Пирс Рид - Женатый мужчина
Он засыпал и снова просыпался, уже не понимая, где он и кто эта женщина, лежащая рядом. Когда до его сознания дошло, что это — Клэр, ему захотелось обнять ее и поплакать, уткнувшись лицом ей в бок, но как он мог себе это позволить — он, взрослый человек? И что он сказал бы, если б она проснулась? И почему она должна утешать его?
Он повернулся на спину и уставился в темноту широко открытыми глазами, вслушиваясь в тиканье часов. Снова и снова пытался понять, что же это, отчего он так несчастен. И вдруг у него перехватило дыхание: часы продолжали тикать, а он вспомнил, что Паула сказала в тот день о детях — как они будут страдать, если разрушится семья. Он вспомнил теперь все, до последнего слова, и вздрогнул, когда осознал, что она под этим подразумевала: она не сомневалась — он оставит Клэр и женится на ней.
Он часто и тяжело задышал, словно ему не хватало кислорода, чтобы понять, как Паула могла прийти к такому выводу, и сообразить, как же ему теперь выпутаться, этакое досадное недоразумение. Разве он говорил Пауле о разводе или о том, что собирается разъехаться с женой? Он не мог этого сказать, потому что ничего подобного ему и в голову не приходило. Он мог фантазировать о том, что было бы, если б Клэр вдруг умерла, но оставить ее одну, забрав детей, или оставить с детьми? О чем он говорил в тот вечер, когда вернулся в Лондон? Может, в порыве чувств брякнул, что оставляет Клэр? Он старался припомнить и не мог. Она сказала — это он точно помнил, — что не собирается разрушать его семью, а он ответил… Нет, не вспомнить. А что хотел сказать? Что любовь к ней не разрушит его семью и их связь не влияет на его отношение к жене: да, он больше не испытывает к Клэр романтической любви. Но она его жена. Он не собирался ни отрицать этого, ни утверждать, будто собирается ее оставить.
Выяснив причину своей тревоги, он немного успокоился и снова повернулся на бок. Когда они завтра встретятся, он объяснит Пауле, что хоть и любит ее и всегда будет любить, но никогда не бросит Клэр. С этой мыслью он глубоко вздохнул, как ребенок, только что горько плакавший, и уснул.
Решения, принятые ночью, утром не всегда легко выполнить. Открыв глаза, Джон тотчас вспомнил, что ему предстоит сегодня вечером, а глядя за завтраком на двух своих детей, весело набивавших рот овсянкой, точь-в-точь как в телевизионной рекламе, он только еще больше утвердился в своей решимости объявить Пауле, что никогда не оставит семью. Он видел все преимущества, которые обрел бы в качестве супруга Паулы Джеррард, и тем не менее был больше прежнего убежден, что не сможет заставить себя сказать Тому и Анне, что они с Клэр «будут теперь жить в разных домах» или какие там еще эвфемизмы употребляют, чтобы не произносить слова «развод»; ему не придется видеть, как они завтракают, он будет встречаться с ними лишь по субботам да во время школьных каникул и праздников. Будь Паула самой Еленой Прекрасной, он не пойдет на такое. Вспомнилась фраза из Библии, вычитанная еще в детстве: лучше повесить мельничный жернов на шею и броситься в море, нежели согрешить против одного из малых сих.
Клэр вошла на кухню, протирая глаза спросонья и чувствуя себя неловко оттого, что она все еще в халате. Лил дождь, поэтому она велела детям надеть резиновые сапоги и каждому дала полиэтиленовую сумку с туфлями — переобуться в школе. Проводив детей, она налила себе кофе и села за стол напротив Джона.
— Ты весь день занят? — спросила она.
— Думаю закончить одно дело в Олд-Бейли.
— А вечером будешь дома?
— Боюсь, что нет. Из суда придется поехать прямо в Хакни.
Она вздохнула:
— Я тебя почти не вижу.
Он показал глазами на газету:
— Скоро так или иначе все кончится.
— Надеюсь, тебя не выберут, — тихо произнесла она, словно упрямый ребенок, уткнув нос в чашку.
— Я тоже, — сказал Джон, глядя в газету. — Только теперь поздно давать задний ход. Придется терпеть до конца.
Глава восьмая
К этому времени Джон насмотрелся на Паулу в самом разном настроении. Случалось, она безо всякой видимой причины встречала его мрачная и молчаливая, и требовалось немало выдержки выносить ее такую целых три или четыре часа; а то вдруг она была так весела и жизнерадостна, что он, подобно Золушке, страшился наступления полуночи. В этой смене настроений и заключалось очарование Паулы: иногда она была «обыкновенной гадюкой», по выражению Мэри Масколл, и тогда на него веяло ледяным холодом йоркширского ветра, но тем приятнее было, когда тучи рассеивались и она сияла безоблачной улыбкой.
