Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3
— Родители ваши верующие?
— Да, верующие, у нас была хорошая небольшая община. Я с детства возрастала, ходила в церковь. Была молодежь.
— Много вас арестовали?
— Да, мы собирались, несколько человек взяли старших и меня с моей подружкой.
— А где ваша подружка?
— Она отбывает срок в другом лагере.
— Ну, бодрствуйте, сестра, молитесь. Вон идет ваш заведующий, я пойду…
Снова наступила холодная зима. Больница была переполнена, для больных были выделены еще дополнительные помещения.
Неожиданно приехал начальник санчасти. Он обошел помещения больницы. Врач Тишин всячески хвалил Леву, и начальник на этот раз остался доволен им.
— У нас очень много слабых больных, — говорил Тишин. — Нужно их прокомиссовать и сактировать, они совершенно балласт для нашего лагеря.
— Хорошо, — сказал бородач. — Я сейчас позвоню, к нам привезут сюда врача Рогге, и мы прокомиссуем.
Для Левы было большой радостью увидеть вновь дорогую Ольгу Владимировну, хотя для разговора с ней у Левы совершенно не было времени, приходилось напряженно работать, отбирать для комиссии самых слабых, подготавливать их истории болезни. Ольга Владимировна также не имела ни минуты свободной. Она с Тишиным осматривала больных и составляла акты. Но уже одно то, что Лева видел Ольгу Владимировну, слышал ее голос, было для него праздником.
Комиссовку кончили ночью. Несмотря на свою старость и усталость, Ольга Владимировна по-прежнему была со всеми заключенными больными особенно ласкова, заботлива, все так же каждого называя «голубчиком».
«Вот, — думал Лева, — она провела в заключении многие годы. Казалось бы, можно огрубеть, очерстветь. Но нет. Несмотря на усталость и старческие годы, она вся светится любовью и состраданием к людям. И это потому, что она истинная христианка. Любовь Христа делает ее таким чутким, настоящим врачом».
Начальник санчасти, словно угадывая мысли Левы, сказал:
— У нас Ольга Владимировна особый человек. Некоторые считают, что она просто чудачка. А я считаю, что она — воплощение неземной доброты. Мы ее, конечно, на амбулаторные приемы не ставим, иначе она всех от работ освободит. Всех жалеет, каждого симулянта считает больным.
— Да, да, — подтвердила Ольга Владимировна. — Если человек симулирует, значит, он болен. Нормальный, здоровый человек не будет симулировать, он будет работать.
— Но так или иначе мы возбудим ходатайство о досрочном освобождении Ольги Владимировны. Вот приедет суд, и дела лучших работников будут пересматривать, а их освобождать. И среди лучших работников администрация утвердила Ольгу Владимировну, а мы дали ей отличную характеристику.
— Она достойный человек, — сказал доктор Тишин, — И я вас, Ольга Владимировна, заранее поздравляю с досрочным освобождением. Я уверен, что вас освободят.
Лева ничего не сказал, только в душе помолился: «О, Господи, Ты Добрый Пастырь, и Ты можешь сделать, и Ты сделаешь, чтобы Ольга Владимировна была свободна».
В своем медицинском дневнике Лева записал: «Ольга Владимировна исключительный человек. Восхищаюсь ее терпением и внимательностью к людям. На прощанье она дала мне такие советы: помогать больному человеку, уткнуться в книги и быть хорошим помощником людям. Как-то отрадней становится, загораешься снова после общения с нею. Да, это исключительный человек. Итак, воспитывать в себе любовь к книге, неуклонно стремиться к приобретению знаний и с большим вниманием относиться к людям и к их недомоганиям. Он поможет, все в Нем!»
Это свидание с Ольгой Владимировной было у Левы последнее.
Лева был постоянно занят, тем более что доктор Тишин часто отсутствовал, был в разъездах. Однажды к нему пришел начальник колонны и сказал, что ему нужно поговорить с ним по секрету. Когда они остались одни, начальник сказал, что требуется медицинская помощь, но такая, чтобы это осталось в тайне. Лева, конечно, дал обещание ничего не разглашать.
— Дело такого рода, — сказал начальник. — У нас неблагополучно в прачечной. Во всем виноват, конечно, зав. прачечной. Оно и понятно. Ну, там женщин много, и, конечно, не устоишь. И вот, он сошелся с одной, и она забеременела. Пришел он ко мне с повинной и говорит: «Что хотите делайте, но помогите». Одним словом, нужно сделать аборт. Сейчас аборты запрещены, так что это надо сделать потихоньку. Беременность, говорят, небольшая, может быть, вы дадите хины, это подействует.
Лева оказался в самом неприятном положении. Он начал говорить, что он абсолютно не специалист по абортам и не гинеколог и что хины вообще он дать не может, всем распоряжается доктор Тишин.
