Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
Троцкий заявил, что усматривает в данной мере новое звено в цепи закулисных интриг, которые ведутся против него, и, не желая продолжать работать в такой обстановке, просит Центральный Комитет освободить его от всех постов и позволить ему отправиться в Германию, где назревает революция. Стремясь обратить это заявление в фарс, Зиновьев выступил с просьбой направить его «солдатом германской революции» вместе с Троцким, а Сталин предложил Центральному Комитету не отпускать в Германию своих «любимых вождей». Тут же это предложение было принято, после чего «рядовой» цекист Комаров заявил: «Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится?» Эта реплика окончательно взорвала Троцкого. «Прошу вычеркнуть меня из числа актеров этой унизительной комедии» [217],— сказал он и покинул зал заседаний.
Драматизм ситуации усугублялся тем, что борьба в руководстве РКП(б) служила существенной помехой для правильного решения не только внутрипартийных вопросов, но и вопросов международного коммунистического движения, прежде всего связанных с обостряющимся революционным кризисом в Германии, где возникла непосредственная революционная ситуация. Отношение к событиям в Германии, характерное в то время для всего Коминтерна, нашло отражение в письме Сталина одному из лидеров ЦК КПГ А. Тальгеймеру от 20 сентября: «Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата, несомненно, переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин» [218].
Реализация этой перспективы означала бы существенную перегруппировку в руководстве Коминтерна и утрату «тройкой» господствующих позиций в нём. Кроме того, переход непосредственной революционной ситуации в открытое выступление германского пролетариата укрепил бы позиции Троцкого, который настаивал на немедленном восстании, составил его детальный план и даже назвал его дату — 7 ноября. Руководство ГКП направило в Москву просьбу о командировании Троцкого в Германию для руководства восстанием. Это предложение, как мы уже знаем, было отвергнуто Политбюро, принявшим решение направить в Германию «немецкую комиссию» из деятелей РКП(б) менее высокого ранга, которым предлагалось «принимать решения на месте».
В результате противоречивых указаний, дававшихся германской компартии руководством Коминтерна, и нерешительности германского ЦК в вопросе о восстании, германская революция, победы которой с нетерпением ожидали коммунисты в России и во всём мире, потерпела поражение. Оно явилось одним из основных факторов, способствовавших ослаблению международного коммунистического движения и бюрократическому перерождению русской революции.
Но вернёмся к сентябрьскому пленуму. После того, как Троцкий покинул зал заседаний, к нему для переговоров был направлен Куйбышев, которому Троцкий заявил о полной недопустимости «такой политики, когда назначения, смещения, переброски и пр. производятся по очень определённым внутрипартийным соображениям, с прямым ущербом для дела, а перед партией официально мотивируя совершенно другими причинами… Пора положить конец нынешнему режиму двойной партийной бухгалтерии, уже принесшему величайший вред и чреватому новыми величайшими опасностями» [219]. В ответ на упрек Троцкого в том, что официально объявленные на пленуме мотивы предложенных изменений в составе Реввоенсовета не имеют ничего общего с действительными мотивами, Куйбышев цинично заявил: «Мы считаем необходимым вести против вас борьбу, но мы не можем вас объявить врагом; вот почему мы вынуждены прибегать к таким методам» [220].
После того, как Троцкий обратился в ЦК и ЦКК с письмом, где был изложен этот разговор с Куйбышевым, последний представил объяснительную записку, в которой лицемерно заявлял, что «уважение и любовь к Троцкому исключают всякую возможность враждебности и что лишь сознание революционной целесообразности заставляет принимать то или другое решение, несмотря на категорический протест тов. Троцкого (как это было в вопросе с Реввоенсоветом)» [221].
Выраженный в такой решительной форме протест Троцкого против реорганизации Реввоенсовета удержал Пленум ЦК от немедленного проведения предложенных мер в полном объёме. Однако в принятом постановлении одобрялось в принципе введение в состав РВС «военных членов ЦК», причём двое из них — Лашевич и Ворошилов — вводились незамедлительно. Пленум постановил также создать при председателе Реввоенсовета исполнительный орган с участием Сталина.
