Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего
После терактов в Париже в январе 2015 года, ответственность за которые возлагается на радикальных исламистов, европейская миграционная политика претерпит изменения. Одновременно на фоне экономического кризиса будут урезаны социальные льготы для мигрантов. Для такого рода решений базис уже готов – в ноябре 2014 года Европейский Суд Справедливости постановил, что страны ЕС имеют право самостоятельно определять размеры и структуру социальных выплат, а также отказывать в предоставлении социальных льгот мигрантам.
Пересмотр политики, по всей видимости, приведет к замене «дотаций для проживания» на «дотации для интеграции». Финансирование будет направлено на создание рабочих мест для мигрантов, на улучшение ситуации в сфере правопорядка, на образовательные программы. Очень вероятно, что концепция евроислама хотя и подвергается сейчас сомнениям, но в новых формах получит поддержку и финансирование. Поддержку могут получить исламские учебные заведения, что позволит готовить европейских проповедников и отказаться от приглашения далеких от европейских ценностей улемов с Ближнего Востока. Такая практика пока не получила широкого распространения, но еще в 2008 году в Стокгольме при поддержке государства был открыт колледж исламских наук, а немного позже факультеты исламской теологии стали появляться в германских университетах[10]. Очень вероятно, что теперь такая практика будет адаптирована и другими странами Европы. Косвенным показателем, что политика уже сейчас меняется в этом направлении, служит то, что в Германии в ряде земель ислам уже признается официальной религией – в Гамбурге, Бремене, вскоре в Нижней Саксонии и еще нескольких землях, если опыт будет сочтен удачным. Официальный статус даст возможность, помимо облегчения ряда ритуальных вопросов (забой скота в мечетях, проведения похорон по исламскому обряду и др.), получать для строительства культурных центров, коллективных мероприятий и т. д. финансирование из бюджета, а не от ближневосточных спонсоров. Контроль в обмен на финансирование позволит успешнее бороться с рекрутированием добровольцев в ряды террористических групп, что стало неприятным сюрпризом во время сирийской войны и агрессии ИГИЛ.
Безусловно, такой подход приведет к консолидации разнородных религиозных и этнических мусульманских групп, но к этому же ведут и другие тенденции, и бороться с этим процессом было бы неразумно. Политическое объединение европейских мусульман назрело как необходимость, но находится под вопросом. Это связано с национальным фактором и обособлением этнических арабов из Северной Африки, выходцев из Турции и чернокожих мусульман. Каждая из этих диаспор являет свои оригинальные нормы быта, поведения и даже понимания ислама, что затрудняет создание интернациональных исламских объединений.
До последнего времени европейские мусульмане не стремились создавать собственные политические партии, а предпочитали лоббировать свои интересы через существующие политические институты. Большинство из них поддерживает левые партии, которые выступают за либеральную миграционную политику, социальные программы для бедных и развития «мультикультурной» среды. Однако лимит выгод, которые предоставляло такое сотрудничество, почти исчерпан. Показателем этого стало, в частности, то, что приход к власти во Франции социалиста Франсуа Олланда не помог мусульманкам вернуть себе право на ношение хиджабов. Кроме того, накапливающийся в Европе антиисламизм в очень скорой перспективе заставит даже левых остановиться в поддержке этнорелигиозных меньшинств.
В настоящий момент в Европе действуют минимум две «исламские» политические партии – «Партия возрождения и единства» в Испании и «Партия исламских демократов» в Нидерландах, наиболее активная в Гааге, где ее представителям удалось занять несколько мест в городском совете. Также существуют общественные движения, стремящиеся получить статус партий и не имеющие пока реального политического влияния: «Финская исламская партия» (Финляндия), «Союз исламских объединений и организаций» (Италия), «Союз исламских организаций» (Франции), «Лига справедливости и развития» (Германия).
В Германии, где мусульмане составляют приблизительно 5 % жителей, их электоральная активность достаточно высока, поскольку значительная часть немецких мусульман имеют турецкие корни, т. е. происходят из страны, адаптировавшейся к избирательному процессу. Их политическая стратегия основана преимущественно на поддержке социал-демократов и «зеленых». Они занимают заметные посты в немецких политических партиях, что должно способствовать мобилизации мусульманского электората для их поддержки.
