Евгений Додолев - Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль
Евгений Додолев - Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль краткое содержание
Евгений Додолев
Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль
От автора
На самом деле я не могу называться автором. Даже «как бы автором» не могу. У этой книги, по сути, несколько соавторов. И самый козырной из них — Эдуард Вениаминович Савенко. Именно он отвечал на журналистские вопросы, и, кроме того, без Лимонова-писателя не было бы литераторов Наталии Георгиевны Медведевой и Ярослава Юрьевича Могутина, настоящих соавторов данного произведения. Я же — автор проекта «Новый Взгляд», который стал инструментом возвращения забытого эмигранта в Россию. Впрочем, справедливости ради, замечу: и без «Нового Взгляда» создатель скандальных опусов «Это я — Эдичка», «Дневник неудачника», «Подросток Савенко» и «Молодой негодяй» вернулся бы на Родину. И как писатель, и как гражданин.
Сегодня Лимонов воспринимается как маргинальный политфункционер. А когда-то был — в глазах социума — неординарным писателем и супругом экстравагантной певицы Наталии Медведевой, которую не раз арестовывали в Штатах. Лимонов всегда шокировал публику. И когда, будучи сертифицированным антисоветчиком, называл Солженицына расчетливым, хитрым литератором-интриганом, с тяжелой формой мании величия и когда утверждал, что «так называемые депортации были акциями справедливого возмездия; мудро поступил Иосиф Сталин, знавший Кавказ».
Лимоновские соратники, которые публиковались с его подачи в «Новом Взгляде», тоже генерировали скандал за скандалом. Александр Дугин определил «политический гомосексуализм» как синдром постмодернистической политики. А Владимир Жириновский вообще вступил на страницах нашего проекта в полемику с Лимоновым-Савенко как членом теневого кабинета ЛДПР. Ярослав Могутин утверждал, что факт участия Лимонова в теневом кабинете Жириновского объясняется исключительно их взаимной сексуальной симпатией друг к другу, и публиковал у нас совершенно провокационные реплики на тему «Почему евреи не любят Лимонова?», поскольку вычислил для себя: две темы в одном флаконе — гомофобия и антисемитизм — являются трамплином, с помощью коего он сможет покинуть Россию, как некогда покинул малую родину. Впрочем, со временем Слава подверстал сюда и чеченскую тематику, что сработало в полный рост.
Могутин записывал беседы не только со своей ролевой моделью — Эдуардом Лимоновым, но и бывшей подиумной моделью Наталией Медведевой, супругой № 3 скандального писателя. И даже с ее предшественницей, второй женой Эдуарда — поэтессой Еленой (Козлик) Щаповой (Contessa Elena Sciapova de Carli, для нее это был тоже второй брак), которая затем, по ее словам, вышла за графа де Карли и которой Лимонов при знакомстве солгал насчет своего возраста… прибавив себе семь лет (она скептически относилась к молодым). Елена рассказывала Славе про его наставника:
— Это был провинциальный юноша, который только что приехал из Харькова, никому не известный. Для него женитьба на мне была большим событием, потому что я была светская дама, а Лимонов в то время шил брюки, и его никто не знал как поэта. В Москве он был знаменит исключительно шитьем брюк. Но Эдуард мне понравился, я влюбилась в его стихи. Когда я познакомилась с его поэзией, мне это было очень близко, это было похоже на то, чем я занималась в то время. Конечно, он сильно переживал социальное неравенство, существовавшее между нами. Он достаточно самовлюбленный человек, поэтому все это было для него тяжело. Были какие-то эксцессы, истерики, поэтому я просто отказалась ходить с ним в светские дома своих старых приятелей, чтобы не ставить его в дурацкое положение. Конечно, все от него чего-то ждали, смотрели на него через лорнет. И он очень смущался из-за этого, сильно комплексовал. Я была очень богатой, мой муж был одним из самых богатых людей Москвы и официально считался миллионером. И я ушла к Лимонову, у которого не было ни кола ни двора. Нам предоставил свою мансарду Бачурин, и мы ушли жить к нему на чердак.
Назвать, не мудрствуя лукаво, орган партии нацболов «Лимонка» посоветовал тот же Могутин, и он же, кстати, сочинил один из текстов первого номера — «Без интеллигентов: Утопия». Эти двое были близки как родичи. Однако позднее, как признался мне сам Могутин, общение свелось лишь к парикмахерским экзерсисам: помимо прочих знаменитостей и знакомых Слава обрабатывал ножницами и голову Лимонова. После бегства своего воспитанника в США Эдуард обосновался в могутинской квартире на Арбате. Жилец оставил там все свои вещи, включая бюст Вэна Клайберна и раритетную скрипку (игру на коей он, впрочем, забросил задолго до вынужденной эмиграции, предпочтя совсем другие игры). Обо всем этом и рассказано в настоящей книге.
Раздел I. Так начиналось
Дабы избежать упреков в подтасовке фактов, я решил воспроизводить записи 20-летней давности без купюр и коррекции. Многое покажется смешным и нелепым, но кое-что и провидческим окажется.
