Тило Саррацин - Европе не нужен евро
Насим Талеб выпустил в 2008 году книгу «Черный лебедь»17. Она повествует о силе невероятных событий. Их наступление вновь и вновь делает беспредметными кажущиеся надежными основы расчета статистических вероятностей, и именно в то время, когда от этого многое зависит. Таким событием для Насима Талеба был теракт 11 сентября. Из актуальных примеров в качестве «убийцы прогноза» можно было бы назвать последствия крупной аварии на ядерном реакторе в Фукусиме.
«Черный лебедь», написанный в преддверии большого финансового кризиса, дает великолепный аналитический инструмент для того, что произошло. В преддверии кризиса действовали не только жадные до денег азартные игроки. По-видимому, имелись также допустимые статистические модели о вероятности возникновения сбоя ипотечных кредитов, дифференцированные по регионам и предельным размерам ссуды под залог. Только благодаря этому стало возможным рефинансировать Subprime Loans первоклассными ценными бумагами и рассчитать для этих бумаг вероятности возникновения сбоя, которые служили основой для страхования кредитов. В системе не были предусмотрены возможные злоупотребления и мошенничество. Не предусмотрены были также масштабы и довольно однородный надрегиональный характер падения цен на недвижимость. Когда наступило незапланированное событие, то ядро в реакторе уже расплавилось и уничтожило балансовую стоимость также и там, где правили не только легкомыслие, жадность и мошенничество. Способность системы к прогнозированию в принципе была переоценена. Взаимосвязи, которые в течение десятилетий статистически были стабильными, вдруг перестали действовать18.
Общей слепоте сознания способствовало доверие к надежности и «научности» математических методов, в особенности расчетов вероятности возникновения сбоев. Ахиллесовой пятой всех моделей финансового рынка является пренебрежение психологическими элементами. Предположение, что все участники рынка ведут себя в достаточно прозрачных рыночных сделках рационально, означало, что рыночные цены отражают самый эффективный из всех миров. Этим модели частично объясняли сами себя, но не действительность. Роберт Шиллер шутил по этому поводу: «Затрагивать тему пузыря рынка акций так же безумно, как и начинать читать курс основ астрономии с астрологии. Люди в экспертных группах постоянно заботятся о собственной значимости и своем влиянии. У них создавалось впечатление, что если они слишком далеко отойдут от консенсуса, то не займут важные должности. Это относится также и к экономистам». На вопрос, почему он смотрел по-другому, Роберт Шиллер ответил: «У меня всегда был циничный взгляд на мир… Я никогда по-настоящему никого не слушал»19.
Американский экономист Нуриэл Рубини был аутсайдером. Осенью 2006 года в докладе в МВФ он предсказал кризис недвижимости, глубокую рецессию во всем мире и системный финансовый кризис, который мог бы довести до катастрофического положения хедж-фонды и инвестиционные банки. Однако натолкнулся на скепсис специалистов. В последующие два года его прогнозы исполнились полностью, и соответственно выросла его слава20.
Рубини, правда, был единственным, кто предсказал кризис как тотальный. Но об угрозах, созданных американской денежной политикой кредитных пузырей, о системных рисках и фондовых и кредитных пузырях, о невозможности остановить дефициты американского доходно-расходного баланса, о склонности американских потребителей жить не по средствам предупреждали и другие. Но они были разобщены, в меньшинстве, и их игнорировали. Рубини пишет: «Most people who inhabited those worlds ignored those warnings because they clung to a simple, quaint belief: that markets are self-regulating entities that are stable, solid and dependable. By this reasoning, the entire edifice of twenty-first-century capitalism – aided of course, by newfangled financial innovation – would regulate itself, keeping close to a steady, self-adjusting state of equilibrium»21. («Большинством людей, которые населяли эти миры, игнорировались эти предупреждения, потому что они держались за простое, странное убеждение, что рынки являются саморегулируемыми организмами, стабильными, прочными и надежными. На основании такого рассуждения вся доктрина капитализма двадцать первого века – конечно, полуавтоматизированного, по новомодной финансовой инновации – будет регулировать себя, держась ближе к стабильному, саморегулирующемуся состоянию равновесия»21.)
