Пирс Рид - Женатый мужчина
— Ты будто в облаках витаешь, — заметил Гордон как-то вечером, когда они сидели в пивной. — Я толкую, что Хит пытается стать у нас новым Франко и установить корпоративное государство, а ты только улыбаешься.
Джон тряхнул головой, словно это могло прогнать образ любовницы, вечно теперь стоявшей перед глазами.
— Извини, — сказал он.
— Ты что, потерял интерес к политике?
— Нет.
— Нервы сдают?
— Нет.
— Ну так вот, дела складываются преотвратительно.
— Знаю. Не волнуйся. Я тебя не брошу.
Гордон задумчиво помолчал.
— Какие-нибудь сложности с Клэр?
— Есть немного. Она считает все это пустой тратой времени.
Гордон подождал продолжения, но, видя, что тот молчит, сказал:
— Ну, ладно, не буду совать нос в чужие дела. — И вернулся к разговору о членах Главного административного комитета, которые колебались в выборе между Джоном и О'Грэйди. — Нелепо, что они до сих пор не могут решиться: ведь твои противники — троцкист-пакистанец да восьмидесятилетний фашист. Но некоторые относятся к тебе с недоверием. Слишком складно говоришь. Оксфорд, частная школа. Чересчур высокие доходы и вообще без году неделя занимаешься политикой.
— Их нельзя за это упрекать, — сказал Джон.
— Упрекать-то нельзя, — сказал Гордон, — но им следовало бы понять, что они выбирают члена парламента, а не премию присуждают… — Он продолжал говорить со своим неизменным шотландским акцентом, а Джон вернулся к мыслям о Пауле, и на лице его снова застыла блаженная улыбка.
Ее тело, такое красивое в одежде, было менее привлекательным в постели. Свежая, налитая, цветущая красота молодости, некогда воспетая Ренуаром, вышла из моды, однако худая, длинная девица вроде Паулы, мечта современных модельеров, без одежд явно проигрывала: выпирающий таз, обтянутые кожей ребра, недоразвитые, непропорционально маленькие груди.
Похоже, ей нравилась нынешняя свобода нравов — она не стеснялась ходить перед Джоном голой, — но в постели она просто терпела, пока все кончится.
Джон это чувствовал, но не огорчался. Хотя прежде он был недоволен женой, ее пассивностью и безразличием в постели и рисовал себе куда более бурные восторги — сейчас он наслаждался самим фактом обладания Паулой. Так, pвtй de foie gras и шампанское тоже не очень-то нравились ему. Он просто наслаждался обладанием такой редкостной и дорогой женщиной, как Паула Джеррард: у Джона, как и у большинства мужчин, сексуальное влечение возникало под влиянием психологического побуждения, и поэтому скорее по велению разума, нежели чресел, он утверждал свою власть над этой скелетоподобной обладательницей звучного имени и огромного состояния.
Как-то вечером — это было в ресторане, когда они сидели за столиком при свечах, — Паула пожаловалась, что давно не видела его при свете дня. Он предложил завтра же пообедать где-нибудь вместе, но она спросила, не могли бы они встретиться в субботу утром.
Джон помрачнел:
— По субботам я обычно бываю занят с детьми…
— Вот и привези их. Пора мне их повидать. Джон продолжал сидеть все с тем же мрачным видом.
— Клэр что, тоже бывает с вами? — спросила Паула.
— Не в этом дело. Она будет рада отдохнуть от них. Но если я привезу их сюда…
— Зачем же. Мало ли в жизни случайностей. Мы можем встретиться где угодно. В Найтсбридже, скажем, и потом где-нибудь вместе выпьем кофе.
В субботу утром Джон предложил свозить детей в город, чтобы Клэр могла спокойно походить по магазинам. Его предложение было с восторгом встречено всеми тремя членами семьи; в десять они отбыли и встретились с Паулой, как было условлено, возле универмага «Харродз». Джон познакомил Паулу с детьми, она крепко пожала им руки и одарила сияющей улыбкой, дотоле незнакомой Джону, — должно быть, это у нее от матери-американки, решил он.
Они вошли в огромный магазин и сели за столик в кафетерии. Дети потягивали через соломинку кока-колу, а взрослые пили кофе. Джон попытался было завести с Паулой окольный разговор, но она едва ему отвечала, занятая болтовней с детьми об их школьных делах, рождественских подарках, при этом продемонстрировав (Тому) незаурядные познания в футболе и (Анне) основательное знакомство с современными популярными песнями.
