Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3
Последнюю ночь перед возвращением в свою колонну они ночевали в амбулатории одной работающей колонны. Долго не ложились спать. Лева рассказывал о своих надеждах поступить учиться в институт, о стремлении посвятить свою жизнь науке по примеру Луи Пастера, академика И.П. Павлова.
— Мечтать никому не запрещено, — сказал фельдшер этого участка. — А вот мои годы ушли, я уже двигаюсь к старости, и одно желание — освободиться и пожить со своими детками, с женой, и больше ничего.
Женщина из управления, откинув со лба свои светлые волосы, сказала:
— И у меня уже нет мечты, кроме освобождения. Здоровье некрепкое, думать о том, чтобы создать семью, уже поздно. Выйду, освобожусь, как в пустой двор. Приехала в Россию, а никого у меня здесь нет: ни родственников, ни близких знакомых. Родина, тосковала я, хотела увидеть родную землю, вот и приехала… чтобы получить срок. Но и впереди никаких перспектив. Особенно печально, что это клеймо — бывшая заключенная — будет преследовать меня всюду.
Лева снова включился в прежнюю свою работу. Эта поездка была для него своеобразным отпуском. Он выключился на время из привычной обстановки и теперь с новыми силами принялся за работу.
Врач Букацик, здороваясь с Левой, двусмысленно улыбался:
— Ну, тебе повезло, повезло. Значит, отвел душу и тело с этой представительницей. Только смотри, не заразился?
— Мне смотреть нечего, — сказал Лева. — Какое может быть заражение, когда я абсолютно не касался ее.
Тишин тоже улыбался и пожимал ему руки.
— Ну, ты, конечно, там тово…?
Эти разговоры были Леве чрезвычайно неприятны. Но, видимо, то, что они были на этой работе вдвоем, и дорогой только вдвоем, — это и дало повод к подобным разговорам и грязным намекам. Перед Богом Лева был абсолютно чист, хотя он ощущал близкое присутствие женщины, но и в мыслях не допустил никакого греха с нею. И это объяснялось не тем, что он хорошо воспитан. Многие люди получают хорошее воспитание, но потом падают. Здесь причина, что он остался чист, была только в том, что он был с Иисусом, он молился. И когда замечал, что эта сотрудница в их работе минутами была особенно расположена к нему, он особенно обращал взор свой к горам, откуда приходит помощь. И только поэтому в данном случае он избежал искушения и падения.
Но из этого случая Лева особенно отчетливо понял, как нужно не давать повода ищущим повода. Он припомнил, как ему рассказывали о бывшем еще до революции пресвитере Самарской общины Всеволоде Ивановиче Петрове, память о котором глубоко чтили все знавшие его. Однажды он как-то шел после посещения с юной сестрой, и она предложила ему пройти через Струковский сад, где было обычное гуляние. И хотя их путь в самом деле пролегал через этот сад, Всеволод Иванович сказал:
— Нет, лучше пройдем мимо сада, малютка, чтобы не давать повода, чтобы не подумали, что мы с тобой гуляем в саду.
Лева вспомнил прекрасного семьянина Николая Александровича Левинданто, который был особенно строг к тому, чтобы не подавать никаких поводов, и старался никогда не оставаться наедине с отдельными сестрами и даже когда дорогой он встречал кого-либо из молодых сестер, то здоровался и спешил удалиться, чтобы не вызывать каких-либо лишних разговоров. «Не лучше ли было бы и мне, — размышлял Лева, — отказаться от участия в экспедиции, чтобы не вызывать двусмысленных улыбок этих врачей?»
Лева был особенно благодарен Богу, что Он сохранил его от искушения, и на душе его было спокойно и чисто. Да не подумает никто, что Лева сохранялся в чистоте своею силой. Нет, это результат того, что в эти дни он был близок к Иисусу, и это его сохранило. Тогда, когда он духовно охладевал или впадал в суету и не имел глубокого внутреннего общения с Иисусом, — пыль, грязь окружающего проникали в душу. Проникали грязные мысли, и он вел себя так, что приходилось оплакивать, и лишь опять прикосновение Иисуса очищало и прощало, давало силы идти вперед, не оскверняясь от мира.
Глава 19. Своими путями усмотрит Сам Бог
«Что Я делаю, уразумеешь после… теперь ты не знаешь»
Иоанн 13,7
Лева по-прежнему продолжал работать в районной больнице на лагпункте. Начальник санчасти — «борода» и его жена — врач куда-то уехали. Санитарной частью Горно-Шорского отделения Сиблага стала заведовать вольная, сравнительно молодая женщина-врач. Она энергично взялась за работу и, как все новые начальники, сделала кое-какие изменения в личном составе. Так, в частности, она перевела доктора Тишина в другую часть лагеря.
