Татьяна Карасова - Израиль и США: Основные этапы становления стратегического партнерства 1948–2014
В октябре 1957 г. между Израилем и Францией было подписано тайное соглашение о строительстве ядерных реакторов на территории Израиля и о создании завода по выделению плутония, что свидетельствовало о намерении использовать реактор в военных целях.
Строительство ядерного реактора началось в глубине пустыни Негев, недалеко от города Димона. Согласно подписанному Пересом соглашению, в строительстве участвовало 1500 израильских и французских рабочих, тяжелая вода доставлялась самолетами французской компании из Норвегии. В 1955 г. в ходе объявленной Эйзенхауэром программы «Атом миру» Израиль получил небольшой атомный реактор мощностью 5 МВт, который был смонтирован неподалеку от Тель-Авива, в поселении Нахаль Сорек. Этот реактор имел, главным образом, ценность лишь для подготовки специалистов и использовался в качестве учебного пособия для развертывания масштабных исследований в дальнейшем. Начались эти исследования еще в 1949 г., когда Бен-Гурион вызвал из Парижа одного из виднейших французских физиков Мориса (Моше) Сурдина, который во время войны работал в атомных программах США и Англии, а затем в Комиссии по ядерной энергии, руководившей созданием французской атомной бомбы. Сурдин привез в Израиль достаточно полную информацию о ядерном оружии и технологии его создания. Вскоре была создана Комиссия во главе с выдающимся ученым-физиком Эрнстом Давидом Бергманом, переселившимся в Палестину после прихода к власти Гитлера. Когда была провозглашена независимость Израиля, он основал и возглавил научно-исследовательскую службу ЦАХАЛ. Став главой атомной Комиссии, Бергман принял решительные меры для развертывания не только научной, но и конструкторской работы.
Некоторое время данный процесс не привлекал внимания Соединенных Штатов. Но в феврале 1960 г. стало ясно, что ядерная программа Израиля со всей очевидности выходит за рамки «программы мирного атома». Вашингтон в первый раз потребовал разъяснений от Израиля о характере широкомасштабного комплекса зданий, который был обнаружен американской разведкой на юго-восток от Беер-Шевы. Израиль, который еще не оценил правильно способности самолетов U2 поставлять точные фотоснимки с большой высоты (70 тыс. футов), пытался утверждать, что здания предназначены для большого текстильного предприятия. Только в декабре 1960 г., за месяц до завершения президентства Эйзенхауэра, подозрения окончательно подтвердились: американцы получили достоверную информацию о создании ядерного реактора при французской помощи рядом с развивающимся городом Димоной[161]. Эйзенхауэр начал настаивать на инспекции. Бен-Гурион сразу же согласился принять комиссию экспертов, утверждая, что ядерные разработки носят исключительно мирный характер, Эйзенхауэр предпочел не опровергать эти утверждения, передав проблемы израильской ядерной программы следующему американскому президенту Джону Кеннеди.
В самом Израиле отношение к развитию ядерной программы было неоднозначным. Бен-Гурион пытался убедить депутатов Кнессета, прежде всего, своих соратников по правительственной коалиции, подавших запрос (инициаторами была левая партия МАПАМ) в отношении строительства ядерного реактора в Димоне. Левые партии однозначно выступили против атомного проекта. Бен-Гурион пытался убедить парламентариев в том, что проект рассчитан исключительно на нужды промышленности, сельского хозяйства и медицины. «Как и американский реактор, наш также будет рассчитан исключительно на мирный цели», – заявил Бен-Гурион на заседании пятого Кнессета в декабре 1960 г.[162]
Однако вскоре стало ясно, что правительство намерено, прежде всего, использовать будущий реактор для военных целей. Многие политические деятели в самой правящей партии МАПАЙ протестовали против намерения команды Бен-Гуриона не ориентироваться исключительно на экономическое направление развитие ядерной программы, но и на военные нужды. Противники линии Бен-Гуриона во главе с Л. Эшколом и П. Сапиром считали, что нарушение Израилем режима нераспространения превратит его в объект давления со стороны других членов ядерного клуба. Кроме того, сторонники Эшкола не были уверены, что реактор в Димоне необходим, и указывали на астрономическую цену проекта. Еще одна группировка (Меир – министр иностранных дел, Эбан – министр без портфеля от МАПАЙ) указывала, что реактор можно будет использовать в переговорах с США, побуждая администрацию, выступавшую категорически против нарушения режима ядерного нераспространения, поставлять в Израиль самые современные системы обычных вооружений. В целом многие депутаты относились к ядерному проекту с подозрением. А. Эбан даже однажды высказался про ядерный реактор, что он выглядит «как огромный аллигатор, выползший на сушу»[163]. Однако Бен-Гурион и Перес сумели настоять на своем.
