Борис Кагарлицкий - Восстание среднего класса
Своим упорством политические и корпоративные элиты могут оказать медвежью услугу капитализму. Большинство революций начиналось с общественной потребности в реформах. Но неспособность правящих кругов осуществить назревшие преобразования подталкивала общество к еще большей радикализации. Если действующие элиты не способны сделать необходимое, значит, рано или поздно они сами становятся жертвой перемен. И, наверно, это к лучшему.
Рано или поздно «сетевой социализм» пробьет себе дорогу. Чем более жестким будет сопротивление элит, тем более радикальными станут общественные настроения. Технологическая революция, однако, заставляет радикально переосмыслить традиции коллективизма. Индустриальная эпоха требовала дисциплины, жесткой централизации, в том числе (может быть, даже прежде всего) в сетевых структурах. Новая эпоха позволяет формировать организацию по-иному. Для среды Интернета типично представление о сетях как самоорганизующихся и саморегулирующихся. На практике возможности самоорганизации в любой сети все же не безграничны. Но как бы ограничены они ни были по сравнению с утопическим идеалом, они неизмеримо больше, чем в индустриальную эпоху.
Пролетарский социализм XIX и XX веков был пронизан дисциплиной фабрики. Он просто не мог быть другим. Новая эпоха открывает и новые возможности. Мечты об экономической демократии, увлекавшие социалистов прошлого, могут стать реальностью. Идеи производственного самоуправления, распространившиеся в начале XX века во всех концах Европы от Петрограда до Турина и Ливерпуля, первоначально принимали форму «рабочего контроля», всевозможных «фабричных советов», но неизбежно были обречены на поражение, ибо вступали в противоречие с «дисциплиной фабрики». Практика самоуправления оказалась полна романтических легенд и организационных противоречий. Почему в управление предприятием должны быть вовлечены только рабочие, производители? Как быть с потребителями или с теми, кто просто живет на одной территории с предприятием? Как быть с огромным числом вопросов, технически не связанных с производством, но прямо затрагивающих жизнь множества людей? Как согласовать противоречивые интересы – административно, путем голосования, через рынок или каким-то иным, пока неизвестным способом?
Муниципальные предприятия, кооперативы создают первичную инфраструктуру новой экономики участия. Однако они не могут оставаться изолированными друг от друга и быть предоставлены сами себе. Местный контроль неэффективен, если каждое «место» будет жить отдельно от других. Необходимо сетевое объединение, демократическая координация.
Дискуссия об энергетике будущего является показательным примером того, как вопрос становится нерешимым, если во внимание не принимаются одновременно все разносторонние интересы. Экологически чистая электроэнергия оказывается дорогой, традиционные методы – разрушительными и приводящими к необратимым потерям, экономия энергии не может происходить спонтанно, ибо всякое существенное снижение потребности автоматически понижает и цену, что отменяет стимулы для дальнейшей экономии. К тому же любое решение требует долгосрочных инвестиций, которые имеет смысл делать лишь в том случае, если твердо определена перспектива на будущее (хотя бы на 7—10 лет вперед). Дж. Гелбрэйт в 1960-е годы писал, что долгосрочные инвестиции требуют государственных гарантий, но как показал последующий опыт, власти меняются, а деньги, полученные под такие гарантии, далеко не всегда используются эффективно. Есть, однако, нечто более важное, нежели гарантии государственных чиновников, – демократически принятые коллективные решения. Новая, экологически обоснованная энергетическая политика будет работать лишь в том случае, если в основе ее будет согласованная на разных уровнях, учитывающая разные интересы, скоординированная стратегия. Стратегия, включающая и экономию топлива, и поощрение технологических новаций, и грамотное использование традиционных источников энергии, и программы восстановления ущерба, наносимого природе промышленностью.
Все это будет работать лишь в том случае, если субъектом принятия решений станет не государство, а само общество. Государственным организациям остается лишь роль исполнителей – под жестким контролем гражданских объединений. Коллективно управляемые сети XXI века смогут создать прозрачную структуру принятия решений. Появляется возможность для того, чтобы в управление включилось гражданское общество. Даже руководители Международного валютного фонда и Мирового Банка сочли своим долгом произнести несколько красивых слов на эту тему. Однако, включив нескольких представителей неправительственных организаций в правление корпораций или в государственные бюрократические структуры, можно лишь симулировать демократию. А заодно коррумпировать лидеров гражданских объединений. Ситуацию может изменить только создание полноценно демократической процедуры на всех уровнях, участие гражданского общества в принятии решений по всей системе снизу доверху. И демократический контроль над самими гражданскими объединениями и их лидерами.
