Анатолий Вассерман - Сундук истории. Секреты денег и человеческих пороков
Правда, по всяким мелким заказам из других республик притекают в основном доллары. Так что придётся мне вновь вспоминать полузабытую привычку обхода всех обменников на привычных пешеходных маршрутах, чтобы выбрать самый выгодный курс. Привычка, кстати, небезвыгодная: иной раз на соседних улицах числа на табло различаются на пару процентов.
А вот привычка таскать в бумажнике изрядную пачку рублей, мягко говоря, не очень удобна. Ни мне, ни магазинам, чьи расходы на обзаведение терминалами платёжных систем окупятся теперь медленнее: ведь не я один вынужден вернуться к наличному обращению, дабы избавиться от непомерных поборов. Да и риск ограбления — и меня, и магазина — растёт.
Современная альтернатива — денежная криптография через Интернет — требует куда меньших накладных расходов и несравненно лучше защищена от мошенничества, нежели наличные (не говоря уж о банковских картах): Интернет теперь практически повсеместен. Увы, банки пока предпочитают более привычные форматы. Да и спецслужбам неудобно: обращение цифровых денег куда труднее отследить, чем даже наличные (а платежи по банковским картам вообще все под колпаком). Поэтому плата за переход денег в Интернет и обратно сейчас побольше всех вышеперечисленных комиссионных. Так что цифровым кошельком вроде WebMoney я ещё долго не обзаведусь.
Присмотрел я себе банк попристойнее — с зарубежными корнями, так что его менеджеры давно отвыкли от мелкого общипывания клиентуры.[68] А те, кто всё ещё не усвоил правила «больше оборот — больше заработок», пусть прочувствуют последствия оттока многих тысяч рядовых клиентов — вроде меня.
Дети — наши деньги[69]
Я — политик не столько действующий, сколько консультирующий. Поэтому могу позволить себе говорить такое, чего ни один публичный политик, дорожащий шансами на переизбрание, не скажет. Вот и этим летом я на Интернет-телеканале «Россия. Ру» заявил то, что практически все политики прекрасно знают и без меня: демографический спад невозможно преодолеть без отказа от нынешней концепции всеобщего пенсионного обеспечения.
Дети — не только цветы жизни и продолжение наших надежд. Цветы надо растить (иной раз до четверти века, прежде чем ребёнок станет хотя бы теоретически способен искать своё место в жизни). Да и ради воплощения надежды приходится тратить немалые силы и средства — хотя бы на поиск и оплату хороших кружков по интересам. И всё это изымается из ресурсов, полезных для собственного жизнеобеспечения. Причём главный безвозвратно расходуемый ресурс — время. Даже если женщина получает оплачиваемый отпуск на несколько лет для ухода за ребёнком — все эти годы вычеркнуты из её профессионального совершенствования и карьерного роста.
Сложности возникают и в личной жизни. Уход за ребёнком — прежде всего круглосуточный тяжкий монотонный труд, пусть и скрашиваемый восторгом при виде явных признаков каждого нового этапа развития. Бессонница от детского плача[70] — одно из известнейших, но далеко не тяжелейших последствий пребывания в доме человека, физиологически не способного контролировать собственную жизнедеятельность. Систематический разгром домашнего хозяйства, неизбежно сопутствующий освоению ребёнком нелёгких искусств перемещения в пространстве, открывания дверей и ящиков, удержания предметов разной формы и прочих деталей взрослого поведения, куда страшнее.
А потом родители повторяют поговорку: большие детки — большие бедки…
Словом, не зря в Живом Журнале — популярнейшем в России средстве ведения и комментирования дневников в Интернете — одно из популярнейших сообществ зовётся ru_childfree. Его завсегдатаи — те, кто давно пришли к выводу: тратить силы на рождение — а тем более выращивание — детей совершенно незачем; куда лучше жить ради собственного совершенствования и/или удовольствия, а по исчерпании жизненных сил рассчитывать на накопления или государственное пенсионное обеспечение. Меня — за мою ошибку юности — там объявляют примером разумного поведения.
Я действительно детьми не обзавёлся: сдуру на первом курсе дал обет целомудрия. Но и на пенсию не рассчитываю: при моей профессии работающая голова гарантирует заработок, а с неработающей и пенсия не поможет.
