Валентин Турчин - Инерция страха. Социализм и тоталитаризм
Если, с одной стороны исторический материализм Маркузе приводит его к зачеркиванию творческой роли мысли, то с другой стороны, он приводит к фетишизации техники и технического прогресса. Это та же фетишизация техники, которую мы видим в советском официальном марксизме, но только со знаком минус. Маркузе видит источник всех бед — точнее, источник застоя — в современной промышленной технологии. "В этом обществе, — пишет он, имея в виду индустриальное общество, — аппарат производства стремится стать тоталитарным в той степени, в которой он определяет не только социально необходимые виды деятельности, навыки и предрасположения, но также индивидуальные потребности и стремления".14
Еще цитата: "Современное индустриальное общество посредством способа, которым оно организовало свою технологическую базу, стремится быть тоталитарным. Ибо "тоталитарной" является не только террористическая политическая координация общества, но также и нетеррористическая технико-экономическая координация, осуществляемая корпорациями, которые манипулируют потребностями людей".15
Так писать и так понимать тоталитаризм можно только, если полностью отказать человеку в способности возвышаться над средой или во всяком случае отрицать значение этой способности для исторического развития. Ибо технология как таковая меняет только среду обитания для каждого индивидуума и больше ничего. Эта новая среда является, с точки зрения биологической, не менее, а более благоприятной для развития жизни и ее высших форм: она обеспечивает удовлетворение потребностей низшего уровня, увеличивает продолжительность жизни, оставляет больше свободного времени. Если в этих условиях те формы жизни, которые мы наблюдаем, обнаруживают тенденцию не к развитию, а к застою, то причины надо искать не на материально-техническом уровне, а на уровне идейно-политическом. В частности, тоталитарный тупик — явление политическое и идеологическое. Тоталитаризм останавливает развитие путем массового физического подавления свободной мысли и творчества. Индивидууму противостоит здесь не пассивная среда, а активная человеческая сила. Пока нет этого противостояния, активного подавления свободы, нельзя говорить о тоталитаризме, это значило бы изменить сущность понятия. (Не знает, не знает товарищ Маркузе, что такое настоящий тоталитаризм!) Есть различие между человеком со связанными руками и ногами и человеком, заблудившимся в лесу. Отсутствие крупных общественных идей может быть просто следствием того тривиального факта, что на выработку идей необходимо время.
При всем том, что движение новых левых оказалось неспособным внести конструктивный вклад в эволюцию общества, оно является, так сказать, эволюционным по происхождению. Оно демонстрирует наличие в обществе, и в первую очередь, конечно, в среде молодежи, эволюционного потенциала, потребности выйти за пределы данного, совершить метасистемный переход. Маркузе ведет свою критику, опираясь на концептуальный аппарат исторического материализма, чем и обрекает ее на бесплодность. Но его целевая и эмоциональная позиции вызывают у меня полное понимание. В сущности, Маркузе критикует западное общество за то, что из всех аспектов эволюции оно сохранило лишь один аспект — научно-технический прогресс, а в остальных отношениях перестало эволюционировать, утратило творческий потенциал. Именно это, очевидно, и привлекло к его философии студенческую молодежь.
Центральной мишенью его критики является отсутствие у индивидуума внутренней свободы от общества, отсутствие личного "внутреннего пространства", которое необходимо для творчества. Из-за отсутствия этого пространства человек и общество становятся "одномерными", теряют измерение "перпендикулярное" к существующему порядку вещей.
"Сегодня, — пишет Маркузе, — в это личное пространство вторгается и сводит его на нет технологическая реальность. Массовое производство и массовое распределение предъявляют притязания на всего индивидуума, а индустриальная психология давно перестала ограничиваться территорией завода. Множественные процессы интроекции окостеневают, порождая почти механические реакции. Результатом является не приспособление, а подражание: непосредственная идентификация индивидуума с его обществом и таким образом с обществом в целом.
