Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
Эти слова подтверждаются данными, опубликованными в 12-м томе Биохроники Ленина. С середины июля 1923 года началось медленное, но неуклонное улучшение его здоровья. Уже в середине августа оно улучшилось настолько, что были отменены постоянные дежурства у постели больного врачей, а в сентябре — и медсестер. С 10 августа по настойчивой просьбе Ленина врачи разрешили ему чтение газет. С этого и до последнего дня своей жизни он просматривал «Правду» и другие газеты, журналы, книги, смотрел кинофильмы и был, таким образом, в курсе всех основных событий политической жизни. В ноябре он выезжал в Москву, принимал делегацию рабочих Глуховской мануфактуры, встречался с товарищами по партии (Преображенским, Пятницким, Веронским, Крестинским, Скворцовым-Степановым), рассказывавшими ему о внутриполитических и международных событиях. (Особое внимание и даже воодушевление Ленина вызвали рассказы его товарищей по партии о назревании революционной ситуации в Германии.) В конце ноября приглашённый на консультацию профессор Бехтерев нашёл, что с весны 1923 года, когда он впервые осматривал Ленина, его здоровье значительно улучшилось.
Об устойчивом улучшении здоровья Ленина свидетельствуют и письма Крупской, обращённые к близким ей людям. «То, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит уж, что выздоравливает…» (2 сентября). «…Как далеко пойдет поправка,— никто сказать не может, может и полное восстановление быть» (13 сентября). «Доктора надеются на полное выздоровление Владимира Ильича, сейчас он почти совершенно поправился, физически чувствует себя неплохо, внимательно следит за газетами и вновь выходящей литературой, нашей и белогвардейской, но работать ещё не может». (4 января 1924 года) [372].
Внезапный перелом в состоянии здоровья Ленина (в сторону резкого ухудшения) произошёл 20 января. В этот день его посетил профессор Авербах, который в ходе осмотра не нашёл болезненных изменений. С 16 часов у постели Ленина непрерывно шли консультации лечащих врачей. Последняя консультация произошла за 15 минут до резкого перехода Ленина в бессознательное состояние. Ещё спустя час 20 минут наступила смерть.
Рассмотрим теперь другие аргументы Троцкого в пользу версии об отравлении Ленина.
Сообщения из Горок в начале 1924 года говорили о том, что перспективу выздоровления Ленина и хотя бы его частичного возвращения к политической жизни нельзя исключать. Сталин не мог не понимать, что в этом случае ленинское вмешательство в ход событий почти наверняка ударит прежде всего по нему, Сталину.
В эти, как впрочем и в последующие годы, Сталин без стеснения раскрывал в разговорах со своими ближайшими союзниками свои отталкивающие черты и вероломные замыслы. После разрыва со Сталиным Каменев рассказал Троцкому о «задушевной беседе» Сталина с ним и Дзержинским в 1923 году. Сталин сказал, что «высшее наслаждение в жизни — это зорко наметить врага, тщательно всё подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать» [373].
О том, что эта «задушевная беседа» стала известной и другим партийным руководителям, свидетельствуют воспоминания Г. Серебряковой о том, что примерно в тех же словах ей описывал данный эпизод её муж Г. Я. Сокольников.
В начале 1924 года главную опасность для Сталина представлял не Троцкий, чье влияние в партии было ослаблено за предшествующий год, а Ленин, разумеется, в том случае, если бы он сумел победить свою болезнь и вмешаться в партийные дела. Авторитет Ленина ещё более вырос за время партийной дискуссии: к его имени апеллировали, на него ссылались обе противоборствующие стороны. Тогда же в широкий партийный обиход впервые вошло понятие «ленинизм». Позиция Ленина по отношению к Сталину, как это было ясно посвящённым уже в начале 1923 года, стала однозначно непримиримой. Ленинский голос мог бы свести на нет все «победы», одержанные «тройкой» и прежде всего Сталиным за время отключения Ленина от руководства партией.
Версия, изложенная в статье «Сверхборджиа в Кремле», неоднократно обсуждалась в исторической литературе. Обращая внимание на то, что эта статья появилась в печати за десять дней до убийства Троцкого, Авторханов высказывал предположение о том, что Сталин приказал ускорить это убийство, чтобы предупредить дальнейшие разоблачения со стороны Троцкого. Это предположение представляется вполне правдоподобным, поскольку до Сталина не могли не доходить сообщения зарубежной печати, что Троцкий работает над книгой «Сталин» и собирается вскоре выпустить её.
