Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2004-05гг. (v1.1)
Почему он происходит, понятно. Еще дефолт продемонстрировал иллюзорность тех обещаний, которые давал неолиберализм даже тем, кто традиционно считался выигравшим от его победы. Если я убежден, что система награждает лучших: динамичных, талантливых и образованных, - то я считаю, что меня награждают заслуженно. Но вот наступает некий крах, и система начинает меня наказывать. У меня два выхода. Либо признать, что я никуда не годен, что мое представление о себе как хорошем, образованном и т. п. неверно и на самом деле я тупой неуч. Либо решить, что плох не я, а та система, которая начинает наказывать хороших. Для большинства людей второй выход психологически естественен. Но при этом он и объективно более справедлив.
Ключевой аттрактивный миф либерализма гласит: пусть система и несправедлива с точки зрения некого идеала социального равенства, но она справедлива с точки зрения воздаяния по реальным заслугам. Но вдруг оказывается, что наша система отнюдь не является меритократической. И это открытие резко обрушивает всю систему мифов, на которой строилась политика.
В сфере производственных отношений все ясно: роль правящего класса или одной из его субэлит, во всяком случае тех, кто реально контролирует средства производства и процесс управления, четко задана и закреплена. Иначе вся система просто посыплется. В политике все это менее видимо, менее откровенно и менее жестко, хотя как люди держатся за власть, мы видим сейчас по ситуации на Украине. А в сфере культуры господство правящего класса гарантировано в наименьшей степени - по большому счету оно не обеспечено ничем, кроме системы неких культурных символов, которые нужно воспроизводить, отстаивать и доказывать. Чайковский тоже может быть поставлен под вопрос, тем более что Киркоров продается лучше. Пушкина тоже пробовали сбрасывать с корабля истории. Поэтому контркультурная борьба очень соблазнительна для сторонников альтернативы, для любых радикалов и не только для радикалов, потому что это возможность продвинуться там, где позиции господствующей элиты наиболее уязвимы. Культура в этом смысле - «поле маневренной борьбы», как писал Грамши. Прорыв на этом поле может повлечь за собой далеко идущие культурно-психологические последствия, в том числе и в политической сфере. Но может и не повлечь. Поэтому контркультурное наступление привлекательно, однако не стоит преувеличивать его значение. Если оно остается наступлением только в сфере культуры и не поддержано ничем другим, оно обречено захлебнуться. Тогда его участники либо уходят в гетто субкультуры, либо начинают обменивать завоеванный культурный капитал на позиции в истеблишменте, превращаясь в тех отвратительных коммерческих «звезд», которых все мы так не любим.
В.Д. Соловей. Замысел статьи явно состоял не столько в том, чтобы описать формирование новой социокультурной реальности, сколько в том, чтобы определить взаимосвязи культуры и политики и, судя по частоте употребления выражений «революционная альтернатива», «революционная культура», перевести разговор в плоскость анализа прочности существующего режима. Целесообразность и своевременность такого поворота сомнений не вызывает. Но честно скажу: на мой взгляд, в статье описаны социологически не значимые величины. Не случайно в ней нет никаких упоминаний о тиражах изданий или степени популярности музыкальных групп. Более того, и тенденция к расширению аудитории этой культуры очень слаба. Другое дело - сдвиги в массовом сознании практически всех социальных групп, отражением которых стала активизация и самой новой левой культуры, и интереса к ее интерпретациям.
Сдвиги действительно ощущаются кожей, но пока не находят выражения в адекватных словах. Не слишком годится для этого и аутентичный левый формат статьи, отталкивающийся от отрицания «фашизма» и «империализма». На самом деле режим Путина не фашистский и не империалистический. Слишком много чести. Будь он и вправду таким, мы бы сейчас здесь этой статьи не обсуждали. Имеет место лишь попытка режима инкорпорировать подобные идеи - даже не идеи, а их знаки. Но это классический симулякр, жалкая копия, лишенная всякого содержания и всякой жизнеутверждающей силы.
