Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего
Вряд ли к этим мерам будут прибегать, чтобы не испытывать единство ЕС. Европейцы, вероятнее, предпочтут другой вариант – вывод вопроса на наднациональный уровень и передачу в сферу ответственности ЕС вопросов управления границами и регулирования процедур предоставления убежища. С одной стороны, это можно рассматривать как вызов независимости европейских стран и это должно вызвать резонное сопротивление. Но, с другой стороны, в таком варианте заинтересованы все европейские страны, поскольку действующая сейчас в этой сфере Дублинская конвенция 1990 года совершенно нефункциональна. Она предполагает возврат нелегальных мигрантов и беженцев, не получивших убежища в страну первого въезда, что автоматически ставит транзитные страны в сложную ситуацию. Соответственно, страны въезда не заинтересованы в регистрации нелегалов, и это способствует их уходу в тень.
Пробуждение идеологийКонец XX века дал спорное и двоякое ощущение конца истории и преддверия глобальных перемен. Коммунизм в СССР и в Восточной Европе пал, европейская интеграция начала набирать обороты, а в планетарном масштабе на первый план вышли новые вызовы глобализации. Стремительное восхождение ряда развивающихся экономик, экономический кризис и чувство утраты западным миром исключительности в новом веке также должны были спровоцировать идеологические сдвиги, но этого до сих пор, по большому счету, не произошло.
Развитые политические идеологии – феномен массового общества последних двух столетий. Массовое общество переживает кризисную трансформацию, результатом которой может стать новый политический процесс и новые идеологии. Понятие «большинство» практически перестало быть политической реальностью, а апелляции к нему – достаточным аргументом. Не исключено, что скоро мы увидим мир не доминирующего большинства, не уравненных в правах меньшинств, не либеральной учтивости к инаковости и не их авторитарного подавления, а конфликтующих меньшинств. В этом мире возможны любые необычные коалиции.
Процесс трансформации только начинается, и не стоит ожидать от Европы новых идей в самые ближайшие годы, но можно ожидать реанимации национализма и изоляционистского европеизма, становления региональных политических движений, а также появления в парламентах исламских партий.
Европейский национализм прежде воспринимался почти исключительно в контексте правых идеологий и отношения коренного населения к мигрантам. В ближайшие годы он имеет все шансы стать намного разнообразнее. Специфика нового европейского национализма на сегодняшний день состоит в том, что он обладает нишевым характером, не рассчитывает на достижение власти, достаточно маргинален и компенсирует свою слабость популистской риторикой.
Националистический ракурс не полностью распрощается со своим маргинальным статусом, но значительно улучшит свой имидж. В случае Франции эта тенденция уже идет, и ее демонстрирует «Национальный фронт» Марин Ле Пен. Вероятно, что некоторые консервативные партии, в том числе весьма респектабельные, также начнут осторожно вводить националистические тезисы в свою риторику. В Германии такую роль, по всей видимости, возьмет на себя баварский Христианский Социальный Союз. Призванная выявить реакцию общественности проба была сделана совсем недавно, в декабре 2014 года, когда правящий ХСС выступил с предложением запретить использовать в стране иные языки, кроме немецкого. Той же тенденции можно ожидать от «Союза за Народное Движение» во Франции, от правящей в Нидерландах «Народной партии за свободу и демократию» и ряда других.
Политическая палитра ряда европейских стран будет разбавлена сильными региональными националистическими партиями с автономистским или сепаратистским уклоном, наподобие уже существующего каталонского альянса «Конвергенция и Союз», «Лиги Севера», «Шотландской национальной партии» и т. д. Можно ожидать оживление общественных движений венгерского меньшинства в Румынии и русскоязычных меньшинств в прибалтийских странах, а также приобретение ими выраженного националистического характера.
Новый европейский национализм находится в начальной стадии трансформации. В отличие от прошлого, он более не чужд демократических ценностей, и в некоторых уже нередких случаях националисты даже разделяют некоторые левые взгляды.
Начало трансформации несет в себе возможность самых неожиданных идеологических сочетаний и альянсов. Есть тенденции к появлению экологически ориентированных движений с традиционалистским уклоном, которых в прежней системе категорий можно было бы счесть скорее правыми, хотя традиционно «зеленые» принадлежат к левой части политического спектра.
