Сергей Кургинян - Суть времени. Том 1
Итак, первая наша задача — избавиться от первичного уровня такой «ерунды», восстановить реальные факты.
Вторая задача — понять природу некоторых явлений, реально существовавших в СССР. Уже говорил и повторяю: советское предприятие не было предприятием классического типа. Это целый мир, в котором существовали поликлиники, санатории, колхозы, спортивные лагеря и так далее. Советские директора, уже после краха Советского Союза и начала капиталистических ельцинских реформ, дрожали все 90-е годы и говорили: «Социалка, социалка! Как ее сохранить?» Это был другой, иначе устроенный мир.
Кто сказал, что этот мир был устроен плохо? Что этот принцип устройства не адресует к современным явлениям типа суперкорпораций? Кто сказал, что это плохо? Давайте разбираться. Кто сказал, что планирование, даже директивное, а не то что индикативное, обречено? Кто это сказал? А если завтра весь Запад к нему перейдет?
Сейчас немцы объединили левые партии: классическую социал-демократическую и ряд других — и создали левое движение. Оно получило чуть ли не 10 процентов в Бундестаге. Вы знаете, о чем оно заявило? Не только о том, что его задача — построение социализма в Германии, а о том, что они не отменяют, а восстанавливают задачу построения коммунизма. Немцы, заседающие в парламенте, об этом говорят!
Мы отбрасывали свое прошлое. Неуважительно, не рассматривая, не разбирая его элементы.
Еще раз: первая задача — восстановить факты.
Вторая задача — восстановить смысл явлений.
Третья задача — проанализировать, что в этих явлениях было неочевидного или зря отброшенного, что можно восстановить и вернуть в XXI век.
Четвертая задача — понять, чего там не хватало.
Вот атеизм, якобы обязательный в коммунистической доктрине… Но его же нет у Фиделя Кастро! Там теология освобождения. Сейчас очень много говорят о науке, которая вполне сопрягается с метафизикой. Метафизические явления могут не противоречить науке, а, наоборот, развивать ее, давая ей новое качество. Наука ведь тоже явление неоднозначное. Мы находимся на переломе, когда без обновления наука, возможно, превратится в средство уничтожения человечества:
— в силу цепного размножения дисциплин,
— в силу усложнения и отсутствия интегрирующих связей,
— в силу отсутствия какого-то ядра внутри этого познания,
— в силу, если уж говорить о сложных вещах, расщепления прекрасного (эстетики), справедливого (этики) и истинного (гносеологии).
А ведь когда-то они составляли единое целое. Это расщепление началось давно, но сейчас наступает эпоха, когда оно должно кончиться. И, возможно, в отброшенном нами коммунизме это в каком-то скрытом виде существовало. Может быть, русские что-то угадали, хотя при этом нагородили массу глупостей? Так почему вместе с водой нужно выплескивать ребенка и отказываться от всего ценного, что содержала советская эпоха? Откуда это огульное отрицание?
Анализ советского наследства — это работа с реальностью. Ведь ценно не то, что это какая-то утопия. Это целый пласт реальности. Ну, создадим мы сейчас новую утопию, нарисуем ее по принципу: «Что нам стоит дом построить? Нарисуем — будем жить». Можно сочинить много утопий, много «фэнтези», а там — целый пласт: советское кино, советское искусство, советская жизнь, советская наука, советское производство.
Этот пласт является гипертекстом, который надо познавать заново. Не только дописывать, но и познавать и защищать.
Это огромное направление деятельности, без которого первородство восстановлено не будет. Отказ от советского наследства, осквернение его надо преодолевать. И это гигантская работа. Пусть это будет называться «кружками любителей истории» или «клубами любителей истории». Главное, чтобы такая работа шла. Чтобы хватило мужества на нее. Если бы не появились историки, которые заново начали переосмысливать один эпизод советского прошлого за другим, если бы не возникли люди, которые дали огромный фактологический материал и сами начали его переосмысливать, никакая победа над либералами в программе «Суд времени» не была бы возможна. Победа состоялась потому, что возник новый дискурс, новая совокупность рациональных знаний и пониманий.
Но этих знаний и пониманий мало. Как я уже говорил, помимо сбора фактологической базы, нам нужно понять:
— чем были феномены и явления, отраженные в этой фактологической базе (и для этого нужно иметь соответствующий аппарат понимания)?
— что было в советскую эпоху отброшено?
— что было в советскую эпоху не найдено?