Спустя некоторое время Лева узнал, что Ольга Владимировна была освобождена и уехала в Ленинград. Прошли годы. Однажды Лева читал газету «Медицинский работник». На последней странице была заметка: «Суд. Преступление врача». В Ленинграде врач скорой помощи, которая несла обязанности старшего врача, на вопрос по телефону: «Что делать с больным, у которого болит живот?» — дала советы, но не выслала к больному машину скорой помощи. В результате больной умер. Суд обвинил врача в преступной небрежности и признал виновным в смерти больного. Суд приговорил врача к тюремному заключению. Врач этот была Ольга Владимировна Рогге. Эта статья ошеломила Леву. Как? почему? Это Бог допустил? И это случилось с самой чуткой, с самой любящей! Непостижимо, непонятно! Лишь в начале войны 1941 г., когда Ленинград оказался в голодной блокаде, Лева понял, что если Ольгу Владимировну, как заключенную, вывезли из Ленинграда, то где бы она ни была, она будет жива, будет продолжать жить и оказывать любовь людям, пока не наступит для нее срок — перейти в лучший мир и оказаться, по словам Левы, «у ног Иисуса».
Начальник встал и сказал, что он пришлет эту женщину в больницу и надеется, что все-таки ей окажут помощь.
К вечеру эта прачка пришла в больницу. На кушетке перед Левой сидела, заливаясь слезами, его сестра из Подмосковья.
— Как же, как же так получилось? — сокрушался Лева. Она ничего не отвечала, а только плакала, плакала.
— Что же, вы хотите делать аборт? — спросил он.
— Нет, ни в коем случае. Это будет второй грех, — всхлипывая, отвечала она.
Когда немного успокоилась, она рассказала, что этот армянин так приставал к ней, так обещал не оставить ее, жениться на ней, так ласкал ее, что в конце концов она не устояла.
— А вы знаете, ведь он обманывал вас, ведь, несомненно, он женатый человек.
— Не знаю, не знаю, только он обещал меня не оставить…
— Значит, вы не хотите делать аборт? Это лучше. Я так и скажу начальнику, что нашей помощи здесь не потребуется.
— Так и скажите. Я не хочу еще грех на душу принимать — убивать ребенка.
— Вы молитесь?
— Молюсь, молюсь. Но как мои папа и мама узнают? Община? — И она снова залилась слезами.
Лева молчал. Он ничего не мог ей сказать. Сказать ей: «Кайся»? Но он видел по всему ее состоянию, что она глубоко сокрушается и оплакивает свое падение. Думать, что Бог не простит ее или оттолкнет ее, он не мог, он знал, что Иисус тот же. И как на земле Он прощал и исцелял всякое сокрушенное сердце, так и ей, конечно, сможет протянуть только руку милости. Лева не представлял, чтобы кто-нибудь из верующих мог бросить камень в нее, несчастную. Ведь Сам Христос сказал этим лжеправедникам, когда они привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». И даже надменные фарисеи, книжники не смогли после этих слов поднять на нее руку. Думать о том, что мы без греха и не согрешаем в мыслях, чувствах, делах, — это, как говорит ап. Иоанн, обманывать самих себя. И Лева знал себя, свои недостатки, падения, и Слово явно говорило, что тот, кто согрешил перед Богом в чем-либо одном, одинаково неповинен перед Ним. И только скорбь, глубокое сочувствие и соболезнование наполняли его душу, когда он смотрел на эту плачущую сестру. Он дал ей несколько медицинских советов в отношении ее здоровья и сказал, что у Бога много милости, — гораздо больше, чем у людей, и молитвы Он слышит.
Из дома Лева получил письмо от мамы и открытку. В ответ писал:
«Приветствую вас словами мирной надежды, которая дана нам в словах: «Вы примите силу», и бодрая радость наполняет сердце от сознания, что любящий Господь не оставил нас сиротами. «Да не смущается сердце ваше». Не вечно нам быть бессильными, не приносящими пользы. Сила рождается в труде…
Жизнь мало радости несет тебе, мама. Кажется, все это сон и хочется встряхнуться. Было и у меня подобное состояние в начале первых уз. А теперь привык и не вздрагиваешь, а спокойно смотришь на жизнь. Да, так нужно, такой путь, и хорошо, что я здесь. Ну, представьте, что я у вас дома. И фактически всеми оставленный: и семейными, как ты пишешь — Лиля ушла в парк культуры, Леля в театр, Веня не возвращается из школы; ты одна, и я был бы один. Хорошо бы нам провести время вместе, как на горе, но Он ведет нас долиной, и в этом суть жизни. Нет ничего лучше, как довольствоваться Иисусом и не искать своего. Он усмотрит все. — Дядя Петя сидит в Астрахани. Возможно, это лучше для его детей. Обо мне не беспокойтесь. Здесь много черемши, это трава, по вкусу наподобие чеснока. Собираем, едим с супом — источник витамина С. Эту траву заготавливаем и на зиму в бочках.
