Александр Ильин - Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде
Об Иване Дмитриевиче Лаптеве я надеюсь как-нибудь рассказать особо — с этим неординарным человеком связаны и светлые, и драматические события в истории “Правды”.
Всех имен, вошедших в ее почти вековую летопись, не назовешь. В этой главе своих воспоминаний я пишу только о тех, кто — каждый по-своему — помогал газете выжить в трудные годы, кто, как бы ни складывалась его жизненная и журналистская судьба, искренне, бескорыстно оставался и остается правдистом, разделяет ее целенаправленность и целеустремленность. Да хотя бы просто помнит и ценит, что какая-то часть его творческой биографии — это служение “Правде”.
Многие из журналистов, прошедшие ее школу, сейчас возглавляют газеты, журналы, издательства, телеканалы, работают в разных СМИ. Это (по алфавиту!) и Владимир Большаков, и Валерий Бровкин, и Олег Лосото, и Георгий Овчаренко, и Владимир Любицкий, и Виктор Широков, и Владимир Чертков, и два Александра —Батыгин и Шинкин, и еще два Александра — Платошкин и Черняк, и Михаил Третьяков.
Большую, я сказал бы — уникальную (это слово почему-то всегда вычеркивал из газетных полос наш главный редактор Виктор Григорьевич Афанасьев) роль сыграл в августовские дни 1991 года Владимир Федотов. Он был своего рода“офицером связи” между редакцией и министерством печати, одним из немногих, кто мог по дружбе пробиться к министру М.Н. Полторанину, чтобы остановить произвол по отношению к “Правде”, к ее коллективу. Будучи зав. отделом местных корреспондентов и председателем профкома, Владимир Дмитриевич сделал все, чтобы на пост главного редактора избрали Геннадия Николаевича Селезнева, который всего несколько месяцев работал в “Правде” первым замом и которого большинство собственных корреспондентов на местах еще не знали в лицо…Уж и не знаю, почему так получилось, что именно Федотова уволили из редакции едва ли не с первой волной сокращения штатов…
Потом Владимир Дмитриевич работал в Минпечати, как мог, помогал родной газете.
Дело прошлое, но именно благодаря Владимиру Федотову, нам удалось отбить настырные атаки греческих друзей, которые претендовали на полное и безраздельное господство над “Правдой” — всего за каких-то 550 тысяч рублей по курсу 1992-1994 годов. Иначе говоря: сущий мизер. Но письма и обращения в Минпечати, которые они заставляли подписывать нас под угрозой немедленного закрытия газеты, долго блуждали в коридорах не столь уж большого здания на Страстном бульваре и возвращались с туманными ответами, весьма похожими на вежливый отказ.
Придет время, и я назову других людей, кто изо всех сил волокитил дело с приватизацией “Правды”. Сейчас пока не стану: одни сделались крупными госчиновниками, другие — удачливыми коммерсантами…
А Владимир Федотов, в последние годы жизни (он умер в 2004 году)копался на своих шести сотках в Подмосковье и писал мемуары (часть из них мы успели напечатать в “Правде” в год ее 90-летия). Видимо, “греческие” страницы его биографии все же не будут забыты.
…Когда вспоминаешь эти смутные годы, видишь, как много в судьбе газеты зависело от, казалось бы, случайностей, личных, чисто человеческих взаимосвязей.
Вот один любопытный факт.
Минпечати РФ, которое часто проявляло неумеренную прыть в неравной борьбе с пережитками советского прошлого, распределяло государственные дотации для СМИ, оказавшихся тогда в бездонной рыночной яме. Как бы под эгидой Комитета Верховного Совета РФ, но на самом деле по своему усмотрению, по симпатиям и антипатиям. Крохи с царского стола (и на том спасибо!) достались и “Правде”. Но поскольку и денег было маловато, и оппозиционную (прежде — официальную, близкую к верхам) прессу хотелось поскорее добить, придумали некую инструкцию, из которой вытекало, что не могут получать дотации рекламные, эротические и тому подобные издания, а также газеты и журналы, выпускаемые с участием иностранного капитала. А “Правда” как раз в это время связалась с греческими кирьосами (господами).
