Збигнев Бжезинский - Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис
Однако, несмотря на множество неурегулированных вопросов и имеющуюся асимметрию, нельзя категорично утверждать, что новый Восток обречён на разрушительные международные войны. Параллели с Европой XX века кажутся убедительными, но не меньшее значение имеют различия, проистекающие из новых глобальных реалий XXI века и уникальной истории межгосударственной системы отношений в Азии.
Первое отличие — геополитический факт, что (не в пример Европе начала XX века, которая тогда ещё выступала средоточием мировых сил) Азия пока ещё не доросла до центра мировой военной мощи. Это значит, что главе любого азиатского государства, решающегося на масштабные военные действия, придётся учесть вероятность вмешательства косвенно затронутых внешних сил. Например, в случае по-настоящему серьёзной войны (а не просто приграничных столкновений) между Индией и Китаем Россия почти наверняка встанет на сторону Индии, просто потому, что это ослабит Китай. Реакция Америки, вероятно, будет направлена на то, чтобы ни одна держава не выбилась в безоговорочные властители Азии. Поэтому Америка, чтобы не допустить одностороннего исхода, скорее всего постарается сократить как число военных целей, так и размах и накал действий с обеих сторон.
Осведомлённостью азиатских властей о наличии более влиятельных третьих сил может отчасти объясняться, почему военные бюджеты азиатских стран остаются настолько низкими относительно ВНП этих стран. (Согласно данным Всемирного банка, Китай тратит на оборону 2%, Индия — 3%, Япония — 1% своего ВВП. Расходы США составляют 4,6%.) Даже на примере Китая и Индии, судя по объемам оборонного бюджета и сравнительно скромным ядерным арсеналам, ни одна из сторон не рассматривает всерьез возможность окончательного разрешения существующих или потенциальных разногласий силовым путем — несмотря на непрекращающиеся взаимные подозрения.
Во-вторых, современной Азии выгодны условия международной коммерческой взаимозависимости, которые не только препятствуют односторонним военным действиям, но и открывают возможности альтернативных источников удовлетворения национальных амбиций (например, путем экономического роста за счет внешней торговли), а следовательно, подавления националистического экстремизма. Китай, несомненно, сознает, что тридцать лет впечатляющих внутренних социоэкономических преобразований обеспечили ему международное главенство и прочные экономико-финансовые позиции. И опыт Китая не уникален. Другие приближающиеся к успеху азиатские государства (в частности Северная Корея и блок АСЕАН) также извлекают выгоду из разветвленной сети связей и отношений, требующих несколько поумерить националистический пыл. В XXI веке средний класс связан с международным сообществом гораздо теснее, чем его европейские предшественники в XX веке. Учеба за границей, частые путешествия, деловые связи, общие профессиональные ожидания, тесное транснациональное общение в Интернете — все это способствует если не полностью неуязвимому для националистических амбиций мировоззрению, то по крайней мере острее осознающему взаимозависимость государственных интересов.
В-третьих, нельзя не учитывать и исторический контраст между Европой и Азией. Как отмечено в заслуживающей внимания работе о становлении Китая, ещё несколько столетий назад «важнейшие государства Восточной Азии — от Японии и Кореи до Китая, Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Кампучии <...> были связаны между собой напрямую или через Китай посредством торговых и дипломатических отношений и удерживались вместе общим пониманием принципов, норм и правил, регулирующих эти взаимоотношения. <...> Долговременные перемирия между европейскими странами были скорее исключением, чем правилом. <...> Тогда как государства Восточной Азии, напротив, почти непрерывно жили в мире друг с другом, не по 100, а по 300 лет»[22].
И наконец, мотивирующие импульсы угрозы миру в Азии XXI века и в Европе XX столетия тоже не совпадают. В Европе движущей силой межгосударственных войн выступали подогреваемые национализмом территориальные притязания стран, исходящих из формулы «больше территория — больше власти — выше статус». В крайнем своем проявлении эти притязания оправдывались сомнительной теорией жизненного пространства (lebensraum), якобы необходимого для выживания страны. В современной Азии основной причиной региональной напряженности станут скорее всего внутренние конфликты, возникающие на почве этнической розни и верности догосударственному роду, а не посягательства на соседние территории. И действительно, если не считать пакистанских опасений относительно Индии, главной задачей большинства военных частей юго-восточных и юго-западных азиатских стран остается не защита границ от посягательств соседей, а поддержание стабильности существующих государств.