Но даже люди, никогда не сдвигавшиеся с позиций здравого смысла в сторону childfree, отнеслись к моим словам неодобрительно. Так, мне указывают, что соотношение между трудоспособными и пенсионерами, установившееся ныне, ещё очень долго не изменится, и средний уровень жизни сохранится, пока сокращение общей численности населения не затруднит поддержание и развитие технологий. Правда, в России этот порог перейдён с развалом СССР (в большинстве нынешних технологий новые разработки заведомо не могут окупиться на рынке, где живёт менее 200 млн человек), но в странах Европейского Союза или Североамериканской Зоны свободной торговли (не говоря уж о Китае с Индией) ещё нескольким поколениям опасаться нечего. А за это время технологии разовьются, снимая всякие опасения за благосостояние иждивенцев. Уже сегодня в сельском хозяйстве Соединённых Государств Америки занята 1/50 (а с учётом сезонных работ — 1/30) населения — и при этом СГА экспортируют добрых 2/3 производимого продовольствия. И по прочим видам жизнеобеспечения один с сошкой рано или поздно легко прокормит семерых с ложкой.
Комментаторы поддержали меня разве что в том, что накопления на старость довольно трудно сохранить. Так, за время моей жизни все доступные мне инструменты сбережения обесценились уже дважды: при позднесоветской и постсоветской инфляции да при дефолте 1998.08.17. Нынешний кризис может обесценить сбережения не только в нашей стране, но и по всему миру — хотя бы потому, что общая динамика мировой финансовой системы очень похожа на картину, предшествовавшую её предыдущим обрушениям (по мнению некоторых экспертов, она более всего напоминает преддверие краха банкирского дома Барди, на чьи деньги велась немалая часть Столетней войны: французский и английский короли не смогли погасить свои долги, и кризис охватил всю Европу и её средиземноморских торговых партнёров на несколько десятилетий).
Но даже если мы предположим, что нынешний кризис повлечёт за собою десятилетия почти непрерывного развития (как Великая депрессия не только запустила цепь событий, завершившуюся Второй мировой войной, но и создала механизмы социальной стабилизации, обеспечившие устойчивое благополучие пары миллиардов человек на четыре десятка лет), это снимает далеко не все проблемы. В том числе и финансовые.
Деньги сами по себе несъедобны. Они — всего лишь способ получить какие-то материальные блага. А их ещё надо произвести. Если демографический спад продолжится — произвести будет некому. В частности, потому, что этот спад ещё по меньшей мере пару поколений будет уменьшать долю трудоспособного населения в развитых странах.
Правда, долгосрочные накопления обычно идут на инвестирование — в частности, техническое перевооружение производств. Но в рамках одного поколения технологий каждый следующий грош, вложенный в оборудование, даёт меньшую отдачу, нежели предыдущий. Новые же поколения рождаются не каждый день. Пусть Фридрих Фридрихович Энгельс правильно отметил: когда у общества возникает потребность, она движет науку вперёд больше, чем десяток университетов. Но ведь если собрать девять беременных, ребёнок за месяц не родится! Генрих Саулович Альтшуллер указал: фундаментальное открытие должно обрасти многими тысячами изобретений разного уровня творческой новизны, прежде чем даст заметные результаты.
Так, от открытия электромагнитной индукции Майклом Джэймсовичем Фарадеем до повсеместного — в том числе и бытового — внедрения электромеханического оборудования прошло примерно восемь десятилетий. Кстати, с исчерпанием потенциала этого открытия совпало начало Великой депрессии. Аналогично восемь десятилетий прошло от окончательного формулирования квантовой механики до повсеместного бытового применения твёрдотельных цифровых схем большой степени интеграции — и как только сотовый телефон появился практически у каждого, начался нынешний экономический кризис. Я даже не исключаю, что речь идёт о фундаментальной закономерности, определяющей самый длинный из известных сегодня циклов развития экономики.
Итак, если у нас не будет детей, денежные накопления не помогут: их просто некому будет использовать для производства того, что потребуется нам на пенсии. Правда, сегодня мы ещё можем надеяться на гастарбайтеров и/или вынесение производства в страны, где молодёжи пока хватает. Но это лишь значит, что проблема настигнет наших — пусть и немногочисленных — потомков: ведь вслед за развитым производством в эти страны придёт и современная структура общества, включающая сильную социальную политику, в том числе и всеобщее пенсионное обеспечение.
