Лестер Туроу - Будущее капитализма
Использование политической власти для уменьшения рыночных неравенств — это образ действий, требующий тонкого чувства равновесия. Если отчуждать в виде налогов слишком большую долю дохода у тех, кто наживает его по правилам капитализма, и передавать ее другим в виде дохода, основанного не на их производственных усилиях, а на чем-то другом, то перестают действовать самые стимулы капитализма. Фирмы, у которых получается слишком большой разрыв между тем, что они платят, и тем, что они получают, просто перемещаются в другие места земного шара, где им не приходится нести высокие социальные расходы. Точно так же отдельные рабочие исчезают в подпольной экономике, где нет социальных затрат и где не платят налогов. Оба эти явления истощают поступления налогов, необходимые для оплаты программ перераспределения. Консерваторы правы, утверждая, что государственные меры социального обеспечения представляют собой чужеродные прививки на стволе капитализма. Неудивительно, что правые политические партии лишь нехотя приняли государство всеобщего благосостояния, полагая, что оно все же не так плохо, как полный социализм.
Конечно, главный вопрос в том, насколько правительство сможет помешать росту неравенства, прежде чем оно достигнет опасного предела. Это в некоторой степени зависит от того, какого рода налоги и расходы используются для ограничения разрыва в доходах. Можно собрать больше налогов, основывая налоговую систему не на доходе, а на потреблении, поскольку во втором случае от налогов освобождается инвестиционная деятельность, основная для производительности капитализма. Подобным образом, можно собрать больше налогов без отрицательного воздействия на механизмы экономического стимулирования, если эти налоги предназначаются для финансирования программ повышения квалификации, чем если они служат для оплаты программ прямой передачи доходов. В самом деле, индивид, получивший профессиональную подготовку, хотя и получил дар от правительства, но должен работать, чтобы воспользоваться этим даром. Напротив, передачи доходов позволяют индивидам эффективно избегать капиталистического процесса. Они получают, не внося никакого вклада.
Есть опыт стран вроде Швеции, где значительная масса дохода была перераспределена до того, как возникли проблемы стимуляции. Вероятно, государство всеобщего благосостояния могло бы развиваться еще долго в большинстве стран, если бы не проблемы престарелых и «второго поколения», описанные в главе 5. Но эти проблемы реальны, и государство всеобщего благосостояния отступает. В будущем оно не будет уже посредником между капитализмом и демократией. По мере того, как расширяется разрыв между верхом и низом общества, а средний слой его сужается, демократические правительства будут сталкиваться с серьезными проблемами неравной социально-экономической структуры, оставленными без внимания (6).
Демократия в смысле всеобщего голосования — очень новая общественная система; еще не доказано, что это самая «приспособленная» из имеющихся политических форм. Концепция демократии родилась очень давно в древних Афинах, но до возникновения демократии в Америке она применялась в весьма ограничительном смысле. В древних Афинах демократия не касалась женщин и большого числа мужчин — может быть, большинства мужчин, — которые были рабами. Древние Афины были, как мы бы их теперь назвали, эгалитарной аристократией. Это было не то, что мы теперь называем демократией.
Ясно, что даже в Америке «отцы-основатели» не имели в виду дать право голоса всем. Рабам и женщинам не разрешалось голосовать, и «отцы-основатели» рассчитывали, что штаты установят ограничения права голоса по имущественному положению, чего штаты, впрочем, никогда не сделали. Для введения всеобщей демократии понадобилась Гражданская война, уничтожившая рабство, и поправка к конституции, давшая избирательное право женщинам. Французская революция произошла примерно в то же время, что американская революция, но в большей части Европы, где земля имела большую ценность и давала политическую власть, демократия началась намного позже — в некоторых случаях не ранее конца девятнадцатого века; а всеобщее избирательное право — это совсем новое
ЖИЗНЬ В УСЛОВИЯХ НЕРАВЕНСТВА
Некоторые весьма успешные общества, известные из истории, существовали в течение тысячелетий с огромными неравенствами в распределении экономических ресурсов — таковы были Древний Египет, императорский Рим, классический Китай, государства инков и ацтеков. Но все эти общества имели политические и социальные идеологии, согласные с их экономическими реальностями. Ни одно из них не верило в равенство в каком бы то ни было смысле этого слова — ни теоретически, ни политически, ни социально, ни экономически. В Древнем Египте и Риме официальная идеология требовала весьма неравного раздела власти и экономических благ. В Древнем Риме большую часть населения составляли рабы, и официальная идеология полагала, что рабство подходит для людей с рабским психическим складом (7). Поскольку понятие о справедливости определяется социальным процессом, в котором главную роль играют сравнительные и нормативные референтные группы, то в древнем обществе рабство казалось справедливым и великим мыслителям, таким, как Аристотель, и самим воспитанным в этом обществе рабам (8). Политическая и экономическая сторона жизни были основаны на вере в одни и те же неравенства.