И тогда совокупность фактологической базы, заново понятого, отброшенного и ненайденного — вместе с усилием людей, которые готовы подвижнически на это работать и которые объединяются вокруг этого, — может стать частью восстановления первородства. Но только частью!
Потому что если не будет живой человеческой страсти, если к этой догматике (говоря на церковном языке) не будет литургии, то есть высшего эмоционального смысла, то вся эта совокупность не сработает.
И, наконец, человек должен суметь вобрать все это внутрь себя и не взорваться, а воспользоваться этим как механизмом преобразования и себя, и других. Тогда, может быть, произойдет то, что произошло с Одиссеем, и Одиссей вернется на Итаку.
От того, что люди заноют: «Ах, как хочется в СССР!» — ничего не изменится. «Чего-то хотелось: не то конституций, не то севрюжины с хреном»… От такого хотения ничего не произойдет. Нужно другое эмоциональное и другое интеллектуальное качество, для того чтобы что-то произошло.
И здесь мы должны спросить себя: в чем ценность всего этого для будущего?
Но прежде надо твердо понять, что такое настоящее, в котором мы живем. Это есть еще один крайне сложный и важный предмет.
К нему сейчас и надо перейти.
Выпуск № 3. 15 февраля 2011 года
Мне жалко тратить время на предварительные оговорки перед основной темой, потому что тема очень важная. Тем не менее я все-таки хотел бы эти оговорки сделать, потому что они тоже крайне важны.
Низкий поклон каждому, кто поддерживал и поддерживает нашу позицию в «Суде времени», на передаче «Поединок» и на тех передачах, которые, наверное, еще пойдут в будущем по телевидению. Всем этим людям огромное спасибо, бесконечная благодарность за поддержку. Для нас люди не делятся на хороших и плохих, умных и глупых. Для нас есть люди цельные — сколь угодно простые и даже сколь угодно далекие по каким-то позициям от того, о чем мы говорим, но любящие страну и готовые поддержать тех, кто тоже ее любит, постольку, поскольку они чувствуют, что эта любовь искренняя.
Мы очень ценим начавшийся процесс захватывания все большего и большего числа людей в восходящее движение изменения собственной самооценки, понимания того, что на самом деле они должны выходить из спячки, осознания того, что у них когда-то отняли историю и они должны вернуть ее себе.
Но нам очень важно, чтобы параллельно с этим большим восходящим процессом, который крайне нужен нам всем, происходил еще один процесс. Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что наши противники просто уже даже гордятся, что они представляют собой меньшинство — плотное, компактное меньшинство, которое может большинству что-то предписывать. До тех пор, пока они будут лучше структурированы — а структурированность любого движения означает, что у него есть не только периферия, но еще и ядро, причем это ядро структурировано еще более глубоко, продуманно и детально, чем движение в целом, — до тех пор, пока мы не создадим такое ядро, все увеличение нашей массовости не будет стоить ломаного гроша. Эта массовость будет аморфной, никуда не ведущей.
Для того чтобы массовость куда-то вела, должно быть сформировано ядро. Это не ядро избранных. Вход туда абсолютно свободный. Входной билет оплачивается только одним — желанием принять некую сложность, неоднозначность происходящего, глубину его. И каким-то способом к этому присоединиться именно так — за счет понимания, за счет глубины, за счет какой-то внутренней эмоциональной страстности. Мне все время говорят, что слово «страстность» можно понимать по-разному. Не знаю. Бродский писал: «Но что на свете есть сильней, но что сильней, чем страсть?» Страсть — это любовь в высшем ее проявлении, в том проявлении, когда она уже является огнем, который действительно может переплавлять, придавать новое качество, менять людей.
Вот это и есть единственный входной билет. Не эксклюзивность, не закрытость, не попытка создать внутри большого поля еще и маленькое поле избранных, которые пытаются манипулировать всей этой большой энергией в своих целях. Вопрос в одном: вы готовы? Милости просим, вход открыт. Заплатить надо собой. Вот для чего делается программа «Суть времени».
Я уже говорил, что программа «Суть времени» не есть повторение программы «Суд времени». Программа «Суд времени» была хорошо поставленным шоу, но все равно шоу. Программа «Суть времени» хочет быть АНТИшоу. И разница тут такая же, как между пещным действом или католической мистерией — и площадным театром, площадным действом. И то, и другое — прекрасные жанры. Была греческая трагедия — великий жанр (Эсхил, Софокл, Еврипид), и были элевсинские мистерии. В чем, по большому счету, разница между одним и другим? Я много думал об этом как театральный режиссер, который посвятил свою жизнь именно паратеатру, то есть театру, способному ставить современные мистерии.
