Ярослав Галан - С крестом или с ножом
Не хочу быть голословным. Еслив начале этой корреспонденции я вспомнил о литовской нацистской банде Климатиса, то это прежде всего потому, что вся эта банда живет себе сегодня, как у Христа за пазухой, на окраинах оккупированного американскими войсками Зальцбурга. Подонки из хозяйства Гиммлера, суетливая гестаповская мелкая сошка, герои кровавых каунасских ночей, профессиональные убийцы, грабители, насильники, взломщики и обычные рядовые мазурики — вся эта нацистская ватага с клеймом Каина и Ирода на лбу чувствует тут себя не хуже, чем она чувствовала себя год тому назад, когда еще нужно было выполнять приказы капризного и бесцеремонного в отношении своих холуез рейхсфюрера СС Гиммлера.
Они здесь пользуются абсолютной безнаказанностью. Более того, определенные реакционные круги считают этих убийц политическими эмигрантами.
Известно, что учреждение Гиммлера пользовалось услугами не только бандитов Климатиса, оно пользовалось также услугами западноукраинского нациста Степана Бандеры и его своры. Не преувеличивая, можно сказать, что эта порода нацистов превзошла в преданной службе Гитлеру своих литовских сподвижников. Об этой службе мог бы многое рассказать адмирал Канарис, немало также мог бы, но не хотел сказать на Нюрнбергском суде генерал гитлеровской разведки Лахузен. А впрочем, не в документах дело — хоть много их осталось в архивах львовского и берлинского гестапо, — когда речь идет о бандеровщине. Зачем документы там, где криком кричит правда десятков тысяч замученных, искалеченных, изнасилованных, когда эта правда смотрит на нас из руин бесчисленного множества сожженных рукой бандеровского ублюдка человеческих жилищ.
Украинско-немецкие националисты — и из шайки Бандеры, и из банды Мельника — были диверсионным отрядом гестапо с первого дня его существования. Вымуштрованные и проинструктированные в специальных школах молодчики из ОУН выполняли задания гестапо и гитлеровской военной разведки почти во всех странах Европы еще задолго до войны. В сентябре 1939 года они, по свидетельству самого Лахузена, получили от главнокомандующего немецкой армией такие же задания, какие в 1941 году получили от гестаповской оперативной группы литовские нацисты. Эти задания они выполнили с ловкостью квалифицированных убийц. По этому же поручению желто-голубые нацисты стали передовым диверсионным отрядом немецкой армии уже в первые дни вторжения гитлеровских войск на территорию нашей родины. Их руками гестапо проводило массовые убийства советских граждан украинской, польской и русской национальностей.
Зимой 1941–1942 года вооруженные гитлеровцами немецко-украинские нацистские банды по приказу гестапо повели жестокую борьбу с советскими партизанами, в то же самое время, выполняя волю Гиммлера, они начали в оккупированных немцами западных областях Советской Украины поголовное истребление мирных жителей польской национальности. Организованная бандой по образцу гитлеровской полиции «служба безопасности» терроризировала неблагожелательно настроенных к Германии жителей и вела борьбу с советскими летчиками и парашютистами, убивая их или выдавая в руки немецкой полиции. Влившись в организованную немцами «украинскую» полицию, немецко-украинские националисты до последнего дня войны тесно сотрудничали с генерал-губернатором Польши Гансом Франком, помогая ему грабить Польшу и Галицию и вывозить в Германию рабочую силу из этих мест.
Кажется, достаточно. Достаточно, чтобы понять, что мы имеем дело с чистокровными фашистами. Достаточно, чтобы немедленно при первом же случае снова посадить их на ту же самую скамью подсудимых, с которой держат сегодня ответ за свои кровавые злодеяния нацисты почти всей Европы. А что же мы видим в действительности? Бандеры, мельники и кубиевичи свили себе гнездышко рядом с Климатисом в американской зоне оккупации…
У них даже есть свои комитеты. Отсюда они шлют своих агентов на территорию УССР, здесь бандеры принимают их рапорты, сюда по разным каналам поступают к ним деньги от их единомышленников западного полушария. Они ловко используют тяжелое положение западноукраинской молодежи, вывезенной немцами на каторгу, деморализуют ее россказнями об ужасах, свидетелями которых они якобы сами были на Советской Украине.
Когда им нужно, они втирают очки американцам, называя себя поляками. Таких новоиспеченных «поляков» вы сколько угодно увидите в городе Фюрт, в лагере польских эмигрантов, где их принимают как дорогих гостей, несмотря па то что руки этих гостей в крови польских грудных младенцев. Свои-де своих познаша…
Международный трибунал, который судит в Нюрнберге главных преступников, не спускает глаз и с их пособников, ибо каждый член трибунала сознает, что, если бы не мелкая нацистская погань, Гиммлеру не хватило бы его собственных рук замучить двадцать шесть миллионов человек.
