Владимир Козлов - Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.
Июль 1960 г. Ингушский погром в Джетыгаре
Богачи Сагадаевы. События 31 июля 1960 г. начинались как типичное «целинное» столкновение между местными (постоянными жителями города — ингушами) и пришельцами. Однако дальше все пошло по необычному сценарию. Местные жители (не ингуши) не только не дали отпора чужакам, но присоединились к ним, Привнеся в конфликт вопиющую жестокость.
Ингушская семья Сагадаевых (фамилия изменена) была традиционной по своему составу — многодетная (14 детей), объединявшая под одной крышей три поколения. Главе семейства, пенсионеру, было 58 лет. Двое сыновей имели «хлебные» профессии зубного техника. Один работал в больнице, другой практиковал на дому. Два других сына были шоферами — работа, которая в провинции всегда считалась источником надежного дохода и «левых» заработков. Достаток, и немалый, в доме был. Семья купила две новых автомашины «Победа» — и одной было бы достаточно, чтобы прослыть на всю жизнь богачами. В доме хранилось много дорогостоящих тканей, большое количество пшеницы и другие нужные и дефицитные в то время вещи, например, 138 листов кровельного железа. Все это в то время нельзя было просто Купить, нужно было еще и «достать», «уметь жить», что в народном сознании ассоциируется обычно с хитростью и изворотливостью, а также с некоторой «неподсудной» нечестностью. Одного из братьев подозревали в том, что накануне событий он с помощью нехитрой махинации сумел похитить 2800 кг зерна. В возбуждении уголовного дела было отказано, поскольку подозреваемый был зверски убит во время беспорядков.[322] Сведения о предполагаемом хищении попали даже в обвинительное заключение по делу одного из убийц, как бы оправдывая косвенно его поступок.[323] Все остальные подозрения не подтвердились.[324]
Семья, судя по всему, жила довольно замкнуто. Сыновья, если верить сообщениям милиции, держали себя как «хозяева жизни», «вели себя по отношению к гражданам вызывающе, были случаи хулиганских проявлений с их стороны».[325] Подобное агрессивное самоутверждение, как мы знаем, было довольно, типично для многих конфликтных групп на целине и новостройках.
Оно представляло собой парадоксальную форму адаптации к чужой и чуждой среде в условиях глубокого культурного стресса. Особенность данной ситуации, отягощенной этнической конкуренцией, только в том, что в роли конфликтной группы выступает не случайное или формирующееся сообщество людей, а сплоченная как единое целое семья. И семья эта вызывала зависть и раздражение населения города Джетыгара. В обвинительном заключении специально подчеркивалось, «одной из причин массового беспорядка и самосуда над лицами ингушской национальности явилось то, что пострадавшие… вели подозрительный (преступный) образ жизни».[326]
Толпа и демобилизованные моряки.В беспорядках по разным сведениям участвовало от 500 до 1000 жителей города Джетыгара. Следствие утверждало, что «вовлечению в групповую драку большого количества жителей гор. Джетыгара способствовало, главным образом, подстрекательство и активное участие в бесчинствах ранее неоднократно судимых и морально разложившихся лиц, большинство из которых были пьяны».[327] Однако большинство осужденных не были в прошлом судимы, а биографии имели ничем не замечательные. Вообще же местные жители предстают в материалах дела как некая аморфная и безликая масса — толпа, почти лишенная индивидуальностей, но воодушевлявшая своим грозным дыханием активных участников конфликта. В деле постоянно мелькают некие неназванные люди — то подростки, которые принесли родительское ружье и передали участникам нападения, то похитители украденного имущества (украденного уже у самих погромщиков), то распространители слухов, собравшие толпу у дома Сагадаевых. Больше о них ничего неизвестно, они как бы на миг возникали из толпы и тут же снова растворялись в массе людей. Общей для всех была ненависть к «нечестным богачам» Сагадаевым. «Нечестность» еще можно было простить, «все не без греха», но нельзя было простить «богатство». Лишь однажды в материалах дела мелькнуло упоминание о Н. Г. Ершове (фамилия не изменена), призывавшего участников погрома к порядку, за что его тут же ударили по липу.[328]
Демобилизованные моряки (их столкновение с одним из Сагадаевых и его другом стало прелюдией погрома и массовых беспорядков) представляли собой довольно типичную «целинно-новостроечную» конфликтную группу. Они были «чужаками», только что приехали в город (с момента приезда до кровавых событий прошло меньше месяца), учились на курсах шоферов, жили в 8 километрах от города, получали очень маленькую стипендию, и, кажется, были не очень довольны жизнью: развлечений мало, в клубе автобазы нет ни кино, ни проигрывателя, ни шашек с шахматами.
