Джордж Фридман - «Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира
Романтический национализм раздувал чувство величия нации одновременно с ощущением того, что нация является жертвой посягательств со стороны других наций. Происходило это в иррациональной области — отсюда влияние искусства, а не науки на формирование национального чувства. Шопен передавал величие польского духа в своих сонатах, полонезах и мазурках, а не в трактатах. Сонаты будоражили души, но невозможно предсказать, что сделает гениальная музыка с конкретной душой. Искусство может быть таким же безжалостным, как и разум, но по-другому. Рациональные размышления всегда ведут к какому-то логическому заключению, к концу, неважно, абсурдному или нет. Искусство требует обожания, и не имеет значения, какой заряд оно несет в себе. Разум предполагает умозаключения. Произведение искусства является законченным и целостным — красота искусства не требует достижения чего-либо: она есть и начало, и конец.
Наконец, как мы увидим в процессе рассмотрения того, как поднимался фашизм, нация в массовом сознании станет отождествляться с произведением искусства, а партийный лидер — с его автором. Фашисты создали сказку, миф о нации, что вылилось в конкретную идеологию. Просвещение тоже одним из своих результатов имело идеологию, в значительной мере отличавшуюся от фашизма по корням и последствиям, но схожую с ним по степени опасности для мира. Разум, предоставленный самому себе и имеющий право идти в своей логике до конца, и искусство, проповедующее безграничное и беспощадное стремление к красоте совершенства, могут приводить к страшным вещам. Вспомните Сталина и Гитлера. Как бы то ни было, людям пришлось объединяться в сообщества, которые приняли форму наций, а нации стали править людьми как очень ревнивые господа-хозяева.
Три удара по культуре Европы Средних веков — Коперник, Колумб и Лютер — в конечном счете ликвидировали существовавший порядок, освободили Европу и все человечество, привели к формированию глобальной общечеловеческой культуры. Самое главное, что при этом произошло, — человек был поставлен в центр мира. Разум стал центром жизни, человек был материальным носителем разума, наука и техника проистекали из человеческого разума — в результате личность была вознесена на небывалую высоту. Хорошо, человек оказался в центре всего, но какой человек? И разве один человек? Людей много, все они в центре всего. Триумф личности противоречит объективной необходимости объединения в общество. Если раньше общество имело одни основы, то теперь оно должно было получить другие, обусловленные центральной ролью личности. Сознание европейца настолько отдалилось от своих естественных исторических корней и стало столь фрагментированным, что моральные направляющие, моральный компас оказались сломанными. Разумом осознав свою принадлежность к определенной нации, основанной во многом на иррациональном искусстве и мифах, европеец ушел от целостности. Моральный компас был утерян — искусство не знало разницы между добром и злом. Появившийся национализм, манящий и соблазняющий, заменил собой индивидуализм. То, что было разбито на мелкие кусочки стараниями Колумба, Лютера и Бэкона, должно было быть снова собрано воедино, пусть каким-то другим способом. Частично это было сделано через развитие науки и техники, как и предполагал Бэкон. Далее последовала постепенная интеграция отдельных экономик в глобальное хозяйство на основе научных достижений, ставших достоянием всего человечества. Другим путем было развитие наций, национального сознания с постепенным выходом на общечеловеческие моральные ценности. Глобальная экономика и общечеловеческая мораль не всегда могут ужиться друг с другом — противоречия возникают то тут, то там. Весь наш мир живет в напряжении.
Все эти хитросплетения противоречий завораживают. Завоевав всю планету, завоевав умы большей части человечества, Европа революционизировала все аспекты человеческого бытия и к началу XX века, фигурально выражаясь, стояла, широко расставив ноги, в центре мира в сиянии своего абсолютного доминирования над природой и над остальными народами. В 1913 году было невероятно представить, что такой порядок вещей когда-нибудь изменится. Но он изменился очень скоро. Он не мог не измениться. Огромные массы, объединенные в большое количество разных наций, пришли в движение, уверенные в своей правоте и в том, что другие народы заблуждаются. Это открыло путь к небывалым злодеяниям, являющимся пусть отдаленными, но логическими последствиями тех давних трех потрясений основ, каждое из которых занимает достойное место в истории, имеет свое разумное обоснование и объяснение. Но взятые вместе, они привели европейское сознание к катастрофе.
