Лестер Туроу - Будущее капитализма
Сельское хозяйство началось в долине реки Нил, потому что люди еще не умели пахать землю и не знали удобрений — у них отсутствовали две основных технологии (24). Но Нил с его ежегодными разливами и наносами ила позволял им обойтись без обработки земли и без удобрения (25). Достаточно было сеять. Мягкий, свежий ил сам собой избавлял от необходимости пахать и удобрять землю. Таким образом, сама природа доставила технологии, обеспечившие процветание сельскохозяйственной экономики.
Но чтобы могла развиться сельскохозяйственная экономика, сменившая скотоводческую культуру кочевников, нужны были соответствующие ценности — идеология, убеждавшая большое число людей коллективно трудиться, строить и поддерживать принадлежащие общине плотины. Без этих плотин, удерживавших ил и воду на берегах Нила, они ушли бы обратно в реку, а в этой стране почти не было дождей. Чтобы действовала такая система орошения, необходимая для выращивания урожая, нужна была строжайшая дисциплина.
Вероятно, вследствие этого постоянства погоды и разливов Нила у древних египтян развилась идеология, очень непохожая на нашу. В центре внимания всей жизни была смерть. Вера в загробную жизнь, более реальную, чем сама жизнь, выработала социальную дисциплину, позволившую им вкладывать в будущее больше капитала, чем в любом обществе после них. Фараоны жили в глиняных дворцах, но хоронили их в монументальных каменных сооружениях. Доля времени и ресурсов, ушедшая на строительство пирамид, при технологиях, которые применяли египтяне, для нас просто непостижима (26). Когда нильская долина была под водой во время разлива, вся рабочая сила мобилизовывалась на полгода, чтобы строить эти монументы, удивительные даже для современной технологии (большая пирамида в Гизе выше римского собора Святого Петра) (27). В течение всей жизни фараоны копили сокровища, чтобы унести их с собой в вечную жизнь. Простые люди старались устроить себе скромные гробницы, чтобы совершить то же путешествие в вечную жизнь, что и фараоны из своих великолепных гробниц (28).
Коллективные потребности были важнее индивидуальных — насколько нам известно, у египтян не было самоанализа и личного мнения (29). Идеология, заинтересованная в далеком будущем и не заинтересованная в индивиде, была столь же важна для их длительного благополучия, как и разливы Нила, доставлявшие им плодородный ил.
У римлян, напротив, успех объяснялся не технологией, а идеологией. Вот что сказал об этом их современник, военный историк Вегеций: «Римляне менее плодовиты, чем галлы, меньше ростом, чем германцы, слабее, чем испанцы, не столь богаты и хитроумны, как африканцы, они уступают грекам в технике и в понимании человеческих дел. Но они обладали способностью к организации и даром господства» (30).
Эта единственная в своем роде система ценностей давала им армии с несравненной дисциплиной, выполнявшие приказы, когда другие отказывались повиноваться (31). Их система связи, команды и управления была великолепна (32). Римляне выигрывали войны, хотя у них никогда не было военной техники, которой бы не было у их врагов. Они не были заинтересованы в развитии техники, за полторы тысячи лет почти не сделали в ней улучшений, а часто прямо их отвергали (один римский император намеренно отказался от механического устройства для передвижения каменных колонн) (33).
Их общественная организация привела к строительству мостов, дорог и акведуков, сохранившихся до сих пор. Через девятьсот лет после сооружения Аппиевой дороги (Via Appia) историк Прокопий причислил ее к величайшим достопримечательностям мира и заметил, что ни один ее камень не сломался и не истерся за сотни лет без всякой починки (34). Одним из экономических результатов этой идеологии была транспортная система, доставлявшая зерно со всех берегов Средиземного моря, чтобы насытить город, насчитывавший больше миллиона жителей, с их лошадьми (35). Для сельского хозяйства у них были структуры, нужные для добычи удобрений и ежегодной доставки их на поля. Средний римлянин пользовался материальным благополучием, вновь достигнутым лишь в начале индустриальной эры, в восемнадцатом веке. Рядовые римляне никогда не опускались до бесправия и унижения, бывших уделом простого европейца в Темные века (36).
