Владимир Большаков - Антивыборы 2012. Технология дестабилизации России
«Русская идея» не могла возникнуть в своей полноте иначе как с осознанием русскими своей принадлежности к их национальному государству. Одного его провозглашения для этого было недостаточно. В.О. Ключевский заметил, что династия московских царей «построила государство из своего частного удела и могла думать, что государство для нее существует, а не она для государства, подобно тому, как дом существует для хозяина, а не наоборот». По-настоящему государственное мышление русских царей стало формироваться в процессе собирания русских земель, а затем — в ходе исцеления русского народа от порчи Смуты (1605–1613 гг.). После того как в 1613 году первый в истории России всесословный Земский собор избрал на царство Михаила Романова, что положило конец Смуте и началу 300 летней династии Романовых, русский народ становится народом действительно государственным. Вспомнить о том Соборе заставляет ряд обстоятельств. Прежде всего — весьма упорные попытки западных печати и политиков доказать будто бы русские за свою тысячелетнюю историю никогда до Бориса Ельцина своих государей и лидеров «на царство» не избирали. Собор 1613 года — тому стопроцентное опровержение. Он был всесословным, а затем его решение было отдано на суд народа Москвы, который его одобрил в традициях старинного вече. Ну, а на народном вече — в Пскове, Новгороде, Переславле, Ростове — князей на царство избирали еще до варягов. Так что русский народ по своим традициям демократии не чужд. Просто она иной природы, чем западная. И отлучать русский народ от демократии, если понимать ее в первоначальном смысле, как «власть народа», как от якобы ему не присущей, а тем самым — «отлучать» и Россию от Европы, — дело с точки зрения исторических фактов обреченное. Да и азиатские наши корни не в деспотии, а все в той же демократии. Кочевые племена имели свои вече, на которых выбирали своих ханов. Об этом весьма подробно писал Лев Гумилев, а задолго до него — древние авторы, в частности создатели истории Чингисхана.
После разгона Ельциным парламента России 21 сентября 1993 года, на Западе стали серьезно задумываться над тем, а ту ли модель демократии экспортировали в Россию? Правильно ли сделали, начав насаждать мэрии, муниципалитеты, префектуры и т. д.? Ведь в роли новых «западников», утвердившихся во властных креслах на местах, а затем и в роли олигархов сплошь и рядом выступали бывшие секретари райкомов, обкомов и крайкомов. Один из очень умных французских советологов Тьери де Монбриаль заявил буквально за четыре дня до того, как Ельцин превратил Белый дом с помощью танков в «Черный», что Западу надо избавиться от иллюзий по поводу того, что русские «избрали демократию». «Выбор в пользу Ельцина, а не Руцкого», по его мнению, «сделали армия и полиция, а не народ.» И словно предвидя, чем все это кончится, Тьерри де Монбриаль сетовал:
«Во многом в нынешних бедах России повинны западные страны. Они выступили за применение либеральных методов, абсолютно неприспособленных к реальности бывшего Советского Союза. Вместо того чтобы плановым путем вводить институционные структуры, необходимые для функционирования либеральной экономики, постепенно вводить рыночные механизмы, как в Китае, они хотели, уничтожив институты коммунизма, одним махом все переделать. За эту ошибку, как русский народ, так, по правде говоря, и все народы бывшего Советского Союза вынуждены теперь расплачиваться дорогой ценой».
Умри, де Монбриаль, лучше не скажешь! Ведь среди «институционных структур», необходимых для «строительства капитализма» в нашей отдельно взятой стране, значатся не только биржа, коммерческие и инвестиционные банки, страховые компании и все, что с этой инфраструктурой связано. Необходимы были и парламент, и конституционный суд, и Счетная палата, и налоговая инспекция, и банковская система, и система страхования, и т. д., как и те структуры гражданского, правового общества, без которого либерализм и либеральная экономика не возникнут сами по себе.
Был ли в России какой-то прочный фундамент, на котором все это можно было построить, либо мы опять, в своих лучших традициях принялись возводить очередной замок на песке?
Исторический фундамент, как очевидно, был. Другое дело, годится ли он для обустройства России по западным проектам. Вернемся поэтому к истории русских земских соборов.
После 1613 года собор, как политический институт, просуществовал недолго. Уже при сыне Михаила царе Алексее Михайловиче он практически не созывался. Не созывался, потому что в нем отпала нужда у монарха. Уже поэтому не должно быть никаких иллюзий насчет земских соборов у наших демократов-славянофилов. Собор не был аналогом западного парламента и не был предтечей парламентской демократии в России. Он был «не политической силой, — как писал Ключевский, — а правительственным пособием», т. е. подспорьем для царского правления. Из всесословного Собор в конечном итоге превратился в односословный, дворянский, а потом и вовсе исчез, не оставив по себе даже сколь-нибудь серьезного законодательного следа.