«Не путайте меня с Лимоновым». Первое интервью «Новому взгляду» (1992 год)
Имя Эдуарда Лимонова в первую очередь ассоциируется с отголосками какого-то скандала. Где-то что-то краем уха слышали: не то он гомик, не то шизик, не то засланный за бугор агент Кремля. Хотя журнал «Знамя» еще в 1989 году опубликовал его роман «У нас была великая эпоха», куда более известна вышедшая в России в конце 91-го года книжка «Это я — Эдичка», выдержавшая за четыре месяца четыре издания общим тиражом около миллиона экземпляров. А уж в «Эдичке» натуралистически выписанных сексуальных сцен, отборного русского мата, с помощью которого предпочитает изъясняться главный герой, — в избытке. Это, понятно, тоже работает на создание имиджа Лимонова — этакого смутьяна и скандалиста.
… Дверь гостевой квартиры в доме на Герцена открыл седеющий мужчина среднего роста. Галантно помог избавиться от верхней одежды, предложил разуться:
— У меня туфли чистые, а вы с улицы. Если бы вы были сегодня единственными гостями, а то ведь еще люди придут. — И добавил, словно извиняясь: — Кстати, в Швеции тоже в квартирах обувь снимают.
Леша Азаров, фотокорреспондент, попытался что-то спросить:
— Эдуард. э-э, извините, как ваше отчество? Ответ последовал без задержки:
— Амвросиевич.
Пока Леша приходил в себя, я решил перехватить инициативу:
— А действительно, какое обращение вы предпочитаете — господин, товарищ, сударь?
— Мне больше нравится собственное имя — Эдуард.
Детство босоногое мое
— Родился я в 43-м году в Дзержинске Горьковской области. Отец мой был тогда солдатом, позже, окончив военную школу, стал офицером. Году в 47-м мы осели в Харькове. Я пришел в сознание в рабочем поселке, там провел детство, отрочество, юность. В 9 лет я уже убегал из дома, в 15 начал воровать. Чудом не загремел в тюрьму, с превеликим трудом закончил десятилетку. Это было нормально, типичная судьба пацана с окраины большого индустриального города. Дорога вела на завод или за решетку. В институт попали единицы. Поскольку я к ним не принадлежал, то оказался на заводе. Работал монтажником-высотником, потом сталеваром в литейном цехе, ну и так далее.
— В пока не изданном в России романе «Подросток Савенко» вы описываете Харьков 58го года, рассказываете, как вместе с местной шпаной «бомбили» магазины, разбойничали. Причем в ваших устах это звучит совершенно естественно, будто речь об игре в футбол или походе в кино.
— Я в самом деле не вижу в этом ничего удивительного. Повторю, гораздо более странно, что не угодил в тюрягу, хотя, например, мой приятель Костя Бондаренко в 62-м году получил высшую меру наказания. Понимаете, для нас это были не преступления, а доказательства доблести. Началось все с того, что вместе с дружком Вовкой Боксером я высадил витрину магазина и украл деньги, спиртное. После такие набеги стали повторяться. Мы совершенствовались, превращались в мастеров. Этим занятием я пробавлялся до 20 с лишним лет. Уже работал на заводе, даже на заводской доске почета висел. Видно, одно другому не мешало.
— А с правоохранительными органами не было проблем?
— По мелочам. Конечно, стоял на учете в милиции, как все нормальные люди, получал по 15 суток. Подростком я много пил, меня несколько раз подбирали на улице, приносили домой мертвецки пьяного. Я считал, что мужчина должен уметь надираться. По субботам мы ходили в самый большой ресторан города «Кристалл» и выпивали по 800 граммов коньяка… А что? Я и сейчас выпью шестьсот без проблем, но алкоголиком, как видите, не стал.
Завоеватель Москвы
— Эрнст Неизвестный рассказывал мне, что в конце 60-х вы шили ему штаны, что какое-то время подрабатывали портным.
— Абсолютная правда. Перебравшись в 67-м году в Москву, я оказался без средств к существованию. Я ведь в Харькове не только коньяк попивал и магазины грабил, ной с 15 лет стихи писал. Прослышав, что в Москве существует СМОГ — Союз молодых гениев, рванул в белокаменную. Поэзия поэзией, но жить-то на что-то надо было. А у меня московской прописки нет, кто же без нее на работу возьмет? Вот и шил брюки. Научился этому совершенно без чьей-либо помощи, сам. Я никогда не стремился заработать много. Лишь бы хватало на еду да была тридцатка за комнату. Семь московских лет, пока меня не выставили из страны, были тяжелыми. Сегодня я вспоминаю их в романтическом ореоле, хотя моя первая жена Анна, она делила со мной все эти трудности, в конце концов психологически сломалась, долго лечилась, а в 90-м году покончила с собой, выбросилась из окна. Искусство превыше всего. Я ел состоявшие почти из одного хлеба микояновские котлеты по 60 копеек за десяток и мечтал о славе. За первую московскую зиму я похудел на 11 кило. Я несколько месяцев простоял у дверей Дома литераторов, чтобы попасть на семинар Арсения Тарковского. Меня не пускали, гнали, но я все-таки попал. Правда, выяснилось, что Тарковский абсолютно бездарный учитель, его лекции не представляли никакого интереса, более того, он не давал нам свободно читать стихи. А я ведь ехал в Москву, чтобы меня услышали. Словом, я устроил на семинаре восстание.
