Даниил Краминов - Сумерки в полдень
— Что ты хочешь? Из пятидесяти своих лет он более двадцати прожил с немцами. До революции спасался тут от царской полиции, после революции возвращался сюда неоднократно, работал и жил в Мюнхене, Дюссельдорфе, Гамбурге и Берлине. Ну и привык, конечно, к их обычаям. Между нами: очень любит ставить немцев в пример — и точны-то они, и организованны, и трудолюбивы, — хотя, сам понимаешь, в наше время это восхваление звучит странно. Я как-то сказал ему, что этим можно нажить себе неприятности. Он разволновался, обозвал меня молокососом, мальчишкой, начал кричать, что Ленин много раз говорил, что немцы били и будут бить других, потому что они дисциплинированнее, организованнее и трудолюбивее, и что они особенно жестоко били русских, потому что нам не хватало именно дисциплины, именно организованности, именно трудолюбия. Я-то понимаю нашего советника, но вот один бдительный товарищ накатал на Двинского заявление. Курнацкий распорядился отозвать его в Москву, а там предложил освободить от работы. Мы все здесь страшно жалели и его и себя, потому что у Григория Борисовича большие и надежные связи. Сам Густав Крупп ежегодно присылает ему написанные лично, от руки, поздравления к рождеству и памятные подарки ко дню его рождения. Крупные промышленники — многие из них были тесно связаны с нашей страной — не упускают случая и теперь заглянуть к нему и пригласить на обед, когда приезжают в столицу. Некоторые нынешние генералы — особенно бывшие офицеры рейхсвера, которые в свое время бывали у нас, — приглашают его к себе в гости, хотя Гитлер косо смотрит на это. Все обрадовались, узнав, что за Двинского вступился Щавелев и помешал Курнацкому добиться своего. Мы почти всей колонией отправились на вокзал встречать Двинского, когда он вернулся в Берлин.
Дежурный, которого Пятов попросил соединить с квартирой Зубова, сказал, что тот уже в полпредстве, на его имя пришла шифровка, и его, как всегда, намеком пригласили «заглянуть на минутку». Вскоре друзья увидели идущего им навстречу в сумраке коридора Тихона Зубова.
— Ну что Москва? — спросил Пятов. — Согласна?
— Согласна, согласна, — отозвался Тихон. — А тебе-то что?
— Григорий Борисович очень интересуется, — сказал Пятов, пожимая руку приятелю. — Он считает твою поездку в Нюрнберг очень нужной. Пойдем к нему.
Однако зайти к советнику они смогли лишь после того, как официантка в белом переднике и с белой наколкой на пышных волосах вынесла из его кабинета поднос с тарелками, накрытыми салфеткой.
Двинский, увидев друзей в дверях, сразу поднялся и пошел к низкому столику, словно ждал их прихода. То ли он догадался по лицам молодых людей, то ли шифровальщик доложил ему во время обеда, что из Москвы получен положительный ответ, но советник, опускаясь в кресло, спросил Зубова:
— Вы каким поездом собираетесь ехать?
— Сейчас не знаю, — ответил Тихон. — Когда приглашали, говорили, что иностранные корреспонденты поедут в специальном поезде вместе с дипломатами.
Советник наклонил голову, выслушал это с явным удовлетворением или даже одобрением, затем посмотрел на Зубова особенно пристально.
— Не могли бы вы взять с собой туда вот этого товарища? — спросил он, показав на Антона. — Предположим, в роли вашего помощника? Или переводчика? В любой роли, но обязательно взять.
— Я-то готов, — смущенно начал Тихон. — Я всей душой, но… от меня это не зависит. Нужно согласие немцев.
— А кто приглашал в Нюрнберг иностранных корреспондентов?
— Министерство иностранных дел.
— Лично кто?
— Как всегда, Баумер, из отдела иностранной прессы.
— У тебя с Баумером, кажется, хорошие отношения? — сказал Двинский, обратившись к Пятову. — Если с ним поговорить как следует, он, наверное, согласится пригласить также и помощника нашего корреспондента. Они же, как ты говоришь, заинтересованы в самом широком представительстве прессы.
Пятов выслушал его с понимающей улыбкой.
— Ну, если «как следует» поговорить с Баумером, — сказал он, делая ударение на словах «как следует», — то, наверное, приглашение Карзанову будет обеспечено. Могу я сказать завхозу, чтобы мне выдали для подарка Баумеру водки и икры?
— Да, да, конечно, — торопливо, с досадой произнес Двинский. — Без подарка не обойтись.
— Не подмажешь — не поедешь, как сказал один философ.
Советник хмуро взглянул на Зубова: его шутка показалась ему неуместной. Он тут же перевел глаза на Антона, давая знать, что пришел его черед выслушать наставления.