«Народное представительство, — пишет Ключевский, — возникло у нас не для ограничения власти, а чтобы найти (после Смуты. — В.Б. ) и укрепить власть: в этом его отличие от западноевропейского представительства». (В.О. Ключевский. Цит. соч. т. III, стр. 197–198.) Иначе говоря, в Соборе не признавался основополагающий для западной демократии принцип разделения властей.
В ходе горбачевской перестройки о земских соборах вспомнили, когда решили создать законодательный суперорган в виде Съезда народных депутатов, выборы которого проходили в марте 1989 года. Горбачевцы, однако, в силу присущей им безграмотности, в том числе и по части русской истории, сконструировали не собор, который помог бы им укрепить центральную власть, а нечто вроде парламента западноевропейского типа. Тем самым они подписали смертный приговор и себе, как правящему центру, и Советскому Союзу, и всей существовавшей в нем политической системе. Фундамент не выдержал и здание, казавшееся столь крепким, рухнуло в тартарары. История жестоко мстит тем, кто ее уроков не уясняет.
Куда ближе к пониманию истинной сути соборов и вообще русской политической традиции оказались сторонники авторитарной власти. Так, уже упоминавшийся генерал-майор А. Стерлигов в противовес разного рода демократическим проектам о создании парламентской республики в России, предложил «созвать также, как в 1613 году Чрезвычайный съезд представителей русских земель», а на нем «учредить Всероссийский Собор, памятуя, что он должен носить надпартийный характер». Этот съезд должен был вобрать в себя по его мысли депутатов всех уровней и представителей всех нынешних сословий. «Вот он и решит, — писал Стерлигов, — нужны ли России президент, западный парламентаризм» и т. д. Полагаю, что Александр Стерлигов был хорошо знаком с историей соборов на Руси и о разнице, подмеченной Ключевским, знал. Его рекомендации выбирать «авторитетных» людей, которые были бы подспорьем сильной авторитарной власти, не намного ушли от призывов воссоздать властные структуры времен Сталина, а затем — Брежнева. Разница лишь в том, что Стерлигову нужен был во главе России не просто правитель с неограниченной властью, но монарх-самодержец. «В случае если наш народ, возвратится к авторитарно-самодержавной форме государственного устройства, — выдавал Стерлигов эти свои замыслы в уже упоминавшейся статье в «Правде» («Правда» от нее отмежевалась, сообщив, что публикует «личную точку зрения» Стерлигова. — Ред. ), — Всероссийский Собор созывался бы по инициативе Верховной власти…»
Идеи «красно-коричневого» Стерлигова странным образом совпали с идеей «карманного парламента» при сильном президенте, разработанной ближайшим окружением Ельцина в 1993 году. Эта его команда точнее, чем Горбачев, поняла русскую традицию демократии, когда принялась конструировать свой «собор» в полном соответствии с характеристикой Ключевского — как «пособие», как парламентскую подпорку президентской власти. Эта конструкция объективно стала рабочей при Путине, когда в Думе завоевала абсолютное большинство его «Единая Россия», а членов Совета Федерации перестали назначать без согласования с президентом. В 2004 г. Путин фактически отменил выборность глав субъектов федерации. Их кандидатуры должны были утверждать местные законодательные собрания, но по представлению президента. Парламент, таким образом, становился по сути дела «правительственным пособием» по Ключевскому. Объективно происходило возвращение к той же системе «карманных советов», которая была создана большевиками и ими же выдавалась за «народную демократию». То, что советы переименовали в «думы» «собрания» и мэрии, дела не меняло. «Карманными» стали не только обе палаты Федерального собрания, но и оппозиция, как левая, так и правая. Произошло это, увы, при полном безразличии народа к подковерным играм и сценариям кремлевских кукловодов. Это не означает, что русский народ пассивен и безразличен к тому, что происходит в его стране. Нация с трудом приходит в себя после развала нашего Отечества, впадая то в одну, то в другую крайность. Миллионы русских людей ищут истину на дне стакана. Многие миллионы отвергают такую модель поведения и ищут выход из того исторического тупика, в который загнали Россию господа реформаторы. Сейчас нация как бы сосредотачивается, сопоставляя свою жизнь до и после развала. Приговор будет вынесен своевременно и безоговорочно. И тут уже никому не удастся остаться в убежище равнодушия. Ведь речь пойдет именно о выборе той формы государственности, которая в наибольшей степени соответствует традициям, образу жизни и менталитету русского народа. А в моменты такого исторического выбора наш народ проявляет свои наилучшие качества.
