Наоми Кляйн - Заборы и окна: Хроники антиглобализационного движения
Фабричные рабочие и студенты университетов, сотрудничающие с ними в Мексике, хотят другого. Они хотят, чтобы Nike не бежала с места безобразной сцены, спасая лицо, а оставалась и доказывала, что ее кодекс поведения – не пустые слова. «Мы хотим, чтобы Nike надавила на Kuk-Dong, чтобы та договаривалась непосредственно с рабочими, – говорит Трауб-Вернер. – Это подход, нацеленный на дальнюю перспективу, но, по-нашему, более долговечный».[16]
ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК NAFTA
Эта заметка была ответом на опубликованную в The Globe and Mail статью бывшего премьер-министра Канады Брайана Малруни, того самого, кто проводил переговоры и по Соглашению о свободной торговле между Канадой и США, и по Североамериканскому соглашению о свободной торговле, которое включило в сделку и Мексику. В своей статье он выступал за дальнейшее расширение NAFTA до включения в него всего полушария (будущая Зона свободной торговли американских государств, Free Trade Area of the Americas, FTAA). Позиция Малруни зиждется на его убежденности, что NAFTA привело к несомненному успеху во всех трех странах. Во время публикации данного ответа Квебек-Сити готовился принимать у себя Саммит американских государств, встречу тридцати четырех глав государств, призванную дать старт FTAA. Активисты со всего континента планировали гигантские демонстрации протеста.
Брайан Малруни считает цифры своими союзниками. Он с гордостью приводит цифры роста валового внутреннего продукта Канады за счет экспорта в США: 40 процентов! Число рабочих мест, созданных торговлей, – четыре из пяти! А статус Мексики как важного торгового партнера США, уступающий только Канаде!.. Эти цифры, считает наш бывший премьер-министр, – доказательство правильности свободно-торговых сделок, которые он заключил с Соединенными Штатами, а потом с Мексикой.
Он все еще не понял: эти цифры ему отнюдь не союзники, они его злейшие враги. Оппозиция свободной торговле выросла и обрела более громкий голос именно потому, что частное богатство достигло небес, не трансформируясь ни во что, что можно было бы недвусмысленно определить как общее благо. Дело не в том, что критикам неизвестно, сколько денег дает свободная торговля, – дело в том, что нам все слишком хорошо известно.
Тогда как недостатка в цифрах, указывающих на рост экспорта и инвестиций, не наблюдается, распространение благ, которые представлялись нам как политические стимулы дерегулирования – снижение загрязнения среды, повышение оплаты труда, лучшие условия на рабочих местах, меньше нищеты, – все это либо мизерно, либо не достигнуто вовсе.
Эффект сопроводительных соглашений по труду и экологии, привязанных к Североамериканскому соглашению о свободной торговле, рекордно жалок.
Сегодня 75% населения Мексики живет в нищете – по сравнению с 49% в 1981 году. И если в Канаде «свободная торговля» создает рабочие места, то их недостаточно, чтобы восполнить потерянные: к 1997 году общий баланс был негативным – 276 тыс. потерянных рабочих мест, по данным Канадского центра альтернативной политики (Canadian Centre for Policy Alternatives).
Общее загрязнение окружающей среды в Мексике, согласно исследованию Университета Тафта, со времени введения NAFTA удвоилось. А Соединенные Штаты стали ренегатом в проблеме сохранения климата, наплевав на все свои обязательства по Киотскому протоколу. Оказывается, вызывающая исключительность – роскошь эпохи свободной торговли, доступная только ультрабогатым.
Всегда найдется в запасе оправдание тому, что богатство, генерируемое свободной торговлей, застревает на самом верху: рецессия (экономический спад), дефицит, кризис песо, политическая коррупция, а теперь еще одна нависающая рецессия. Всегда найдется обоснование истратить профицит на налоговые льготы вместо социальных и экологических программ.
Чего не понимает Малруни – это того, что созданию богатства как абстракции поклоняются только экономисты, что только очень богатые фетишизируют это как самоцель. Все же остальные из нас интересуются этими растущими цифрами в торговых гроссбухах только с точки зрения того, что на это можно сделать: означает ли рост торговли и инвестиций, что нам станет по карману перестройка нашей системы здравоохранения? Сможем ли мы сдержать обещания и положить конец детской нищете? Сможем ли мы финансировать более качественные школы? Строить доступное жилье? Вкладывать средства в более чистые источники энергии? Меньше ли мы работаем и больше ли имеем свободного времени? Короче, имеем ли мы лучшее, более справедливое, стабильное общество?