Дети приняли ее сразу. Они всегда радовались поездке в Уэст-Энд, а эта элегантная женщина, которая была с ними так добра, казалась просто сказочной феей, сошедшей с витрины, где нарядные манекены демонстрировали красивые дамские наряды. Такой же она показалась и Джону, а когда он расплатился и они вышли из кафетерия, Паула, как он и опасался, повела Тома и Анну в отдел игрушек. Они шли среди заставленных всякой всячиной полок, и он никак не мог решить, как намекнуть детям не говорить маме, что какая-то незнакомая дама купила им подарки, иначе придется объяснять Клэр, чего ради Пауле пришло в голову это делать, но тут Паула сама подсказала выход из положения. Она нагнулась к детям, обняла их за плечи и сказала:
— Теперь выбирайте, что вам нравится, а я попрошу вашего папу купить вам это.
Том и Анна пошли искать и выбирать, а Паула осталась с Джоном.
— Ты ведь не возражаешь? — спросила она.
— Они только что получили рождественские подарки, а сейчас это уже баловство.
— Я хочу им понравиться.
— Ты им и так понравилась.
— Просто ты жадничаешь, — сказала она и улыбнулась.
— Не в этом дело, — сказал он. — Как раз лучше заплатить мне…
— Я тоже так думаю, — сказала она, — но деньги я тебе верну.
— Совсем не обязательно.
— Верну, только не сию минуту. У меня нет с собой.
— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала. — Он казался раздраженным. Паула собиралась что-то еще сказать, но тут подошла Анна с куклой, умевшей плакать и мочить пеленки, а за нею Том с новым вагончиком для своей электрической железной дороги.
— Что это за «прекрасная дама», которую вы встретили в универмаге? — поинтересовалась Клэр, когда они переодевались в субботу вечером, собираясь ехать на ужин.
— Паула Джеррард.
— Мне бы хотелось как-нибудь познакомиться с ней, — сказала она. — По-моему, ты собирался пригласить ее к нам на ужин.
— Ты же сама сказала, что она будет раздражать наших друзей.
— А детям она понравилась, видимо, не так уж она и плоха.
— Значит, им ты доверяешь больше?
Она смущенно улыбнулась и скинула халат, в котором вышла из ванной, где мыла голову. Увидев ее нагую, Джон был потрясен: она же куда лучше Паулы Джеррард.
— Я просто влюбилась в твоих детей, — сказала Паула, лежа во вторник вечером рядом с Джоном.
— Ты им тоже понравилась.
— Мне было жаль их.
— Почему?
— Это так ужасно для детей, когда рушится семья. Джон замер, точно краешком глаза увидел в углу над кроватью ядовитого паука.
— А они выглядели такими спокойными и жизнерадостными, — сказала она.
— Они такие и есть, — сказал он.
— Наверное, правильнее будет, если они постепенно привыкнут ко мне, мы подружимся, и они не будут видеть во мне соперницу их матери.
Джон сел в постели.
— Надеюсь, каждый раз, когда ты захочешь увидеть детей, их не придется водить в отдел игрушек «Харродза»?
— Нет, — сказала Паула очень серьезно. — Я не хочу покупать их любовь. Но славно было бы нам вчетвером отправиться куда-нибудь на уик-энд… в Приннет, например?
— Что подумают твои родители?
— Когда я привезу в дом женатого мужчину с двумя детьми? — Она засмеялась. — Год назад пришли бы в ужас, а сейчас, честно говоря, они вздохнули бы с облегчением.
— Почему?
— Они предпочли бы видеть меня второй женой известного адвоката, чем единственной супругой какого-то жалкого воришки.
— Они что, знают о Терри?
— Наслышаны.
— Могу себе представить, как они встревожены.
Глава седьмая
Вот уже больше двух месяцев Джону не давал покоя Иван Ильич. Политика, казалось, излечила его от приступов отчаяния и неуверенности в себе, накатывавших на него летом, но в тот вечер, когда он тихонько залег в постель, стараясь не разбудить Клэр, он обнаружил, что не может уснуть, и лежал без сна, терзаемый непонятной тревогой. Паула, Клэр и дети то появлялись, то исчезали перед его мысленным взором, произносили какие-то фразы, которые звучали порой осмысленно, а порою — нет, так что он перестал понимать, бодрствует он или спит и все это ему снится. Видения из недавнего прошлого высвечивались и гасли точно слайды, которые показывают в темной комнате: какое-то лихорадочное желание Паулы подружиться с его детьми, и тут же лицо Клэр, говорящей, что надо бы пригласить ее на ужин; затем снова Паула, она спрашивает его: «Ты меня любишь? Правда, любишь?» И откуда ни возьмись Гордон Пратт, говорящий: «Ты что, потерял интерес? Нервы сдали?»