Принципиально иной является ситуация во Франции, где до 80 % мусульманского населения происходит из стран Магриба (преимущественно Алжира, Туниса и Марокко) с несколько иным типом политического поведения. До сих пор активность мусульман на французских выборах невысока: при доле среди населения Французской метрополии в 9,5 % их доля в электорате лишь 2–5 %. Это связано со слабым доверием многих представителей старшего поколения к выборному процессу и традиционной аполитичностью многих выходцев из стран с менее развитыми демократическими институтами.
Политическая активность мусульманской молодежи в целом выше, чем старшего поколения, но для нее характерны более радикальные требования, которым уже не всегда соответствует даже программа социалистов. Отсутствие иных форм единства помимо ислама создает питательную почву для радикализма.
Настоящей серьезной проблемой для европейских стран стал криминальный ответ части мусульманской молодежи на текущие социальные условия. Во Франции, несмотря на долю в населении страны менее 10 %, мусульмане составляют 60 % обитателей тюрем. После массовых выступлений 2005 года, начавшихся под предлогом протеста против полицейского насилия, французская полиция оказалась вытеснена из массы бедных городских районов, часто с преимущественным проживанием мусульманского населения. Официально многие такие анклавы имеют статус «чувствительных городских зон», каковых, согласно официальному перечню, насчитывается 751 по стране и 9 в Париже. Формально эти районы должны быть приоритетными объектами политики местных властей, но на деле такой статус является указателем опасности появления в данной местности для посторонних, включая представителей полицейских сил. Таким образом местный криминалитет пытается обезопасить себя от преследований властей.
Пока речь не идет о членстве в экстремистских религиозных организациях. В жизни европейских мусульман они играют гораздо меньшую роль, чем может показаться. Исламский экстремизм, как и глубокая ассимиляция в европейском социуме, – не более чем крайний вариант, который выбирает меньшинство европейских мусульман. Однако растущая ксенофобия коренных европейцев вкупе с тенденциями по консолидации различных мусульманских диаспор может породить ответную реакцию и способствовать выводу проблемы на новый виток развития.
Перспективы миграционной политики ЕСПо всей видимости, в ближайшие годы будет поднят вопрос о частичном пересмотре Шенгенских норм, включая комплекс более поздних правовых наслоений. В пользу этого неоднократно высказывались видные европейские политики, в частности, германский министр внутренних дел Ханс-Петер Фридрих, а прежний французский президент Николя Саркози вообще не исключал в своих заявлениях возможности выхода Франции из Шенгенского соглашения.
Вопрос контроля над въездом в ЕС становится все более актуальным, но и внутренние перемещения тоже приковывают внимание европейских политиков. Некоторые страны Европы уже прибегали к исключительным мерам, используя специальное положение Шенгенского договора, позволяющее на 30 дней восстанавливать контроль на границах. Так было в 1995 году после терактов в Париже, в 2001 году во время саммита «Большой восьмерки» в Генуе, где произошли крупные столкновения сил порядка с антиглобалистами, и в 2009 году при проведении во французском городе Страсбурге саммита стран НАТО.
7 июня 2012 года на совещании Совета министров в Люксембурге было принято решение о том, что европейские правительства могут прибегать к временному восстановлению пограничного контроля на шесть месяцев без необходимости каких-либо особых согласований – достаточно лишь уведомить об этом решении соседние государства. Более того, в чрезвычайных обстоятельствах допускается закрытие границы на два года, что само по себе явилось бы серьезным прецедентом для всего Евросоюза.
Вряд ли к этим мерам будут прибегать, чтобы не испытывать единство ЕС. Европейцы, вероятнее, предпочтут другой вариант – вывод вопроса на наднациональный уровень и передачу в сферу ответственности ЕС вопросов управления границами и регулирования процедур предоставления убежища. С одной стороны, это можно рассматривать как вызов независимости европейских стран и это должно вызвать резонное сопротивление. Но, с другой стороны, в таком варианте заинтересованы все европейские страны, поскольку действующая сейчас в этой сфере Дублинская конвенция 1990 года совершенно нефункциональна. Она предполагает возврат нелегальных мигрантов и беженцев, не получивших убежища в страну первого въезда, что автоматически ставит транзитные страны в сложную ситуацию. Соответственно, страны въезда не заинтересованы в регистрации нелегалов, и это способствует их уходу в тень.