Мне кажется, эта закавыка и была придумана, чтобы дать возможность “Правде” умереть медленной смертью. Мол, тут нет и намека на политику, просто газета не вписалась в рынок. Ведь, например, “Известия” заключили договор с фирмой “Бурда”, о чем было всем известно, но никто им претензий не предъявлял и в господдержке не отказывал…
Группа депутатов Верховного Совета — сторонников“Правды” решила этот запрет в отношении нашей газеты отменить. По счастью, Комитет по СМИ в то время возглавил наш бывший собкор Владимир Лисин. Министром же печати был Михаил Федотов, классный юрист, но уж очень большой либерал-демократ. И вот приглашают нас с Виктором Широковым (он вел тогда в газете общественно-политическую тематику) на заседание Комитета в “Белый дом”. В повестке дня и наша проблема — по сути об отмене санкций против оппозиционной печати.
Светлана Михайловна Горяинова, секретарь, напоила нас чаем. Чувствовалось, она всей душой переживает за “Правду”, где проработала много лет.
Приехал на заседание и министр Федотов. Познакомившись с проектом нового положения о поддержке СМИ, вслух прокомментировал:
Понимаю, вы хотите внести поправки в интересах “Правды”…
И тут Володя Лисин, простите, Владимир Павлович наклоняется к министру и что-то ему говорит. Затем объявляет:
Извините, товарищи депутаты, я должен проводить министра — у него много дел.
Они с Федотовым выходят из зала заседаний. А обсуждение по докладу депутата, готовившего вопрос, уже началось — причем в самом доброжелательном для “Правды” тоне. Когда Лисин возвращается, ему остается только поставить вопрос на голосование и подвести его позитивный итог.
Но история на этом не заканчивается. Решение, конечно, принято хорошее, но денег под него пока нет. Что делать?
Сидим мы как-то ближе к вечеру с Георгием Овчаренко, тогда — парламентским обозревателем “Правды”, обсуждаем житье-бытье. Положение газеты по-прежнему — хоть плачь.
Надо обращаться к министру, — предлагает коллега.
А что? Давай я ему позвоню
Надо сказать, что демократический режим сразу же после августовского переворота озаботился тем, чтобы верхних начальников не отрывали от государственных делслучайные и никчемные люди. Некоторые руководители собственноручно составляли для своих секретарш особые списки: если позвонит Икс — соединяйте, если Игрек — меня нет, я в Кремле.
Но в этот раз секретарша без лишних слов соединила меня с министром. Михаил Александрович, кажется, только что вернулся с какого-то важного совещания, был в хорошем расположении духа.
— Пишите заявку на дотации, — выслушав нашу просьбу, коротко сказал он. — Да, да, я дам распоряжение.
(Как-то на журналистском празднике, уже в ХХI веке, мы с ним встретились, поздоровались. Я сказал:
— Вот человек, который спас “Правду”. Помните мой звонок и ваше решение о дотациях?
— Помню, помню. Недавно мы об этом вспоминали.)
Но решение Комитета законодателей Верховного Совета, согласие министра — это было лишь начало хождения по бюрократическим коридорам. Надо было обить пороги департаментов и управлений, доказать, что “Правда” отнюдь не греческое издание, что она сохранила свое юридическое лицо.
Захожу в кабинет ответственного сотрудника департамента (не помню его точного названия) по вызову тов. Мичурина. Фамилия в нашей стране известная: был такой знаменитый селекционер, который якобы не хотел ждать милостей от природы, а считал, что взять их у нее — наша задача. Раньше, в сталинскую эпоху, Ивана Владимировича боготворили, сочиняли о нем книги, снимали фильмы. Потом объявили шарлатаном, насильником над природой — почти полусумасшедшим, как и Константина Эдуардовича Циолковского, романтика космонавтики. Не мудрено, что в моем сознании фамилия Мичурин была намертво впаяна в связку: природа — ее преобразование — Иван Владимирович — милости — привои-подвои…
Рассказываю Мичурину о ситуации в “Правде”, отвечаю на острые вопросы по поводу взаимоотношений с греческими компаньонами. Чувствую, человек не просто исполняет распоряжение министра, а ищет какое-то разумное решение. И вдруг слышу:
— А ведь в “Правде” работал, и много лет, мой дядя Константин Иванович Мичурин…
Господи, да как же я о том забыл! Вот дефект человеческого сознания, уже давно подмеченный психологами: попроси назвать дерево — услышишь береза или яблоня; попроси назвать поэта — услышишь: Пушкин…Да мы же с Константином Ивановичем Мичуриным, заместителем редактора промышленно-экономического отдела “Правды”, человеком знающим и трудолюбивым, работали на одном этаже редакции. Встречались каждый день (тогда в “Правде” не знали выходных). В силу разного возраста мы не очень тесно общались — все-таки мы люди несхожих эпох. Но мое отношение к Константину Ивановичу было уважительным и корректным — как у ученика к учителю.