Комментируя содержавшийся в статье «Сверхборджиа в Кремле» рассказ об обсуждении по инициативе Сталина на заседании Политбюро в феврале 1923 года ленинской просьбы о яде, Авторханов писал: «Трудно найти в истории политиков, которые, планируя преступление, умели бы создавать себе наперёд столь абсолютное алиби, как это умел делать Сталин. Можно быть уверенным, что Сталин никакого яда Ленину не дал, но Сталин откровенно предупредил Политбюро: смотрите в оба, я, конечно, Ленину яда не дал бы, а вот сам Ленин ищет яд, а кто ищет, тот и находит! В семье ли, среди ли друзей — посетителей (несмотря на «медицинский карантин», Ленина посещали почти все, кроме Троцкого.— Примеч. А. Авторханова.) может найтись человек, который даст яд из сострадания. Если же при вскрытии тела установят отравление, Сталин скажет: „Вот видите, что я вам говорил!“ Сталин был не мелкотравчатым ловкачом и жуликом, а тем, кем его называли при жизни — корифеем. Но корифеем — науки преступления и искусства его маскировки. К тому же Сталин жил не в эпоху Римской империи, когда его духовный предтеча, Нерон, почти не скрывал, что убил собственную мать. И не в средневековье, когда тираны прибегали к ядам довольно по-дилетантски. Сталин жил в эпоху, когда яды были усовершенствованы, а их применение так скрупулезно дозировано, что человек может умирать неделями, а если нужно — то и годами» [374].
Авторханову, кстати отличающемуся патологическим антикоммунизмом, нельзя отказать в психологической точности анализа характера и поведения Сталина. Как можно судить по приведённой цитате, Авторханов считал, что Сталин не передал Ленину яда, но тайно использовал яд для медленного умерщвления Ленина. Авторханов ссылался также на известные ему разговоры 20-х годов в высших партийных кругах Грузии о том, что Ленин был либо отравлен Сталиным, либо покончил жизнь самоубийством, приняв яд, переданный ему Сталиным.
Версию о «медицинском убийстве» не отвергал полностью и Поссони, выдвигая в её пользу два наиболее серьёзных аргумента: первый — здоровье Ленина особенно ухудшалось тогда, когда это нужно было Сталину в политических целях; второй — Сталин не разрешил произвести полного вскрытия тела Ленина. Поссони считает весьма вероятным, что «конец Ленина был ускорен шприцем морфия».
К версии о «медицинском убийстве» возвратился в середине 70-х годов диссидент из третьей волны русской эмиграции В. Соловьев в романе «Операция „Мавзолей“». Соловьев считает эту версию полностью доказанной и в подтверждение этого приводит много дополнительных свидетельств очевидцев. Многие из них явно недостоверны или почерпнуты из сомнительных источников [375]. Однако некоторые факты, подтверждаемые объективными источниками, представляют безусловный интерес [376].
В своём романе Соловьев уделяет большое внимание статье «Сверхборджиа в Кремле» и выдвигает существенный вопрос: почему за шестнадцать лет после эпизода на заседании Политбюро Троцкий не обмолвился о нём ни словом и даже отгонял от себя возникающие в связи с этим подозрения. Ответ на этот вопрос Соловьев видит в том, что Троцкий был «слишком объективен к Сталину», поскольку он полагал «судьбу революции превыше своих личных мнений», «стремился к объективности, даже когда та прямо противоречила его вкусам, принципам и проницательности» [377].
В этих словах много справедливого. Все разоблачения Сталина Троцким базировались на скрупулезном анализе фактов и документов, а не на интуитивных предложениях или подозрениях. К выводу о том, что Ленин мог быть отравлен Сталиным, Троцкий пришёл лишь после тщательного анализа стенографического отчёта о процессе «право-троцкистского блока» (1938 год). Этот анализ привёл его к убеждению, что «основные элементы сталинских подлогов не извлечены из чистой фантазии, а взяты из действительности, большей частью из дел или замыслов самого мастера острых блюд» [378]. Сопоставляя ставший известным на процессе факт, что Ягода, пользовавшийся особым расположением Сталина, имел шкаф ядов и даже специальную токсикологическую лабораторию, с разговором о яде на совещании в Политбюро, Троцкий счёл правдоподобной гипотезу об отравлении Ленина.