Что касается густонаселённой Индии, причиной региональных беспорядков может послужить одно из двух потенциально опасных внутренних противоречий: пропасть между самыми богатыми и самыми бедными слоями (учитывая, что нищета в Индии выражена гораздо острее, чем в Китае) и этническо-лингвистическо-религиозное расслоение. В отличие от Китая, где 91,5% населения составляет этническая группа хань, самая крупная этническая группа в Индии насчитывает около 70%, а значит, остальные 300 миллионов человек принадлежат, по сути, к этническим меньшинствам. В религиозном отношении индийцы распределяются следующим образом: около 950 миллионов индусов, приблизительно 160 миллионов мусульман, около 22 миллионов сикхов и множество исповедующих прочие верования. Хинди в качестве общего языка объединяет меньше половины населения. Кроме того, уровень грамотности в Индии вопиюще низок, большинство женщин просто не умеют читать и писать. Растет волна сельских беспорядков, которую, несмотря на распространяющееся насилие, не удается подавить уже больше десяти лет.
Кроме того, политической системе Индии ещё только предстоит доказать свою функциональность как «крупнейшей демократии мира». Это испытание начнется, когда народ Индии испытает настоящее политическое пробуждение и проявит политическую активность. Учитывая высокий уровень неграмотности населения и тесную связь между богатством и привилегированным положением политической верхушки, индийская «демократия» скорее напоминает британскую аристократическую «демократию» второй половины XIX века, до появления профсоюзов. Функциональную жизнеспособность существующей системы ждёт серьёзная проверка на прочность, когда разношерстные народные массы обретут политическое сознание и начнут отстаивать свои идеи. Внутренняя сплоченность страны затрещит под напором этнических, религиозных и языковых разногласий. Если ситуация выйдет из-под контроля, соседний Пакистан, и без того стонущий от межплеменных раздоров, также может стать геополитическим очагом разгорающегося регионального насилия.
В этой потенциально конфликтной обстановке стабильность Азии будет отчасти зависеть от того, как отреагирует Америка на события в двух пересекающихся региональных треугольниках с центром в Китае. Первый треугольник составляют Китай, Индия и Пакистан. Второй — Китай, Япония и Корея с государствами Юго-Восточной Азии на подхвате. В первом случае главным очагом напряжения и источником нестабильности окажется Пакистан. Во втором — Корея (обе Кореи, Северная и Южная) и (или), возможно, Тайвань.
В обоих случаях Штаты по-прежнему останутся ключевой фигурой, способной влиять на расстановку сил и исход событий. Поэтому с самого начала Штаты должны руководствоваться общим принципом: избегать какого бы то ни было прямого вооружённого вмешательства в конфликты между враждующими азиатскими странами. Любой исход — как пакистаноиндийской войны, так и войны с участием Китая или даже непосредственно китайско-индийской — не скажется на интересах Штатов более пагубно, чем обновленное и, возможно, расширенное американское военное присутствие на азиатском материке. Причем последнее может вызвать гораздо более сильную цепную реакцию, результатом которой будет этническая и религиозная нестабильность в Азии.
Перечисленное, разумеется, не относится к существующим обязательствам США по отношению к Японии и Южной Корее, где в настоящее время дислоцирован американский военный контингент. Более того, невмешательство Штатов в возможные конфликты между азиатскими государствами не означает безразличия к их потенциальному исходу. Штаты, несомненно, должны направить свое международное влияние на то, чтобы не дать разгореться войне, сдерживать ее, если она все же вспыхнет, и не допустить одностороннего её разрешения. Однако подобные действия должны подразумевать участие других сторон, потенциально затрагиваемых крупными беспорядками в Азии. Некоторые из них могут предпочесть отсидеться в стороне, загребая жар руками Америки. Следовательно, другие державы, помимо Штатов, должны взять на себя задачу предотвратить или сдержать кризис, а также при необходимости подвергнуть санкциям самую агрессивную из воюющих сторон.
