорить с человеком, недавно приехавшим из Москвы. Пегги взглянула на него и улыбнулась, но ее синие глаза не вспыхнули тем огнем, который заметил Антон, когда девушка смотрела на Беста и Макхэя. Она сказала, что у нее так много вопросов, что не знает, с чего начать.
— Начинайте с того, какой вас больше всего интересует, — посоветовал он.
Пегги все же помолчала, прежде чем спросить:
— А у вас много безработных молодых людей?
— У нас нет безработных, — ответил Антон. — Ни среди взрослых, ни среди молодежи.
— Фил тоже утверждает это, — поспешно сказала Пегги, — а Том не верит. Он убежден, что молодые нигде и никому не нужны. Они мало что знают и ничего не умеют, поэтому, говорит Том, они обуза для родителей и общества.
— Том?
Бледные щеки Пегги вспыхнули.
— Извините, я забыла сказать: Том — мой брат. Ему скоро двадцать четыре года, и он еще нигде не работал — с начала его не брали потому, что, мол молод и ничего не умеет, а теперь не берут потому, что нет работы даже для тех, кто умеет. — Она опять поглядела на Антона вопросительно и робко. — Можно спросить еще?
— Ну, конечно, спрашивайте.
— А с чего начинают у вас свою работу молодые? Ведь они тоже мало что знают и ничего не умеют.
— С того, что в особых школах при заводах их учат знать и уметь.
— Они много платят за это?
— Ничего. Платят им. Сначала, правда, не очень много, а когда выучатся — платят больше, сколько заработают.
— Том тоже учился года два, пока папа платил за него, — сказала Пегги тихо, — а когда сам потерял работу, то перестал платить, и хозяин прогнал Тома.
— Два года учился? — удивился Антон. — И ничему не научился?
— Да, ничему, — покорно подтвердила Пегги. — Том говорит, что первый год он только убирал мастерскую, а со второго года начал понемногу помогать мастеру.
К ним подошли Горемыкин и Вирджиния. Они постояли молча, прислушиваясь к разговору. Видимо, разговор показался им неинтересным, и Горемыкин отошел к мужчинам, а Вирджиния тронула Антона за рукав.
— Скажите, мистер Кар… Кар… Извините, русские имена такие трудные.
— Карзанов.
— Скажите, мистер Карзанов, вы состоите в коллективном браке?
— Что-о-о? В каком коллективном браке?
— Мне говорили или я где-то читала, что у вас молодые люди живут вместе, делят между собой все, что у них есть, включая, конечно, и жен.
Антон вгляделся в красивое лицо с недоумением: издевается? Ясные глаза смотрели на него выжидательно и ласково.
— Нет у нас таких браков! — воскликнул он. — Нет и не было! Это все ваши газеты выдумали!
Вирджиния, опустив ресницы, вздохнула:
— Значит, в этом отношении вы ничем не отличаетесь от нас.
— В этом отношении почти ничем.
— Почти? Что значит почти?
— Наши женщины более независимы. Они работают, имеют свой заработок, решают семейные дела наравне с мужьями.
— А зачем они работают? Чтобы быть независимыми? Или из-за заработка?
— Одно не исключает другое.
Ясные глаза опять затуманились. Вероятно, Вирджиния считала увлекательным работать во имя независимости, но не для заработка. Она опять вздохнула.
— Жаль, жаль… — И отошла.
— Жаль, что такие дуры водятся на свете, — резко проговорила Пегги, глядя в спину Вирджинии, и ее глаза вспыхнули на мгновение синим, обжигающе злым огнем.
— Что еще вы хотели спросить? — обратился к девушке Антон, желая вернуться к прерванному разговору.
Пегги молча пожала худенькими плечами.
Вскоре Даули и Вирджиния, пошептавшись, ушли. Хартер, Макхэй и Бест о чем-то вполголоса говорили, и Фокс вежливо осведомился, не мешают ли им гости: он готов пожелать хозяевам спокойной ночи.
— Вы не мешаете нам! — воскликнул Бест. — Мы обсуждаем демонстрацию, которая назначена на следующую неделю.
— Что за демонстрация? — полюбопытствовал Фокс. — Опять безработные?
— Да, опять безработные, — подтвердил Макхэй. — Хотя и не только они. Будут и работающие.
— И чего они хотят? Чего потребуют на этот раз?
— Безработные хотят одного — работы, — ответил Макхэй. — И они требуют тоже одного — работы!
— И помощи, — добавил Бест. — Миллионы людей голодают или живут впроголодь.
— Скоро они будут не только голодать, но и мерзнуть от холода, — подхватила хозяйка. — Мистер Чемберлен лишил безработных даже тех жалких грошей, которые они получали прошлую зиму на покупку угля для своих каминов.
— Мы заставим его отказаться от этого! — сердито пообещал Хартер. — Горняки намерены забастовать, если правительство не окажет безработным помощи.
— Министр внутренних дел Хор приказал не допускать демонстрантов в центр города, — напомнил Фокс и добавил: — А Мосли, как говорят, заказал двадцать автобусов для переброски его чернорубашечников к центру. Они готовятся к большой драке.
— Нам к дракам не привыкать, — откликнулся Макхэй. — Но в прошлый раз, когда демонстранты легли на мостовую Уайтхолла, полиции пришлось закрыть движение наземного транспорта через весь центр и носить на руках лежавших на мостовой.
— Правда, недалеко, — уточнил Хартер. — До ближайшей полицейской машины или грузовика.
— А все равно на руках! — торжествующе воскликнул Макхэй. — Ругались, давали пинка, но все равно тащили на руках. И когда их несли, демонстранты кричали: «Работы и угля! Работы и угля!»
— Но почему демонстранты требуют наравне с работой уголь для каминов? — не удержался, наконец, Антон.
Макхэй улыбнулся, собрав на худом лице черную сеточку морщин: он понял недоумение новичка, незнакомого с лондонской зимой, холодной, промозглой и зябкой.
— Потому что камин — единственный источник тепла почти во всех домах, где живут бедняки, — пояснил он. — Центральное отопление — это роскошь, привилегия богачей.
Фокс посоветовал Макхэю быть особенно осторожным: он прослышал, что мослевцы замышляют какую-то акцию лично против него, — и, пожелав хозяйке и хозяину спокойной ночи, ушел. Стали прощаться Горемыкин и Антон.
— Может, пойдешь с ними? — сказала хозяйка Пегги. — До Кингкросс вместе, а там совсем недалеко.
— Проводим и до дому, — пообещал Горемыкин. — Пойдемте…
Пегги отрицательно покачала головой.
— Я помогу Марте…
Глава четвертая
Воскресенье выдалось на редкость погожим, солнечным, теплым, словно отступившее было лето снова вернулось. Кенсингтонский парк, где Антон договорился встретиться с Хэмпсоном, позвонившим ему утром по телефону, был свеж, чист и праздничен. Над просторными лужайками висел молочно-белый туман. И казалось, что деревья утопают в сверкающем на солнце нежно-розовом облаке. Только недавно вырытые траншеи чернели страшными ранами, удивляя и пугая прохожих.