Организация окупилась. Они создали империю из ста миллионов человек, простиравшуюся почти на три тысячи миль с запада на восток и на две тысячи двести миль с севера на юг (37).
Но римляне достигли этого с убеждениями, не похожими на наши. Римляне не верили в права человека, не зависящие от его положения, и многие в их государстве были рабами. Даже свободные не были равны — каждый к принадлежал определенному классу или сословию (38). Индивид мало значил, и не было представления о «личности, находящей в самой себе опору против суждений, навязываемых сообществом извне» (39). Римляне не уважали диссидентов. Их религия подавляла индивидуализм и поощряла чувство принадлежности к сообществу — в полную противоположность нашей (40).
Римляне осуждали как «вульгарные и неблагородные» те коммерческие ценности, которые теперь составляют сердцевину капитализма (41). Свободный человек не должен был работать за плату, поскольку он подчинялся бы приказаниям другого, а это было равносильно рабству (42). По словам Цицерона, «наемная работа омерзительна и недостойна свободного человека» (43). В самом городе Риме половина населения получала свой хлеб бесплатно или по льготной цене. Это была «справедливая», а не рыночная цена (44). По закону и по традиции римские сенаторы не могли заниматься бизнесом. Если они все же им занимались, они должны были это скрывать и часто использовали для этого своих рабов. Престиж зависел у римлян не от дохода или экономического положения, а от военной репутации.
Завоевания часто вели к обогащению, но богатство становилось достоинством (dignitas) не вследствие личного потребления, а вследствие даров; обычно дарили гражданам своего города общественное здание, начертав на нем свое имя. Глава государства не строил дворцов для самого себя: это подобало восточным деспотам (45). Дары обеспечивали столь высокий престиж, что в самом Риме только императору дозволялось строить общественные здания. Цель жизни состояла не в том, чтобы быть богатым и пользоваться высоким уровнем потребления. Для римлянина коллективное благо его беспредельной империи было важнее его личного уровня жизни (46).
С точки зрения Аристотеля, «великолепен человек, дающий дары» — а не человек, накопивший богатства (47). Дары были моральной обязанностью. Но это не соответствует нашему представлению о благотворительности в пользу бедных. Дар имел целью прославление империи и самого дарителя. Дар подчеркивал тот факт, что даритель был общественный деятель (48). Начертать свое имя на здании значило обрести бессмертие (49). Вследствие этого дома цезарей были скромны по сравнению с теми, которые они строили для общества (50).
Модель императорского Рима отражает совсем иное соотношение общественных и частных строений, чем это можно наблюдать на моделях современных городов. Доля общественного пространства была намного больше, а доля частного — намного меньше (51). Общественные здания господствовали (52). В современных обществах дело обстоит наоборот: господствует частное начало, а общественное вторично. Для них частное было отрицательным, общественное — благом (53). У богатых людей не было водопроводов, но они были в общественных банях (54). Цицерон сказал, что «римляне ненавидят частную роскошь, они любят общественное великолепие»; о современных обществах этого сказать нельзя (55). Они построили свою империю, руководствуясь ценностями, отличными от наших.
На другой стороне земного шара, в Китае, все технологии, нужные для промышленной революции, были изобретены на сотни лет раньше, чем в Европе. По крайней мере за восемьсот лет до европейцев китайцы изобрели доменные печи и поршневые мехи для производства стали; порох и пушки для военных действий; компас и руль для исследования мира; бумагу, наборный шрифт и печатный станок для распространения знаний; подвесные мосты; фарфор; колесный металлический плут; лошадиный хомут; ротационную молотилку и механическую сеялку для повышения урожайности; сверло, позволявшее использовать энергию природного газа; десятичную систему, отрицательные числа и нуль, чтобы анализировать свои действия. Даже простая колесная тачка и спички были у китайцев на сотни лет раньше, чем у нас (56).