Напротив, капитализм и демократия очень несогласны между собой в своих представлениях о правильном распределении власти. Демократии потому и сталкиваются с проблемой возрастающего экономического неравенства, что они верят в политическое равенство — «один человек — один голос». Демократия производит убеждения и референтные группы, несовместимые с большими неравенствами. Капитализм также имеет немалые трудности, защищая порождаемые им неравенства рядом противоположных доводов, согласно которым эти неравенства правильны и справедливы.
Капитализм может утверждать, что экономический процесс справедлив, но он вынужден занять агностическую позицию по поводу «правильности» и «справедливости» его любого конкретного результата. Если кто-нибудь полагает, что результат процесса несправедлив, и ищет оправдания этой точки зрения, то всегда можно найти какое-нибудь место, где процесс происходит несогласно с теориями свободной конкуренции. Поэтому защитники капитализма обычно утверждают, что капитализм доставляет растущий реальный доход почти всем, и лишь изредка допускают, что при этом могут возникать неравенства. К сожалению, как мы видели в главе 2, это утверждение не оправдывается уже в течение больше двадцати лет.
Люди бывают несчастны, когда действительность расходится с их ожиданиями (падение реальной заработной платы в стране, ожидающей повышения реальной заработной платы) и когда правила успеха неизвестны и меняются (что делать, чтобы повысить свой доход, когда реальная заработная плата для мужчин падает на всех уровнях дохода?) (9). К сожалению, наш мир полон таких неуверенностей и пробелов в экспектациях.
Вторжение правительства в дела рынка на стороне проигрывающих на рынке имеет свою альтернативу — это изгнание из общества экономически слабых. Экономист девятнадцатого века Герберт Спенсер сформулировал концепцию капитализма, которую он назвал выживанием наиболее приспособленных (это выражение впоследствии заимствовал Дарвин, использовав его в своем объяснении эволюции) (10). Спенсер был убежден, что долг экономически сильного — изгнать экономически слабого из жизни. Это стремление и было в действительности секретом силы капитализма. Он устранял слабого. Спенсер создал евгеническое движение, чтобы удержать неприспособленных от размножения, поскольку это был самый гуманный способ сделать то, что экономика, предоставленная самой себе, сделала бы более грубым способом (голодной смертью). С точки зрения Спенсера, все спасательные социальные меры просто затягивали и распространяли человеческие мучения, увеличивая население, обреченное в конце концов на голодную смерть.
«Контракт с Америкой», очень спенсеровский по своему тону, предлагает возвращение к капитализму типа «выживания наиболее приспособленных». Конечно, этот документ не столь честен, как Спенсер, и отрицает, что кто-нибудь умрет с голода. С его точки зрения, не нужно никакого социального обеспечения, потому что если убрать систему социального обеспечения, то никто не упадет с экономической трапеции. Если люди будут вынуждены столкнуться с реальностью голодной смерти, то каждый энергично примется за работу. Страх вынудит их так тяжело работать (проявлять такую выдержку), что они не выпадут из игры. По мнению Спенсера, индивидуальные дефекты приводят к экономическим недостаткам, которых не могут устранить никакие социальные действия. В наши дни эта позиция отражается в таких книгах, как «Колоколообразная кривая». Люди, находящиеся на дне экономической системы, заслуживают этого, и им нельзя помочь — то и другое происходит от их личных недостатков (11).