Среди инвесторов, банков и аналитиков преобладала также вера в то, что так будет продолжаться и дальше. Универсальность и сила этой веры создали, очевидно, и для интеллектуалов субъективную невозможность распознать имманентные риски. Лишь немногие участники рынка рано почувствовали риски, но они почти не верили сами себе, потому что никто не верил им. В период кризиса они несказанно обогатились, потому что не позволили групповому давлению омрачить их здравое суждение, и заработали миллиарды. Майк Льюис посвятил истории этих героев увлекательную книгу. Становится ясно: в некоторых ситуациях нужно иметь отклонение в поведении и отношениях, чтобы сохранить ясный взгляд на вещи22.
Таблица 6.1. Прогнозы ВВП на 2009 (реальные изменения в %)
Источник: Бундесбанк – месячные отчеты, экспертный совет по общеэкономическому развитию, оценка состояния конъюнктуры исследовательскими институтами, МВФ перспективы развития мировой экономики, комиссия ЕС экономический прогноз.
Когда кризис уже давно стал реальностью, ощутилось заметное групповое давление, которому подверглись экономисты при оценке его тяжести. Для Германии это проявилось удивительным образом, если сравнивать, как развивались прогнозы для кризисного года во временно́м сравнении. Таблица 6.1 показывает это на примере прогноза роста немецкой экономики на 2009 год.
Все прогнозисты на национальном или международном уровне всегда были одного мнения относительно роста немецкой экономики на 2009 год в каждый указанный период времени: все вместе они оценивали весной 2008 г. рост в следующем году на 1 до 1,5 %, и год спустя от –5,5 до –6 %. Это подтверждает оценку Роберта Шиллера, что эксперты не очень охотно расходятся во мнениях. В случае сомнения они скорее предпочитают заблуждаться совместно с коллегами, чем идти на риск неправильного прогноза.
Уроки кризиса
Большой экономический кризис 1929 года был спровоцирован комбинацией пузырей вздутия цен на фондовом рынке, скандалами с кредитами и сверхзадолженностью (когда пузыри лопнули). Он обострился и затянулся потому, что неправильно реагировала денежная политика.
В качестве реакции на кризис в США в 1933 году ввели законом Гласса-Стигалла разделение банковской системы, по которому операции с вкладами и кредитами были строго отделены от операций с ценными бумагами. Эта система просуществовала в США в принципе до начала девяностых годов, затем в девяностые годы она стала постепенно слабеть и, наконец, была полностью отменена. Как показал мировой финансовый кризис 2007 года, широкая отмена мер по регулированию была ошибкой.
Ошибкой было также предполагать, что финансовая система имманентно достаточно стабильна. Этим недооценивались риски все более широкой отмены мер по регулированию, растущей во всем мире глобализации и все более изощренной финансовой математики, возможности которой с электронной обработкой данных постоянно росли.
Во всяком случае, политика в области антикризисных мер с осени 2008 года реагировала правильно тем, что
– денежная политика строилась очень экспансивно,
– банки были рекапитализированы за счет государственного капитала,
– государственные бюджеты, даже ценой повышающихся дефицитов, использовались для поддержания конъюнктуры.
Но тем не менее последствия кризиса не были полностью преодолены, и также не были интеллектуально во всех отношениях обобщены его уроки. Особенно плохой привкус оставляет вывод, что современные крупные банки (и также государственные бюджеты) могли быть «too big to fail» («слишком большими, чтобы обанкротиться»). В итоге система должна быть построена так, чтобы деятели, принимающие неправильные решения, также были бы наказаны рынком. Сам кризис, в особенности то обстоятельство, что расходы на спасение банков были отнесены на счет государственных бюджетов, и тем самым на общество, в очередной раз циклически усилил постоянно подстерегающую проблему легитимации для капиталистической рыночной экономики, как это всегда происходит после больших экономических кризисов. Исходящее из США движение Occupy является сигналом этого так же, как и системная дискуссия – вызванная статьей Франка Ширмахера в газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг», ведущаяся с августа 2011 года23. Было бы неправильно, если бы в результате кризиса излишнее доверие к рынку сменилось бы излишним доверием к государству. Отмар Иссинг справедливо считает: «Утверждается, что банк, значимый для системы, берет государство, а значит, в конечном итоге налогоплательщиков, чуть ли не в заложники. Таким образом, фундамент свободных рынков начинает раскачиваться. Рыночная экономика строится на принципе, что участники могут свободно развиваться в рамках законных регулирующих механизмов»24.