Ее непредсказуемость немного пугала Джона, и он обычно предоставлял ей возможность решать за них обоих, хотя был на двенадцать лет старше. Если вставал вопрос, где ужинать, дома или в ресторане, то Джон, конечно, предпочитал дом, так как рестораны, которые по кулинарии и выдержанности вин соответствовали ее привычкам, вводили его в непомерные расходы; хотя их отношения позволяли ему пользоваться ее зубной щеткой и болтать с Паулой, пока та сидела в туалете, однако признаться ей, что одна мысль о счете не только отбивает ему аппетит, но и портит удовольствие от их встречи, он не мог.
Единственным преимуществом ресторана было то, что это поднимало настроение Паулы. Она не была гурманом: выбирала что-то из меню и потом лишь ковыряла вилкой дорогое блюдо, беззаботно болтая о том о сем. Ужины дома таили вечную угрозу: у Паулы могло что-то не получиться — мясо пережарится или свернется соус, — тогда у нее портилось настроение. И бесполезно было убеждать, что мясо он любит хорошо прожаренное, а прочие тонкости ему недоступны, — она только больше мрачнела; если ты безразличен к ее неудачам, значит, безразличен и к успехам.
Поэтому, когда он вошел к ней в тот вечер (теперь у него был собственный ключ) и увидел ее стоящей у плиты, он, с одной стороны, обрадовался, что они не идут в ресторан, а с другой — встревожился, как бы какая-нибудь кулинарная промашка не затруднила предстоящий разговор.
Паула обернулась на стук двери, улыбнулась и пошла ему навстречу, облизывая кончики пальцев.
— Ну и как? — спросила она, имея в виду дело, которое он сегодня вел в Олд-Бейли. — Одолел?
— Да. Еле-еле.
— Поздравляю. — Она поцеловала его и вернулась к плите. — Не задерживайся в ванной, — сказала она. — Я делаю кнели, они хороши только с плиты.
Он лежал, уставившись на зеленую лягушку, до подбородка погрузившись в горячую воду, и размышлял, какую избрать тактику: заговорить ли о Клэр до ужина, после ужина или потом в постели. Он решил не уходить сегодня, не объявив о своих намерениях; в то же время он твердо решил не порывать с Паулой, однако трудно провести разговор так, чтобы не создалось впечатления, будто он отказывается от Паулы и предпочитает ей Клэр.
Он вылез из ванны, вытерся белой простыней, переоделся, как обычно, и вышел в большую комнату. Окликнул Паулу и, услышав ее шаги на лестнице, решил, что лучше выложить все сразу, чем мучиться целый вечер. Он подал ей аперитив, и они стали, держась за руки, спиной к камину.
— Я сегодня обедала с отцом, — сказала она. — Он говорит, Хит собирается назначить выборы.
— Когда?
— Завтра объявит.
— Значит, голосование будет в феврале?
— Двадцать восьмого.
— Отцу об этом сказали?
— Не официально, но у него есть знакомый в кабинете министров.
Джон поджал губы.
— Я смотрю, тебя это не очень волнует, — сказала Паула.
— Я… — начал он и запнулся, полный самых противоречивых чувств.
— Как это может сказаться на делах в Хакни?
— Понятия не имею. Может упрочить позиции О'Грэйди, если он решит остаться еще на один срок.
— Поэтому ты такой озабоченный?
— Нисколько. Просто я предпочел бы баллотироваться не в такой накаленной обстановке. Единственным спорным вопросом будет сила тред-юнионов, но это феномен социальный, а не политический. — Он тяжело вздохнул и залпом выпил джин.
Паула взяла у него бокал и подошла к столику с бутылками.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, и все равно меня эта новость взволновала, — сказала она. — Я уверена, что твою кандидатуру выдвинут, и уверена, что ты будешь избран. Не важно, победят лейбористы или нет, потому что можно сделать себе имя и в оппозиции… — Она вернулась к нему, подала бокал.
— Вероятно, ты права, — сказал он. Она обняла его.
— Так в чем же дело? Ты сегодня мрачнее тучи.
— Не спал ночь. Глаз не сомкнул — заботы, заботы…
— Какие?
— Ну, я все думаю — а создан ли я вообще для политики…
— Если не ты, — сказала Паула, — то уж не знаю, кто тогда и создан.
— … или что будет с нами?
— А что? Будем стариться, как все на свете мужья с женами! — Отвечала она быстро и не задумываясь, словно это был риторический вопрос.