ЧАСТЬ II
ТРИДЦАТЬ ОДИН ГОД
Глава 4
Бойня
В 1912 году, когда родился мой отец, в городке Нирбаторе, рядом с границей с Украиной, жизнь была хороша. Продовольствия имелось в достатке для всех. Средний уровень насилия в обществе был не чрезмерным. С последнего момента, когда через город продвигалась действующая армия в рамках военной кампании, уже прошло довольно много времени. Это, конечно, был не Париж, но Просвещение коснулось даже этого мрачноватого, забытого богом места на карте Европы. Поговаривали, что местный доктор даже читал труды Спинозы. В городе была железнодорожная станция, поезда ходили в Будапешт. В общем, там было можно жить, планировать свое будущее, надеяться на лучшее — в разумных пределах. Если кому-то суждено было родиться в данном месте, то 1912 год был, наверное, лучшим временем для этого.
Этот год был удачным для Европы в целом, особенно для ее западной части. В течение почти ста лет, с 1815-го, несмотря на отдельные локальные военные конфликты, Европа жила по большей части мирной жизнью. Конечно, это мирное существование ни в коем случае нельзя назвать идиллически-безоблачным, но мира было больше, чем в любые предшествовавшие столетия. Широкое распространение получили республиканские идеи, и даже в такой стране, как Германия, где у власти находился кайзер, был не декоративный, а имеющий вполне реальную власть парламент, существовала свободная пресса, действовали замечательные университеты, бурно развивалась экономика, слово «процветание» можно было применить не только к тончайшей прослойке общества, но и к весьма широким массам. Научно-технический прогресс впечатлял еще более, чем рост экономики.
Европа господствовала над миром.
Под властью европейских держав были многочисленные колонии общей площадью около 40 миллионов квадратных километров. Британия контролировала 25 миллионов, крошечная Бельгия владела огромной территорией Конго, Голландия управляла десятками миллионов людей там, где сегодня расположена Индонезия, Франция имела свою большую империю в Африке и Индокитае. Кроме этого списка были еще земли, которые формально являлись независимыми от европейских метрополий, но в которых европейцы обладали огромным влиянием, как, например, Египет и Китай.
Глобальные колониальные империи по состоянию на 1914 год
Нужно также помнить о странах, ранее имевших статус европейских колоний, но к началу описываемого периода завоевавших независимость. В мире Европа была колоссом, богатым, креативным и чрезвычайно мощным.
Никто не ожидал того, что вскоре произошло. Внезапно в августе 1914-го Европа превратилась в настоящую мясорубку. К 1945 году погибло (по неестественным причинам) 100 миллионов, бесчисленное множество было покалечено, весь континент испытал тяжелейшую контузию. Масштаб и скорость распространения разрухи и разорения оказались беспрецедентными. Если кто-то и мог представить себе возможность подобного апокалипсиса в каких-то местах на Земле, то Европа, колыбель и центр Просвещения, рассматривавшая себя как образец высочайшего развития человеческого духа, казалась наименее вероятной ареной для буйства самых злых и разрушительных сил. То, что Европа оказалась обречена в это время превратиться в ад, было не менее поразительно, чем то, что ей немногим более чем за 400 лет до этого было суждено начать преобразование планеты и человечества. Все предыдущие достижения оказались разбазаренными в течение тридцати одного года самым дичайшим образом.
К 1945 году вся Европа стала оккупированной территорией с очень условным суверенитетом (если не сказать приостановленным и подвешенным в неопределенном статусе), разоренной войной, коллаборационизмом и Сопротивлением. Европейцы, казалось, остолбенели, осознав, в каких монстров они превратились, осмыслив глубину своей трусости и слабости. И еще они поняли, что величие годов и десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, было не что иное, как внешний лоск, скрывавший такие темные стороны Европы, какие нельзя было и вообразить. С этим осознанием улетучилось и европейское доминирование в мировых делах, причем при полном согласии европейцев. Они охотно «сдали вахту», признав, что империи, которые строились на протяжении более чем четырех веков, за которые боролись ценой громадных усилий и множества человеческих жизней, стали просто никому ненужными, бессмысленными геополитическими игрушками. После всех битв за господство над миром Европа потеряла способность проявлять какой-либо интерес к этому.