Реальная альтернатива стабильности режима исходит все-таки справа. Правизна эта специфически русская. «Правое - левое» в политике - вообще абстракция, которая наполняется смыслом только в конкретных культурных и исторических контекстах. Системная деградация общества - социологический факт. Я не знаю ни одной другой страны, которая всего за 10-15 лет так бы откатилась назад. Но ведь это означает колоссальный сдвиг в ментальности, в культурных моделях, в образцах поведения. Происходит процесс, который социологи называют архаизацией, но я предпочитаю термин «варваризация». По всем социологическим исследованиям видно, что «устаканиваются» сейчас модели, не имеющие отношения к modernity, - сугубо предмодерные идеалы иерархии, неравенства, доминирующие среди подавляющего большинства молодежи независимо от ее социального статуса. В этом отношении данная возрастная категория практически гомогенна, за редким исключением тех групп (на самом деле геттоизированных), которые описаны в статье.
Именно поэтому вызов режиму будет идти не слева. Вызов формируется справа - на той делянке, которую пытается окучивать сам режим. Ксенофобия - не следствие и не феномен политики Путина. Это проявление глубоких, масштабных драматических процессов изменения русской идентичности. Впервые в русской истории - и это революционный сдвиг, поверьте, - русские стали осознавать себя как общность не надэтническую, страновую, государственную, имперскую, а именно как этническую. Происходит такая самоидентификация, как правило, в форме ксенофобии, через противопоставление себя другим. Это связано еще и с тем, что впервые в собственной истории (по крайней мере за последние 500 лет) русские себя почувствовали очень слабым народом. В контексте большого времени они были народом успешным, одним из самых успешных в истории вообще, более преуспели только англосаксы.
А сейчас русские вдруг ощутили поражение, почувствовали себя народом слабым. Это фиксирует социология. Изменился образ конституирующего «другого», по которому самоопределяется нация. Если начиная с Петра (на самом деле еще с Алексея Михайловича) для русских - сначала для элиты, потом для народа - конституирующим «другим» был Запад, то теперь у нас иной конституирующий образ. Это кавказцы.
Причем опросы показывают, что этнофобия наиболее устойчива сейчас среди людей с высшим образованием и студентов. Это значит, что она хорошо отрефлексирована, но только не выносится в публичное пространство, не артикулируется.
С.М. Соловьев. Среди моих студентов (я преподаю в московском вузе) массовых антикавказских настроений не заметно. Высказывают их все-таки одиночки. Причем они обычно даже не знают, когда и почему началась первая чеченская война. Они говорят языком телевизора, они повторяют то, что слышали из «ящика».
А.Н. Тарасов . В 1997-м у нас вышла книга Патрика Шампаня «Делать мнение». В послесловии к ней Александр Ослон, гендиректор Фонда «Общественное мнение», просто бился в негодовании: как же можно так открыто писать, что социология не столько исследует общественное мнение, сколько формирует его, навязывая то, что выгодно элитам? Можно поставить вопрос: кто представляет сейчас наибольшую угрозу для России - американский империализм, исламский терроризм, китайский гегемонизм? И огромное большинство скажет: разумеется, исламский терроризм. Но если спросить, от кого вы и ваши родственники больше всего пострадали в последние годы: от кремлевских властей, от американского правительства, от чеченских террористов и т.д., - то большинство дружно ответит, что от кремлевских властей. Поэтому такой графы в опросах и нет. Куда удобнее морочить людям голову, спрашивая, боятся ли они больше кавказцев, цыган или американцев.
В.Д. Соловей. Россия - страна незападной истории, здесь очень многое по-другому, в том числе правизна и национализм. Алгоритм выхода из подобной ситуации в нашей традиции - это Смута. Начало XVII века, начало XX века, начало XXI века. Аналог режима Путина - не воцарение Михаила Романова, а правление Василия Шуйского. Это ремиссия. После ремиссии следует катастрофа, но не в форме революции. Смута не начинается «снизу» - только «сверху», когда бояре, ближний круг начинают рвать страну. Уже потом начинает втягиваться серый народ. Образцы поведения - культурные, политические, социальные - всегда транслируются «сверху». По замечанию Леонтия Бызова, режим Путина благоденствовал и процветал, пока ничего не делал. Но стоило только начать нечто предпринимать, как обнаружились его некомпетентность и неэффективность, и режим стал потрясающими темпами плодить недовольных и врагов.
