Пирс Рид - Женатый мужчина
Мэри только рассмеялась — тем же нервным смешком.
— А я никогда не подумала бы, что именно с Генри.
— Я тем более.
— Немного же стоит дружба в наши дни.
— Да.
Гай вернулся с бутылкой виски. Джон налил в три стакана по двойной порции и добавил воды из-под крана.
— Что вы сказали детям? — спросила Мэри.
— Просто: мама умерла.
— Я тоже, но рано или поздно они все равно узнают. Одного понять не могу — как это прошло мимо газет. Я все ждала заголовков: «Супруга лейбориста убита в любовном гнездышке с банковским клерком», коль скоро такое случилось.
— Надеюсь, это не попадет в газеты.
— А что мы друзьям скажем?
— Правду.
— Тогда-то уж все непременно выплывет наружу.
— Когда-нибудь, конечно.
— Лишь бы не до выборов, да?
— Да.
— Ну, в общем я вас не порицаю. Жизнь должна продолжаться. Но как мне жить дальше, как?..
— Ну-у… — Джон не знал, что сказать.
— Генри был свинья, — сказала Мэри, — но он был моей опорой в жизни.
— Я знаю.
— Слушайте, а вы не согласитесь время от времени куда-нибудь со мной ходить?
Он не сразу понял.
— Конечно.
— Только ведь у вас есть эта шлюха — Паула Джеррард.
Она залпом выпила виски и поднялась.
— Ну, всегда можно обратиться к Микки, — сказала она, поднимаясь. — Мне пора. Детей надо купать. Просто захотелось повидать вас. Что вы делаете вечером?
— Я…
— Конечно. Не пренебрегайте своим алиби.
— Я не убивал их.
— Знаю. Я тоже. А вы? — Она повернулась к Гаю.
— Что — я?
— Вечером вы свободны?
— Абсолютно.
— Давайте сходим в кино.
— О'кей.
— Заходите за мной… около восьми.
Она ушла успокоившись, даже повеселев. Джон проводил ее до парадной двери.
— Тоскливо быть обманутой женой, а? — сказала она. — Я еще понимаю, если б он погиб в авиационной катастрофе. А тут — сплошная гадость. Извините. Вам ведь не легче. С той разницей, что у вас есть эта потаскуха. Ну, так до встречи? Или нет. Это мы ведь с Гаем встречаемся. Не беспокойтесь, я его не съем. — Она подалась вперед и приложилась к щеке Джона. — Не забывайте меня, ладно?
— Ладно.
— Мы же можем остаться друзьями. — Она взялась за ручку двери. — Да, кстати, как нам быть на их похоронах? Как в таких случаях поступают? Я ведь должна дать объявление в газете. Чертов этикет.
— Не ездите на похороны Клэр.
— Хорошо. А где ее хоронят?
— В Бьюзи.
— Генри тоже хоронят в Норфолке. На семейном кладбище. Так что они будут почти рядышком. Милях в четырех-пяти друг от друга. Так близко и так далеко. Ха-ха. Вы видели его? Мне пришлось опознавать труп. Неважно. Червям все едино. — Она открыла дверь. — О господи, как бы мне хотелось, чтобы он сказал мне сейчас: заткнись. Пока. — Она вышла, не взглянув в его сторону, и закрыла за собой дверь.
Глава четвертая
На похороны Клэр в субботу были приглашены только ближайшие родственники, тем не менее прибыли многие из знакомых Лохов по Норфолку. Хоронили на англиканском кладбище, рядом с домом священника: служил католический священник, не преминувший упомянуть историю с начертанным кровью крестом на полу и умолчавший при этом об убитом любовнике.
Джон стоял у могилы с обоими детьми. Лицо его ничего не выражало по причине полного отсутствия мыслей. Том, по правую руку, стоял серьезный, видимо считая, что от него ждут серьезности; Анна же, по левую руку от Джона, изо всех сил старалась побороть волнение от непривычной обстановки. Обоим сказали, что в гробу лежит их мама, но, похоже, до них это не дошло.
— Вот это и будут хоронить? — шепотом спросила Анна у отца, не веря, чтобы в сырую землю могли зарыть нечто столь красивое, с такими блестящими серебряными ручками.
Юстас держался очень прямо, поддерживая Элен, опиравшуюся на его руку. Он был в темно-сером костюме старого покроя, тщательно сохраненном от моли и придававшем ему непривычно элегантный вид. Голову он держал как на параде, уставясь в одну точку, а может быть, просто смотрел поверх толпы на белые облака в небе.
Лица Элен было почти не видно под серой вуалью. Джон заметил, что она время от времени ободряюще улыбалась детям, но ни разу не взглянула на него: может быть, подумал он, она винит его в случившемся или боится, как бы он не отказался от своего рассказа о кресте, потому что, когда священник упомянул это в своем слове, она энергично закивала, словно Клэр, пусть нашедшая смерть в супружеской неверности, уже была причислена к сонму остальных Дэнси, погибших за свою веру.