В письме в ЦК и ЦКК, направленном 4 октября, Троцкий писал, что «предложение новой коллегии продиктовано очень определёнными внутрипартийными комбинациями, как это понятно всем и каждому на этом заседании… Я считаю недостойным вести прения в этой плоскости. По крайней мере, в рамках ЦК следовало бы открыто сказать, что дело идёт о продолжении той внутрипартийной борьбы, которая систематически ведётся сверху за спиной партии» [222].
Попытки пленума решить обострившиеся вопросы экономической жизни страны и внутрипартийного положения казённо-бюрократическим путём явились последней каплей, которая заставила Троцкого, наконец, принять более решительные шаги для того, чтобы «побудить ЦК, в соответствии со всей создавшейся обстановкой, по-иному ставить и по-иному решить наиболее острые и больные вопросы внутренней жизни» [223]. На заседании Политбюро после сентябрьского пленума он характеризовал сложившуюся тяжёлую обстановку в партии и стране и указал на необходимость принятия «исключительных мер как в области хозяйственной, так и в области внутрипартийной».
Единственным ответом на это выступление было предложение Рыкова созвать «частное совещание членов Политбюро», которое так и не состоялось, несмотря на записку Троцкого с согласием на такое совещание. Не получив ответа на эту записку, Троцкий счёл, что «члены Политбюро отказались от предлагавшегося ими обсуждения выдвинутых мною важнейших вопросов внутреннего кризиса» [224]. Только после этого он направил в ЦК своё письмо от 8 октября, которое положило начало выходу внутрипартийной борьбы за рамки Политбюро.
В первых разделах этого письма Троцкий раскрывал своё понимание причин возникшего в стране хозяйственного кризиса и его социально-политических последствий. Эти причины он видел прежде всего в том, что основные принципы экономической политики, закреплённые в резолюции XII съезда по его докладу о промышленности, не были проведены в жизнь. Политбюро, узурпировавшее право на решение всех важнейших хозяйственных вопросов, рассматривало их наспех, без действительной подготовки специалистами и вне их плановой связи. Результатом принятия случайных, бессистемных решений стало чудовищно возросшее несоответствие цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, что, по мнению Троцкого, было «равносильно ликвидации нэпа, ибо для крестьянина — базы нэпа — безразлично, почему он не может покупать: потому ли, что торговля запрещена декретами, или же потому, что две коробки спичек стоят столько, сколько пуд хлеба» [225]. Несоответствие цен, при сохраняющейся тяжести единого сельскохозяйственного налога, вызывало крайнее недовольство крестьян.
Троцкий подчёркивал, что недовольство рабочих и крестьян тяжёлым экономическим положением сложилось не только в результате объективных трудностей, но и в результате явных ошибок хозяйственной политики ЦК. Оказавшись перед лицом серьёзного хозяйственного кризиса, большинство Политбюро и ЦК искало выход из экономических трудностей на путях нагромождения новых ошибок, чреватых тяжёлыми социальными последствиями. К таким ошибкам Троцкий относил, в частности, попытки «военно-коммунистического командования ценами», т. е. механического снижения их в административном порядке, которое могло лишь обогатить частных посредников, а также сохранявшееся стремление решить проблему бюджетного дефицита за счёт введения государственной монополии на продажу водки. Напоминая, что только решительный протест внутри ЦК и за его пределами приостановил эту меру, Троцкий подчёркивал, что «мысль о дальнейшей легализации водки Центральным Комитетом не отвергнута до сих пор» [226].
Освещая вопросы внутрипартийного режима, Троцкий писал, что «X-й съезд партии прошёл под знаком рабочей демократии. Многие речи того времени, сказанные в защиту рабочей демократии, казались мне преувеличенными, в значительной мере демагогическими, ввиду несовместимости полной, до конца развёрнутой рабочей демократии с режимом диктатуры. Но было совершенно ясно, что зажим эпохи военного коммунизма должен уступить место более широкой и живой партийной общественности. Однако, тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жёстких периодов военного коммунизма» [227].