Все совсем наоборот.
Как соизволил признать Малруни, «свободная торговля – это часть целого, которое включает в себя GST[17], дерегулирование, приватизацию и совместные усилия по сокращению дефицита, снижению инфляции и процентных ставок». Вот они, внутренние предварительные условия, чтобы играть в глобальные торговые игры, – пакет, который, если его рассматривать в совокупности, со всей несомненностью убеждает, что цифры, которые с такой гордостью преподносит нам Малруни, не очень полезны, когда речь идет о стагнации оплаты труда, экономическом неравенстве и углубляющемся экологическом кризисе.
А когда экономический рост оторван от ощутимого социального прогресса, мыслящие люди начинают терять веру в систему. Они начинают задавать трудные вопросы не только о торговле, но и о том, как экономисты измеряют прогресс и общественные ценности. Почему не можем мы измерять экологический дефицит, как измеряем экономический рост? Каковы реальные социальные затраты – в виде сокращения финансирования образования, растущей бездомности – на тот пакет достижений «свободной торговли», о котором говорит Малруни?
Такого рода вопросы будут звучать в Квебеке на этой неделе. Их будут задавать люди типа Жозе Бове, французского молочного фермера, чья кампания направлена не против McDonald's, а против сельскохозяйственной модели, которая рассматривает пищу как чисто индустриальный товар, а не как центральный элемент национальной культуры и семейной жизни. Их будут задавать работники системы здравоохранения, ставящие под вопрос торговую систему, которая защищает патенты на лекарства от СПИДа с большим рвением, чем миллионы человеческих жизней. Их будут задавать студенты, с каждым годом платящие все больше за свое «государственное» образование, тогда как их университеты наводняет реклама, а их исследовательские лаборатории постепенно приватизируются с помощью коммерчески спонсируемых исследований.
Защитники свободной торговли отвергли лозунг «Люди прежде прибыли» как несфокусированный, но он славно резюмирует чувства собирающихся в Квебеке. Доводы к скорейшему введению Зоны свободной торговли американских государств базируются на неколебимой идеологической вере: что хорошо для бизнеса, будет – в итоге – хорошо для всех. Даже если этот сомнительный аргумент и справедлив, временной график неприемлем. По словам управляющего Мексиканским банком, при нынешних темпах экономического роста пройдет шестьдесят лет, прежде чем Мексика удвоит доход на душу населения и покончит с крайней нищетой.
Протестующие же говорят только, что охрана человеческого достоинства и окружающей среды слишком важны, чтобы о них смиренно молиться, как о дожде во время засухи. Они должны быть не запоздалыми побочными эффектами, но сутью нашей экономической политики.
По счастью, протестующие не принимают стремления некоторых предложить одну – безразмерную, на все случаи жизни – альтернативу свободной торговле, а отстаивают право на нормальное глобальное многообразие и самоопределение. Одного решения нет, а есть тысячи, медленно срастающиеся в альтернативную экономическую модель. В боливийском городе Кочабам-бе – это утверждение, что вода – не товар, а право человека, пусть даже прийдется выгнать вон международный водный конгломерат Bechtel. В Британской Колумбии – это требование индейских и других поселков: дать им самим контролировать свои окрестные леса с выборочной их рубкой, поддержанием туризма и местной лесохозяйственной промышленности, а не раздавать лесозаготовителям-транснационалам лицензии на индустриальные лесопитомники. В Мексике и Гватемале – это создание на кофейных плантациях кооперативов, которые гарантировали бы прожиточные ставки и экологическое многообразие.
Некоторые поборники свободной торговли говорят, что если бы протестующие в Квебеке были серьезными людьми, они находились бы по другую сторону кордонов, выстроенных для защиты делегатов и физически разделивших город. Они говорят, что протестующим следовало бы вежливо договариваться о сопутствующих соглашениях по трудовым отношениям, демократии и экологическим стандартам.
Но спустя тринадцать лет после первого соглашения о свободной торговле с Соединенными Штатами под обстрелом находятся не детали FTAA (их мы до сих пор не знаем), а сама экономическая модель: цифры – ну никак не складываются!