Уже сегодня мы видим, что гражданское общество может радикально изменить свой характер. Вместо многочисленных организаций, ничем между собой не связанных, действующих самостоятельно, зачастую друг против друга, возникают коалиции, сети социальной солидарности. Эти коалиции, однако, не имеют ничего общего с тоталитарными «фронтами», ибо являются добровольными, равноправными, а их взаимодействие предполагает сотрудничество и конфликт одновременно. Вопрос в том, чтобы создать демократические процедуры, делающие решения открытыми, дающие всем заинтересованным шанс на участие. «Партисипативный бюджет», впервые испробованный муниципальными властями в Порту-Алегри, является образцом именно такой процедуры. Если бы руководители города, последовав примеру «прогрессивных» представителей международных финансовых организаций, заперлись в комнате с дюжиной-другой ими же отобранных деятелей «гражданского общества», чтобы наколдовать «социально-ответственный бюджет», результат был бы катастрофическим – как для города, так и для вовлеченных в эту процедуру организаций. Но они сделали бюджетный процесс открытым для всех, отняв его не только у чиновников, но и у «общественных деятелей». Не только государство оказалось открыто для гражданского общества, но и само «гражданское общество» поставлено под контроль «народа».
Информационная открытость и демократические процедуры создают условия для новых форм управления инвестициями. Промышленные корпорации уже не могут обойтись без новейших информационных технологий, но именно эти технологии создают потенциальную возможность для общественного контроля. А следовательно, для того, чтобы, отобрав власть у корпоративной элиты, поставить производство под контроль общества. Капиталистическая иерархия оказывается под ударом. Точно так же в сфере новейших технологий появляется возможность подорвать позиции киберлордов, сделать сети доступными для всех, отменить «информационную ренту» или направить ее на общественные нужды.
В этом суть новой классовой борьбы. Социального конфликта, не только не умирающего в информационную эпоху, но, напротив, достигающего невиданных прежде масштабов и остроты.
Часть 5 Возвращение к «почве»
Антисистемные угрозы
Триумф неолиберализма сам по себе породил новые проблемы и противоречия. Система, поглощенная своим торжеством, не желала до поры сознавать этого. Однако новые угрозы оказались совершенно реальны и к концу 90-х дали о себе знать.
Первой угрозой новому порядку оказался бунт маргиналов. Идеологи и практики контрреформации, конечно, отдавали себе отчет в том, что подобное возможно и даже неизбежно, но они совершенно не способны были предугадать, что бунт может принять действительно серьезные масштабы.
Только террористические акты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне заставили весь мир заговорить об угрозе «нового варварства». Точно так же, как раньше масштабы проблемы недооценивались, после сентябрьской трагедии они стали преувеличиваться. Разговоры о «новой угрозе» и «экстремизме» превратились в идеологическую моду, оправдание государственной политики. Забавно, что в качестве панацеи авторы официальных докладов и передовых статей предлагали продолжение все того же неолиберального курса и расширение «среднего класса».
Неспособность официальных идеологов проанализировать реальные причины болезни и предложить эффективные лекарства легко объяснима: система не может признать, что сама же является главным источником проблемы. По мере того как обнищание охватывает все большую массу людей, растет и социальная база для любых форм экстремизма. Идеологически протест оформляется в виде всевозможных версий фундаментализма. Это не только последователи политического ислама, убежденные, что с помощью Интернета и террористического самопожертвования можно вернуть мир в идеальное состояние, в котором он находился где-то между VII и IX веками нашей эры. Фундаменталисты – это все те, кто, протестуя против несправедливостей нового порядка, ищет интеллектуальное, политическое и моральное спасение в воспоминаниях о «золотом веке» – «чистого ислама», «национального величия», «коммунистического порядка». Этот «золотой век» не имеет ничего общего с реальностью истории. Это не более чем утопия, обращенная в прошлое.