Потом присутствующих пригласили на поминки. Соседей не приглашали, но их явно ждали здесь, потому что в гостиной с выцветшими обоями было наставлено множество бокалов и женщина в переднике, пришедшая помочь, наполняла их хересом. Входя, все эти люди обменивались рукопожатием с Юстасом и Элен, выражали соболезнование и сочувствие, но Джона обходили, точно не знали, как себя вести с ним. Одна лишь мать, приехавшая из Йоркшира, войдя, как-то очень уж театрально поцеловала его в щеку и с трагической миной прошествовала дальше, непринужденно переговариваясь с присутствующими, словно это были соседи ее, а не Лохов.
Джон, сначала не заметивший, что его избегают, держался с детьми, чинно прохаживавшимися среди гостей; когда же дети убежали на кухню за сандвичами и булочками с сосисками, он подошел к одной группе гостей, к другой и почувствовал (или так ему показалось), что его принимают сдержанно, неодобрительно. Это его возмутило и обозлило. Кто они такие? Зачем пришли? Как они смеют считать его непрошеным гостем — ведь это же похороны его жены! Они что, знают о Пауле? Юстас и Элен перемывали ему косточки? Или это потому, что он баллотируется от лейбористов? А может, по их понятиям, адюльтер и его политические взгляды неотделимы?
Он вышел из гостиной в библиотеку — два полена тлели за каминной решеткой. Он присел на корточки и стал раздувать огонь. Когда заплясали язычки пламени, он поднялся, подошел к окну и долго смотрел в сырой голый сад. Трудно поверить, что эти мертвые деревья и кусты оживут и снова покроются листьями и цветами. Поедет он в Бьюзи летом? Наверное, нет. Это дом Клэр, не его, а коль скоро Лохи склонны считать его виновным в смерти дочери — возможно, даже в ее неверности, — лучше ему с ними не встречаться. Дети пусть едут, одни или с няней. Придется нанять няню, но будь он проклят, если еще раз появится в Бьюзи, чтобы видеть эти укоряющие взгляды.
Он слышал по голосам в коридоре, что гости расходятся. Повернулся и снова подошел к камину. Посмотрел на часы: сославшись на выборы, он объявил, что должен будет сразу уехать в Лондон, но до ближайшего поезда из Кромера оставалось еще два часа. Он стоял спиной к камину, ощущая тепло в ногах от огня, и разглядывал корешки на книжных полках. Глаза выхватили вдруг «Смерть Ивана Ильича». Он подошел и взял книгу с полки, она была там, где он оставил ее летом, — между «Скоттом в Антарктиде» и «Оксфордским словарем личных имен». Подумать только, всего несколько месяцев назад какая-то выдуманная история могла до такой степени перевернуть ему душу, хотя реальная жизнь… Он раскрыл книгу, пробежал глазами страницы и вспомнил, как лежал тогда без сна, ненавидя Клэр, убежденный, что он умирает, а она будет жить вечно. И вот теперь… Как там все кончается? Он открыл последнюю страницу… «Он хотел сказать еще "прости", но сказал "пропусти" и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукой, зная, что поймет тот, кому надо». Да, конечно, этот человек умер раскаявшись. Как и Клэр. Джон захлопнул книгу и поставил ее на место.
Глава пятая
Всеобщие выборы состоялись 28 февраля. К полуночи в избирательном округе Хакни-и-Харингей были подсчитаны голоса, и результаты объявлены в муниципалитете Хакни. Джон Стрикленд был избран большинством в 8328 голосов. Сторонники Джона приветствовали его дружным «ура», и он произнес короткую речь. После этого состоялся прием в помещении избирательного комитета, на который Джон явился с Паулой, не объясняя, кто она и что.
Он победил почти таким же большинством, что и О'Грэйди на выборах 1970 года, но уже к моменту объявления результатов стало ясно, что консерваторы по всей стране не получили поддержки, на которую рассчитывали: кандидаты от лейбористов и либералов прошли всюду с небольшим перевесом. На грубо сколоченном столе был установлен телевизор, и счастливые товарищи Джона оглашали помещение воплями восторга всякий раз, как объявлялись победные результаты по другим округам и при каждом появлении на экране лидера лейбористов Гарольда Вильсона, но это был рев футбольных болельщиков, чья команда ведет в счете, а не леденящий душу крик революционеров, взывающих к мести; помимо восторженной приподнятости от одержанной победы, Джон испытывал еще и чувство профессионального удовлетворения: его трезвый анализ общественного настроения оказался более точным, чем истерические прогнозы его друзей из среднего сословия.
