Георгий Реутов - Правда и вымысел о второй мировой войне
Факты свидетельствуют, что Советский Союз был единственной страной, готовой оказать действенную помощь Чехословацкой республике. Они не оставляют камня на камне от фальсификаторской версии о "неопределенной позиции" Советского государства в судетском кризисе. И что же? Большинство буржуазных авторов либо замалчивают, либо грубо искажают факты.
Настоящий заговор молчания организован вокруг конкретных мер, принятых СССР для оказания военной помощи Чехословакии. Между тем к двадцатым числам сентября 1938 года, то есть в самый критический период, к западной границе Советского Союза было переброшено 30 стрелковых, а также кавалерийские дивизии. Наготове находились танковые части и авиация. В состоянии готовности для переброски в Чехословакию на аэродромах Белорусского и Киевского военных округов находились 246 бомбардировщиков и 302 истребителя [48].
Знали ли об этом Франция и Англия? Да, знали. 25 сентября К. Е. Ворошилов через военно-воздушного атташе СССР во Франции официально сообщил начальнику генерального штаба Франции Гамелену данные о концентрации советских войск [49]. Всего этого не хочет видеть буржуазная историография Англии, как, впрочем, и других капиталистических стран.
Лишь отдельные буржуазные авторы дают реалистические оценки роли Советского Союза в период судетского кризиса. Наиболее четкую позицию здесь занимает Уилер-Беннет. "...Сведения из Советского Союза в течение всего кризиса 1938 года были одними из самых безупречных вестей, и не было явных причин не верить, что он выполнит свои обязательства перед Чехословакией. Несомненно, германский генеральный штаб был такого же мнения",- писал он в 1948 году. Против мнений о том, что СССР не вступил бы в войну для защиты Чехословакии, выступил Ч. Уэбстер, отметив, что неоднократные заявления руководителей советской внешней политики "делали такой курс совершенно невозможным" [50].
Среди политических деятелей Англии своими оценками позиции Советского правительства выделяются X. Дальтон и Л. Эмери. Первый из них, в частности, отмечает, что Чемберлен и Галифакс намеренно извращали смысл советских заявлений, стараясь убедить лейбористских лидеров, а через них и английских рабочих в "неискренности Москвы". Еще более определенно высказывается Л. Эмери. "Россия во время всего кризиса занимала абсолютно ясную позицию,- пишет он.- Литвинов последовательно отстаивал идею коллективной безопасности, то есть, по существу, выступал за союз между Россией и западными державами..." [51].
Однако многие буржуазные историки до сих пор не способны преодолеть официозные догмы. Их оценки политики Советского Союза полны противоречий. Полное разоблачение версии о так называемой "неопределенной позиции" СССР - одна из важных задач историков критического направления.
Критика апологетов Мюнхена. Аргументы "против".В послевоенные годы растет число тех буржуазных исследователей, которые в той или иной форме признают, что в основе мюнхенской политики лежали классовые причины, боязнь, что разгром гитлеровской Германии при помощи Красной Армии приблизит революционный взрыв в Европе. "Россия могла быть на стороне Франции и Англии. И несмотря на это, ее игнорировали в течение всего кризиса, в результате чего через год опасность войны стала очевидной",- писал английский историк Ч. Моват. "Лучше Гитлер, чем народный фронт!",- рассуждали реакционеры не только в Лондоне и Париже, но и в Праге, подчеркивает Уилер-Беннет. "Классовые мотивы имели решающее значение в правительственной политике в отношении Чехословакии",- справедливо подчеркивал К. Зиллиакус еще в 1939 году [52].
Обстоятельный анализ мотивов, лежавших в основе действий Чемберлена, дал Дж. Уилер-Беннет в книге "Мюнхен. Пролог к трагедии". "Англия и Франция считали,- писал он о причинах недоверия правящих кругов Лондона и Парижа к Советскому Союзу,- что СССР хочет ускорить общеевропейский конфликт в целях величайшего триумфа и успеха диктатуры пролетариата". Буржуазный историк справедливо отмечал, что правительственные круги Англии лелеяли "тайную надежду" направить Гитлера на Восток, где он столкнется с Советским государством. Эти мнения, известные в Берлине, "полностью совпадали с планами фюрера относительно первых шагов реализации его программы завоевания "жизненного пространства". В книге "Европа в упадке" Л. Нэмир также указал на классовую основу позиции Англии и Франции. "Западные державы,- писал Нэмир,- могли выбирать между пактом четырех держав, Пактом с диктаторами и новой тройственной Антантой с СССР". Но если первый союз, по мнению Лондона и Парижа, во много раз увеличивал силы и ресурсы фашизма, то второй "благоприятствовал распространению большевизма". Если первый был "неприятен и бесполезен", то второй "еще более ненавистен" [53]. И хотя Нэмир явно не договаривает, становится ясно, что выбор, сделанный в Мюнхене, определялся классовыми интересами правящих кругов Англии и Франции.