— До свиданья, до свиданья! — говорил Тишин, пожимая Леве руку. — Не поминай лихом!
— Желаю счастья! — искренно сказал Лева. — Вы мне плохого ничего не сделали, от вас я имел только хорошее…
Врачу Букацику работы прибавилось, и он поручил Леве вести стационар, заявив, что он вполне доверяет Леве это дело, хотя Лева и фельдшер. Медработников не хватало, медсестру отправили в дальний этап. Через некоторое время прислали из управления другую, молодую женщину — москвичку Валю Данилевскую.
— Здравствуйте! — сказала она Леве, приветливо улыбаясь. — Я о вас слышала.
— От кого?
— От Жоры-скрипача.
— Вы с ним знакомы?
— О да, я с ним познакомилась еще в Москве.
Лева обрадовался и стал расспрашивать приехавшую о ее знакомстве с Жорой. Она рассказала, что ее отец — известный скрипач Большого театра, и он играл вместе с Жорой. Жора иногда бывал у них, они делали сыгровки.
И вот, когда меня арестовали и привезли сюда, я увидела здесь Жору и поразилась. Как! Он, такой хороший человек, и мог попасть сюда!
— А вы-то как попали? — спросил Лева.
— Просто по недоразумению. У нас была веселая компания: девчата, ребята. И вот, представьте себе, один парень сказал что-то неуважительное в адрес Сталина, нас всех и забрали.
— Да, действительно, это по недоразумению, — сказал Лева.
— Сейчас этих «недоразумений» в Москве сколько угодно, — сказала, хмурясь, Валя. — Захочет кто-нибудь расширить свою квартиру за счет соседа, возьмет «стукнет» на него и подпишет показания, что он сказал что-то против власти. Того — «в конверт», семью на выселение. И сосед расширил свою жилплощадь. Но вот — Жора, он такой человек, он лишнего слова не скажет. Все его любили. Неужели нашелся такой негодяй, что наклеветал? Впрочем, я вам по секрету скажу, только вы никому не говорите: ведь он верующий, баптист. Вот из-за этого, видимо, и попал.
Лева понял, что хотя Жора и говорил о нем, но не сказал, что он верующий. И Лева решил молчать о себе.
Работали вместе. Валя была аккуратной, старательной, и Лева не мог ею не восхищаться. Кроме того, нужно сказать, как говорили заключенные между собой, по красоте в Горно-Шорском лагере Данилевская занимала второе место, — первое место отводили какой-то женщине из Ленинграда. Доктор Букацик всячески приглашал Данилевскую к себе в кабинет в свободное время, но она предпочитала проводить свободные минуты с Левой.
«Господи! — молился внутренне Лева. — Научи меня, как поступить, чтобы не впасть в искушение». И ему стало ясно, что он должен сказать ей, кто он, за что фактически страдает и к чему стремится. И он рассказал Вале, что он христианин, так же, как Жора, что Христос для него дороже всего. Он рассказал ей, как от ранней юности он отдался Христу и пошел этим путем. И вот уже второй раз в заключении.
Она слушала, и чувствовалось, что после всего того, что сказал ей Лева, как бы смотрела на него другими глазами.
— Так, значит, по-вашему, и никакой грех недопустим? — спросила его Валя.
— Да, да, — сказал Лева. — Христос прощает грехи, но в то же время Он говорит: «Иди, и впредь не греши». И когда мы со Христом, мы не только знаем, но всем сердцем понимаем, что даже если смотреть на женщину с вожделением, это значит — согрешать, быть преступником.
— А у меня вот получилось нехорошо, — тихо прошептала Валя. — Я ведь из хорошего дома. Воспитание было отличное. Мой отец, например, может обедать, только если он будет есть суп серебряной ложкой. Но о Христе не говорили. И вот, когда я попала сюда и была в центральной колонне, со мной сблизился один инженер. И вот, представьте себе, он меня соблазнил. Я ему отдалась. Он уже освободился и уехал в Москву, пишет, что считает меня своей женой. Это хорошо, но я даже не знаю, люблю я его или нет. Это произошло как-то неожиданно.
После этого разговора Лева свободно делился с Валей мыслями о Спасителе, о своих стремлениях. Теперь всякое искушение ушло от него в сторону. Между ней и им как бы стоял Христос.
Неожиданно в их колонну приехал из управления фельдшер в военной форме — в шинели — Синявский. Он был взят прямо из армии. Лева думал, что он приехал работать к ним, но оказывается — в командировку.
Наедине он признался Леве, что безумно любит Данилевскую, и приехал для того, чтобы только взглянуть на нее.