— Я думаю, что для вас эта поездка будет тоже очень интересной и полезной, — проговорил он. — Посмотрите этот нюрнбергский балаган: зрелище, конечно, тяжелое, но поучительное. Поближе познакомьтесь с англичанами — ведь вам придется с ними работать — и обязательно найдите возможность встречаться с вашим знакомым. Как можно чаще!
— Я-то не возражаю, — проговорил Антон, пораженный неожиданным предложением. — Наверно, все это будет интересно и полезно. Но мне же в Лондон надо, я не могу самовольно задержаться.
— Об этом можете не беспокоиться, я договорюсь с Москвой. В Лондоне пока обойдутся без вас, а тут вы можете весьма пригодиться.
— А как быть с ней… с моей спутницей? Ведь мы ехали вместе.
— Не забивайте себе голову чужими заботами, — недовольно посоветовал Двинский и повернулся к Пятову. — Скажи консулу от моего имени, чтобы отправил женщину в Лондон.
С медлительностью грузного человека он поднялся с кресла, заставив молодых людей вскочить с дивана, и оглядел по очереди всех, точно прощался с ними, потом вдруг уставил свой толстый палец в грудь Пятова:
— А ты побеседуй со своим приятелем. Объясни, как лучше вести разговор, чтобы он дал то, что нам нужно. В нашем деле слово — главное оружие, и им надо владеть умеючи.
Глава одиннадцатая
Во второй половине того же дня Пятов позвонил в «Наследный принц» и, вызвав Антона к телефону, пригласил заехать к нему. Уже зная, что по телефону лучше не расспрашивать о деталях, Антон тут же отправился в полпредство. Володя встретил его в приемной и сказал, что им надо «поехать к друзьям». Помимо самого Володи Пятова и Зубовых, друзей в Берлине у Антона не было, и он сказал об этом.
— Ты ошибаешься, — с усмешкой заметил Володя, — у тебя есть друзья в Берлине, и я дал им слово привести тебя к ним, когда ты окажешься здесь.
Антон недоумевал: кто бы это мог быть? Жан-Иван Капустин, случайно оказавшийся в Берлине? Но Володя покачал своей светловолосой, идеально причесанной головой.
— Нет, нет… Это твои немецкие друзья.
— Мои немецкие друзья? — изумленно воскликнул Антон, сразу вспомнив Юргена Риттер-Куртица и Бухмайстера, которых действительно можно было назвать друзьями. Но Юрген был арестован и брошен в концентрационный лагерь вскоре после возвращения из Москвы, и с тех пор о нем ничего не было известно. Гейнц Бухмайстер, сообщивший о судьбе Юргена, сам уехал в Германию года полтора-два спустя и исчез так же бесследно. Работавший в Коминтерне видный немецкий коммунист, которого Бухмайстер ласково звал «Наш Франц», — он часто приезжал в «Немецкий дом», как звали дом, где жили его соотечественники, — сообщил Антону, случайно встретив его на московской улице, что Бухмайстера тоже арестовали и заточили в концентрационный лагерь. Антон был убежден, что из этих лагерей, как с того света, никто не возвращается, и он стал называть имена других немцев, с которыми встречался в «Немецком доме» в Москве.
— Ладно, не гадай, — сказал Володя Пятов. — Встретишь — узнаешь…
Они вышли из полпредства, прошли мимо полицейских в форме, мимо гестаповцев в длинных просторных плащах и двинулись в сторону Фридрихштрассе.
— Поедем в подземке? — предложил Антон.
— Нет, возьмем такси, — отозвался Володя, занятый своими мыслями.
Дойдя до угла улицы, пересекавшей Унтер-ден-Линден, он быстро оглянулся, завернул за угол и, тронув Антона, торопливо пошел вперед. Миновав два дома, он еще раз оглянулся и, увидев идущее навстречу им такси, поднял руку. Назвав шоферу какую-то площадь, он распахнул перед Антоном дверцу машины и, пропустив его вперед, сел рядом. Проехав, однако, минут пять, Володя наклонился к шоферу и сказал, чтобы тот остановил такси перед магазином: ему нужно было кое-что купить. Выбравшись из машины, он, к удивлению Антона, не пошел в магазин, а, перейдя на другую сторону улицы, остановил только что освободившееся такси. И снова, пропустив Антона вперед, сел рядом, сказав шоферу какой-то адрес.
Минут пятнадцать-двадцать такси неслось по серым каменным коридорам, лишь изредка останавливаясь перед светофорами. Удаляясь от центра, они пересекли мост через реку или канал, миновали большое кладбище — сквозь витую металлическую ограду были видны мраморные склепы и памятники — и, наконец, остановились перед кирпичным зданием вокзала городской железной дороги. Выйдя из машины, они поднялись по отлогой лестнице с чугунными ступеньками на высокую платформу, к которой вскоре подошел электропоезд. Увлекая за собой Антона, Володя поспешил в вагон. Они проехали в тамбуре минут десять-двенадцать, вышли и спустились с еще более высокой платформы на улицу.