Так буржуазные историки приоткрывают завесу, за которой английская реакция до сих пор упорно старается скрыть от широкой общественности антисоветские мотивы политики западных держав. Само развитие исторических событий в 1939-1945 годах неопровержимо свидетельствует против апологетов Мюнхена. Немалую роль в их разоблачении играют те историки и публицисты, которые, оставаясь на буржуазных позициях, критически подходят к антисоветским догмам и сомнительным версиям. Опровержение доводов сторонников Мюнхена заняло важное место в работах таких разных и непохожих друг на друга историков и публицистов, как Дж. Уилер-Беннет и К. Зиллиакус, Л. Нэмир и П. Рейнольдс.
Одним из первых против аргументов в защиту Мюнхена выступил К. Зиллиакус. В брошюре, написанной в 1945 году, он подверг критике два наиболее часто встречающихся довода: 1) Чемберлен, "застигнутый врасплох" требованиями Гитлера, сделал "все, что мог", для чехов, пока Франция не заставила его сдаться, и 2) подписав мюнхенское соглашение, он "выиграл время" для вооружения. Отвечая тем, кто выдвигал эти аргументы, К. Зиллиакус подчеркивал, что захват Чехословакии был "спланирован заранее". Его предвидел еще в марте 1933 года лорд Лондондерри, министр в кабинете Р. Макдональда. Опираясь на факты, К. Зиллиакус опроверг и второй довод. "Выигрыш" нескольких мирных месяцев не мог, конечно, компенсировать потерю Чехословакии как союзника Англии и Франции против фашистской Германии. В 1938 году чехословацкая армия имела свыше 1,5 тыс. самолетов и около 500 танков [54].
С критикой довода о "выигрыше времени" выступил X. Тревор-Рупер, отметив, что Англия больше потеряла, чем выиграла, отсрочив мировой конфликт. Решительно отвергает тезис о "выигрыше года" У. Черчилль. Соотношение вооружений в 1939 году менялось отнюдь не в пользу Англии и Франции, отмечал он. К тому же чехословацкая армия, состоявшая из 21 дивизии, перестала существовать. "Учитывая приведенные факты,- заключал Черчилль,- годовая "передышка", якобы выигранная Англией и Францией в Мюнхене, поставила их по сравнению с гитлеровской Германией в гораздо худшее положение, чем они имели в период мюнхенского кризиса". Это свидетельство тем более ценно, что Черчилль был хорошо осведомлен о состоянии английской армии. К аналогичному выводу приходит и лейбористский деятель X. Дальтон. Абсолютно, отмечает он, Англия в 1939 году стала сильнее, но относительно Германии - слабее. "Приняв все во внимание, я не сомневаюсь, что мы потеряли дополнительный год",- заключает он. "Германия, а не Англия, выиграла с военной точки зрения в этот дополнительный год..,- писали М. Гильберт и Р. Готт.- Чемберлен и его советники шли в Мюнхен не потому, что они нуждались в дополнительном годе для подготовки к войне... цель умиротворения состояла в том, чтобы избежать войны, а не добиться единства, необходимого для нее..." [55].
Получил отпор и официозный тезис "миротворцев", согласно которому условия Мюнхена были более благоприятны, чем предыдущие требования Гитлера. Английский историк и публицист Дж. Макинтош еще в 1940 году подверг его критике. "...В действительности..,- подчеркивал он в книге "Пути, которые вели к войне",- Гитлер получил даже больше, чем требовал в Годесберге". Интересные сведения по этому вопросу содержат воспоминания Стрэнга, сопровождавшего Чемберлена в Мюнхен. Руководитель центральноевропейского отдела Форин оффиса сообщает, что, когда он вернулся из Германии, Г. Вильсон, ближайший советник премьера, поручил ему составить перечень пунктов, по которым мюнхенское соглашение выгодно отличается от "Годесбергского меморандума". Стрэнг вспоминает, что хотя на бумаге они и выглядели внушительно, но на деле, за исключением одного - об отсрочке передачи Судетской области Германии на несколько дней,- "были никчемными". К такому же заключению приходит и А. Иден. "Наибольшая уступка" Гитлера, отмечает политический деятель Англии С. Кинг-Холл, заключалась в "отсрочке грабежа" на десять дней [56]. Эти компетентные высказывания выбивают важный аргумент из рук апологетов Мюнхена.