В агрессивных действиях моряков не чувствовалось ни этнической неприязни, ни какой-то особенной социальной зависти к Сагадаевым. Слишком плохо они еще знали город и горожан. В письме-жалобе бывших матросов Балтийского флота, направленном вскоре после событий Л. И. Брежневу, говорилось только об одном, достаточно стандартном для конфликтных сообществ мотиве — столкновении с группой-конкурентом. Незадолго до погрома ингуши обругали и избили на танцах одного из демобилизованных моряков.[329]
31 июля 1960 г. демобилизованные матросы выпили по случаю Дня военно-морского флота и пьяные бродили по городу. Около 3 часов дня трое моряков оказались в центре города, у плотины. Там возле грузовой машины стояли Сагадаев и его друг-татарин, тоже пьяные. Все участники конфликта, вспомнив прежние обиды, повели себя агрессивно и вызывающе. Один из моряков ударил татарина, в ответ ему до крови разбили нос. Разгореться драке помешали трое прохожих (судя по фамилиям, ингуши или татары). Они разняли драчунов.
Сагадаев с товарищем уехали. А оставшиеся моряки затеяли драку с новыми противниками. На место событий прибыла милиция. Пострадавшего с разбитым носом отправили в больницу. О драке узнали его товарищи (15–20 человек) и кинулись разыскивать злополучную троицу обидчиков. Поиски закончились неудачей. Но моряки не унимались, искали дом Сагадаевых. Милиция, предвидя недоброе, попыталась ликвидировать конфликт и задержать Сагадаева и его друга «для выяснения», но опоздала. У Сагадаевых милиционеры оказались почти одновременно с группой решительно настроенных моряков.[330]
Побоище у дома Сагадаевых.Когда милиция выводила Сагадаевых со двора, к ним подбежала большая группа бывших матросов и стала избивать задержанных. Те с помощью милиции вырвались и скрылись в доме. К этому времени у усадьбы уже собралась большая толпа местных жителей (от 500 до 1000 человек). Раздались призывы расправиться с Сагадаевыми. Некоторые призывали к неповиновению милиции. Возбужденная толпа начала штурм дома, в окна посыпались камни и палки.
Семья готовилась к самообороне. В доме оказались две мелкокалиберные винтовки и три охотничьих ружья, на которые у Сагадаевых имелось разрешение от милиции — очевидно, будущие жертвы чувствовали себя неуютно в городе и заранее готовились защищать себя и свое добро. В конце концов, на агрессию толпы шестеро оказавшихся в доме мужчин ответили стрельбой. Кажется, стрельба велась прицельно — по морякам, которые выделялись из толпы своей формой.[331] Одна пуля случайно задела милиционера. По данным служебного расследования, он прибыл на место происшествия в разгар событий, увидел нескольких человек, раненых Сагадаевыми, получил легкое ранение в лицо и «открыл стрельбу из имевшегося у него служебного пистолета по дому».[332]
Сотрудники милиции попали в двусмысленную ситуацию. С одной стороны, они пытались остановить беспорядки и защитить Сагадаевых, с другой — после начала стрельбы фактически приняли участие в штурме вместе с толпой. Следствие отмечало впоследствии «отсутствие должной организации» в действиях милиционеров и прибывшего на место происшествия войскового подразделения — 20 безоружных солдат из автобатальона частей ПВО. На деле это означало применение военными гексахлорановых шашек, беспорядочную стрельбу милиционеров по дому и т. д.[333] В результате значительная часть толпы просто перестала понимать, что происходит. То ли они на свой страх и риск громят дом «богачей», то ли помогают начавшей штурм милиции, то ли милиционеры и солдаты пытаются спасти от расправы ингушей. Ожесточение нарастало по мере того, как выстрелами из оборонявшегося дома были ранены около 15 человек местных жителей и демобилизованных матросов (один человек впоследствии умер в больнице).
Оружие оказалось и в руках нападавших. Началась ответная стрельба. К дому подъехал самосвал, под защитой его поднятого металлического кузова атакующим удалось приблизиться к забору. Кто-то забрался на крышу дома и бросал оттуда камни. Один из подсудимых в своей жалобе впоследствии так описывал ход событий:[334]