Американские обвинители на Нюрнбергском процессе служат в той же армии, которая оккупирует Мюнхен и Зальцбург; они являются гражданами того же государства, что и нынешний военный комендант Зальцбурга или Мюнхена, государства, солдаты которого в братском союзе с солдатами нашей страны отдали свою молодую жизнь в боях с нацистскими убийцами. Кровь, сообща пролитая этими солдатами, и благополучие их детей, матерей и жен требуют, чтобы всех нацистских убийц без исключения постигла заслуженная кара, чтобы они предстали перед судом той страны, земля которой пропитана кровью их жертв.
1946
Пан Фиалка
Давным-давно, в дни молодости, автору этих строк пришлось играть в оркестре кино, тогда еще немого. Самой колоритной фигурой в оркестре был корнетист, прозванный паном Фиалкой из-за темно-лилового цвета его импозантного носа. Настоящее его имя мало кто знал. Известно было только, что при австро-венгерщине пан Фиалка был одним из китов украинского националистического лагеря и однажды даже присутствовал на приеме у Франца-Иосифа. Никто также не знал, почему пан Фиалка променял булаву политика на трубу музыканта. Одни говорили, что душевное равновесие пана Фиалки нарушила смерть австро-венгерской монархии, а другие, злоязычные, уверяли, что конец его карьеры начался в ту самую минуту, когда было обнаружено исчезновение крупной суммы денег из кассы руководимого Фиалкой банка. Пан Фиалка об этом никогда не говорил. Он вообще ничего не говорил, кроме «добрый вечер» и «спокойной ночи».
Но пробил час, и пан Фиалка заговорил. Это случилось в тот день, когда на киноафише появилась австрийская кинокомедия «о доброй старой Вене» «Осенние маневры». Корнетист пришел в кинотеатр задолго до начала первого сеанса, пришел в старомодном гуттаперчевом воротничке и в длинном, ниже колен, черном сюртуке. Сивушный дух, который неизменно рассеивал вокруг себя пан Фиалка, уступил сегодня место аромату французского коньяка.
Оркестр играл увертюру к «Легкой кавалерии», оперетте Зуппе. Корнетист не отрывал очарованных глаз от экрана, а когда нотные паузы позволяли, он радостно выкрикивал:
— Пехота, ей-богу, пехота! Уланы, ей-богу, уланы! Жан… жандармы, ей-богу, жандармы, в парадной форме, великий боже!..
По выбритым щекам пана Фиалки покатились слезы умиления. Вдруг на экране появились австрийские драгуны в переброшенных через плечо кожанках и касках античных героев.
Пан Фиалка совсем ошалел. Он крикнул что было сил:
— Драгуны, ей-богу, драгуны, имперско-королевские драгуны! — и, не обращая уже внимания на ноты, затрубил воинский отбой: «Иван, Иван, возвращайся в казарму!..»
За это нарушение музыкальных правил Фиалке попало. Во время антракта он сидел перед капельмейстером и беспомощно разводил руками:
— Прошу прощения, но я не мог… не мог удержаться! Эти мундиры, эти кони, эти жандармы!.. Моя молодость вновь предстала у меня перед глазами… Моя молодость и светлейший пан, император Франц-Иосиф Первый!..
— А вы его видели?
Лицо пана Фиалки расплылось в радостной улыбке.
— Как вижу перед собою вас, пан капельмейстер!..
Захлебываясь от избытка чувств, пан Фиалка поведал:
— Не знаю, известно ли вам, панове и пани, что когда-то я был депутатом австрийского парламента. Когда-то… гм!.. (Пан Фиалка вытер слезу.) Однажды я вошел в состав украинской депутатской делегации, которую собирался принять покойный император. В приемной мы ожидали всего два часа, когда раскрылись двери и вошел его величество. Мы онемели от волнения, а старенький монарх, благосклонно подергивая бакенбарду, подошел и ласково наклонил к нам свое ухо. Глубоко взволнованные такой милостью, мы доложили его величеству о любви австрийских украинцев к своему монарху. Он слушал и по-отечески улыбался. Но только мы начали рассказывать о тяжелом положении этих украинцев, монарх кивнул головою и тихонько, приятно, ласково сказал: «До свидания, мои господа!»[6] —и показал нам спину. Вот это был монарх! Сказал всего четыре слова, а сколько в них было глубокого смысла!..