В декабре 1960 г. Бен-Гурион в связи с запросами США о строительстве ядерного реактора для военных целей сообщил, что реактор строится, но цели мирные. Бен-Гурион объяснял Кеннеди, что с помощью развития ядерной программы Израиль намерен решить проблему с водой, используя дешевую ядерную энергию, и что для этого Израиль надеется через три – четыре года запустить процесс переработки плутония[164].
В мае 1961 г. Димону посетили два американских ученых, пришедших в своем экспертном заключении к выводу, что «на данном этапе нет никаких доказательств того, что израильтяне думают о производстве оружия»[165]. Исходя из этого заключения, новое правительство Кеннеди воздержалось от применения каких-либо рычагов воздействия на Израиль по данному вопросу, и до конца 1962 г. «ядерная проблема» упоминалась только в переписке о координации периодического направления ученых для посещения Израиля с инспекционными целями[166]. Встреча Кеннеди и Бен-Гуриона, состоявшаяся в Нью-Йорке 30 мая 1961 г., прошла в абсолютно спокойной атмосфере. Президент, получивший позитивный отчет американских ученых, недавно посетивших Димону, принял без возражений объяснения премьер-министра, что подлинная цель реактора – это получение дешевого электричества из ядерного источника в рамках программы развития Негева. Также спокойно Кеннеди выслушал об упомянутой в этой беседе Бен-Гурионом возможности, что «через три или четыре года, возможно, у нас будет потребность в предприятия для расщепления плутония»[167].
Поворотным моментом в отношении Кеннеди к Димоне стал кризис на Кубе, на протяжении которого две сверхдержавы приблизились к краю пропасти. Этот кризис заставил президента осознать всю серьезность опасностей ядерного века и усилил его стремление предотвратить продолжение распространения ядерного оружия»[168]. Тем более что в соответствии с новым отчетом Пентагона, представленным администрации в феврале 1963 г., Израиль способен «приобрести ядерное оружие и средства его запуска в течение ближайших десяти лет… и провести свой первый ядерный эксперимент в 1965–1966 гг.»[169].
Кеннеди начал настаивать на ликвидации ядерной программы Израиля. Администрация с начала 1963 г. поставила своей целью не только постоянный контроль (инспекции американских специалистов) продвижения ядерных разработок, но и получение однозначного обязательства Израиля об отказе от любой попытки разработать ядерную программу, не говоря уже о реальном производстве ядерного оружия[170]. Еще одну попытку выяснить истинные намерения израильского руководства Кеннеди предпринял в разговоре с Ш. Пересом в присутствии М. Фельдмана в Белом доме в апреле 1963 г. Президент отметил, что Соединенные Штаты постоянно отслеживают ход действий в Димоне, и напрямую спросил Переса, как тот сможет их прокомментировать? Перес не знал, что неделей раньше директор ЦРУ Джон Маккон проинформировал президента о состоянии ядерного проекта в Димоне, после чего Кеннеди дал запрос в Совет по национальной безопасности на тему «Ядерные возможности на Ближнем Востоке», в котором инструктировал свою администрацию отнестись в этой проблеме как к первоочередной и разработать план по сдерживанию гонки вооружений в Ближневосточном регионе[171]. Перес попал в очень неловкое положение: он не мог солгать американскому президенту и в то же время не имел права выдать государственные секреты своей страны. Поэтому он просто повторил слова Бен-Гуриона, сказанные тем в свое время Эйзенхауэру: «Я со всей ясностью могу вам подтвердить, что мы не распространим ядерное оружие в регионе и что мы, конечно, никогда не сделаем это первыми»[172]. К 1964 г. ядерный центр в Димоне был построен.
Позиция президента нашла свое выражение в серии личных посланий Бен-Гуриону, отправленных Кеннеди весной и в начале лета 1963 г. Тон посланий со временем становился все более жестким. Так, например, президент определил в своем письме от 19 мая 1963 г. проблему инспекции ядерного оружия как «наиболее срочный вопрос для всего мира» и потребовал от Израиля открыть реактор в Димоне «для периодических посещений». Отсутствие сотрудничества со стороны Израиля в этой «столь жизненно важной проблеме» и попытка развить ядерную программу, предупреждал Кеннеди, могут повлечь за собой опасную гонку ядерного вооружения и поставить под вопрос американское обязательство по отношению к безопасности Израиля[173].