Эта непосредственная автоматическая идентификация (которая, возможно, была характерной для первобытных форм ассоциации) появляется снова в высокоразвитой промышленной цивилизации; ее новая "непосредственность", однако, есть продукт изощренного научного управления и организации. В этом процессе "внутреннее" измерение духа, в котором берет начало оппозиция к статус кво, сходит на нет. Потеря этого измерения, которое служит вместилищем отрицательного мышления — критической силы Разума — является идеологическим аналогом тех самых материальных процессов, с помощью которых развитое индустриальное общество заглушает и смиряет оппозицию".16
Если оставить в стороне сатанинскую роль, которую Маркузе приписывает промышленной технологии и научно-техническому прогрессу, то в остальном его обвинение современного западного общества в "одномерности", вероятно, имеет" основания. Не имея опыта жизни на Западе, не берусь высказывать на этот счет собственных суждений, но направленность критики здесь вперед, а не назад. В заключительной части "Одномерного человека", где автор набрасывает возможные альтернативы, общая направленность его мысли также вперед. Он представляет себе альтернативу как "трансцендентный проект" (почти "метасистемный переход"), то есть такую программу, которая полностью выходит за границы принятого и признанного в сфере общественной жизни. Приятно также читать те строки, где Маркузе отдает должное воображению как фактору исторического развития. Лозунг новых левых "воображение у власти", серьезное отношение к утопическому мышлению, призывы к "переопределению потребностей" — все это всегда вызывало у меня сочувствие. Мне кажется неоспоримым, что решение проблем, стоящих перед современным обществом, требует радикальных перемен, разрыва со многими представлениями и принципами, которые общественное мнение сейчас рассматривает как абсолютные и не подлежащие пересмотру.
Но одного признания необходимости "трансцендентного проекта" недостаточно. Надо придать этому проекту хотя бы приблизительные черты, а это предполагает определенную концепцию относительно причин нынешнего положения. Концепция Маркузе — несмотря на то, что он вносит поправки в теорию стоимости Маркса и в понятие отчуждения, — остается марксистской. Он ищет (и полагает, что находит) причины снижения творческого потенциала общества и расцвета потребительской психологии в способе производства: промышленной технологии, отношениях между классами и т. п. Я нахожу это нелепым. Роль среды, фона, которую играет способ производства, — важная, незаменимая роль, но это не та роль, от которой зависит ход действия. Среда, например, может быть в той или иной степени благоприятной для развития болезнетворных бактерий, но характер и ход течения болезни определяется видом бактерий, и пока мы не обнаружим этого факта и не изучим бактерии, мы не продвинемся вперед в лечении болезни. В этом примере, как и всюду, ми видим один и тот же закон: нижние уровни организации создают условия, верхние уровни — определяют развитие событий.
Ситуация, вызывающая критику новых левых, может быть описана, мне кажется, более непосредственно, в прямых, лобовых терминах, как отсутствие в культуре общества высшей цели — по крайней мере, такой высшей цели, которая удовлетворила бы молодых людей и была бы ими принята в качестве таковой. В современном западном обществе наблюдается эрозия того слоя культуры (религиозного слоя в широком смысле слова), который дает ответ на вопрос о смысле жизни. Поэтому слой культуры, связанный с материальным производством и потреблением, занимает все более доминирующее положение, становится высшим уровнем иерархии целей и планов поведения. Именно в этом, в исторически обусловленном распаде религиозного слоя культуры, а вовсе не в каких-то чудовищных свойствах современного способа производства, лежат причины того явления, которое получило название "общества потребления". Размерность, "перпендикулярная" к реальности, об исчезновении которой говорит Маркузе, это размерность высших целей.
В обществе потребления — и в этом я целиком солидарен с критикой новых левых — высшие цели устанавливаются, по существу, не человеком, а аппаратом производства. Человек перестает быть творцом и повелителем, он отдает себя во власть созданной им самим среде. Общество становится неспособным к конструктивной эволюции.