Другим явлением, способным получить некоторое развитие в Европе, является левый национализм. Это течение хотя и берет идейное начало во французском якобинстве, но исторически представлено было в странах третьего мира как идеология борьбы за независимость. В Европе прежде из партий подобного типа можно было назвать разве что Шинн Фейн, но теперь левый национализм широко распространяется в испанской Каталонии, имеет некоторые перспективы в Италии и вообще в Южной Европе. Причина этого состоит в том, что именно в странах Южной Европы кризисные явления будут иметь наиболее серьезное продолжение, что будет одновременно благоприятствовать левым идеям, евроскепсису и связанному с ним национализму.
В 2014 году сенсацией, хотя и переоцененной, стал успех националистов из французского «Национального фронта» Марин Ле Пен, однако фракцию в Европарламенте с близкими по духу партиями «Йоббик» и «Золотая Заря» создать не удалось. Большую сплоченность поначалу проявили евроскептики из «Партии независимости Соединенного Королевства» и итальянского «Движения пяти звезд», составившие костяк фракции «Европа за свободу и прямую демократию».
Обращает внимание, что националисты и евроскептики не нашли общего языка друг с другом, хотя это было бы естественно. Интересно и то, что националисты представляют собой оформившиеся политические силы с вполне четким идеологическим базисом, тогда как партии евроскептиков на национальном уровне достаточно маргинальны и не имеют больших перспектив. Евроскепсис в большинстве его проявлений является шутовством, иногда даже в прямом смысле этого слова, как в случае с итальянским «Движением пяти звезд», возглавляемым популярным комиком Беппе Грилло.
Успех евроскептиков и националистов на выборах 2014 года не приведет к существенному изменению расстановки сил и повестки работы Европарламента, но он важен как маркер, отражающий настроения европейцев. Очень вероятно, что евроскепсис придаст оттенок мейнстримным политическим силам. Причем пример упомянутого «Движения пяти звезд» показывает, что антиевропеизм вполне совместим с левыми идеями и может стать тенденцией.
Этап идеологической диффузии, когда либералы и консерваторы потеряли почти всякие различия между собой, открыл возможность выйти на политическую арену новым партиям и движениям. На рубеже XX–XXI веков в Европе появилось немало партий ограниченных задач (экологических, альтерглобалистских и т. д.), которые не претендовали на всеобщность и зачастую не имели цели обретения власти. В их деятельности сильно сказывалась тенденция к стиранию границы между политическими партиями и общественными движениями. К концу десятилетия новых красок на политической палитре добавят партии с ограниченным участием – региональные, националистические, религиозные и т. д., – ориентированные на небольшие активные группы.
Германия осваивает роль хозяйки континентаНекогда Генри Киссинджер задал шуточный, но очень содержательный вопрос: «Кому мне позвонить, если я хочу поговорить с Европой?» Время сомнений прошло, и теперь можно определенно сказать, что это будет звонок в Берлин. Нынешний канцлер Ангела Меркель старается не торопить события, и ее политика требует весьма филигранной работы – соблюдая меру, одновременно укреплять позиции Германии, а также институты ЕС. По сути, задача реформирования ЕС возложена на Германию – у этого процесса должен быть лидер, а брюссельская бюрократия уже достигла своего преобразовательского потолка. По словам канцлера Меркель, «в Европе сложилась ситуация, когда все говорят, что мы можем развивать все что угодно, но мы не можем менять договоры (Европейского союза). Я не думаю, что мы можем таким образом построить реально функционирующую Европу»[11].
Германию никак не могли устраивать результаты трактата в Ницце. Население этой крупнейшей европейской страны более чем на 20 млн человек превышает население Италии, но Германия не получила больше голосов в Совете министров. Германия, Франция, Италия и Великобритания имеют по 29 голосов в Совете министров Евросоюза; Испания и Польша представлены каждая 27 голосами, Нидерланды имеют 13 голосов, Греция, Бельгия и Португалия – по 12, Швеция и Австрия – по 10, Финляндия, Дания и Ирландия – по 7 голосов, Люксембург – 4 голоса.
