Марсель Гране - Китайская цивилизация
Для желающего чистого могущества ничего не стоит любое самоограничение. Император исчерпал свои сокровищницы ради того, чтобы принятый им не как подданный, а в качестве гостя волшебник Шаоюн смог бы соорудить колесницы с включенными победными эманациями, отталкивающими злых духов, и террасы, где он мог бы жить среди всех божественных сил, изображенных наряду с Землей и Небом в живописных картинах. Он воздерживался от питья и еды, живя среди очистительных церемоний, которые позволили бы ему как гостю явиться во дворец Долголетия. Туда колдунья Княгини Духов привлекала богов, появление которых вызывало пугающий ветер и чьи слова записывались, чтобы образовать сборник «Писаных законов». Бывшему евнухом магу Луань Да он отдал в жены свою старшую дочь, снабдив ее приданым в десять тысяч фунтов золота. По его приказу одетый в костюм из перьев гонец доставил тому нефритовую печать, которую евнух принял, будучи разодетым в перья и стоя на колеснице, на подстилке из очищающих трав, в позе владыки. На этой печати была выгравирована надпись: «Хозяин Небесного пути», ибо император желал, чтобы евнух ввел его в круг божеств Неба. В качестве дани Бессмертным Ши Хуанди сотнями отправлял к Восточному морю пары непорочных юношей и девушек; таким же образом «заглядывающий вдаль» император Уди, пытаясь в свою очередь достичь Островов Блаженных и Святых Гор, заставлял танцевать на верхней площадке высокой террасы отроков и отроковиц, призванных соблазнить самих богов, тогда как поднятые вверх факелы изображали звездопад. Благодаря подобным приемам он смог заставить появиться благотворные кометы и крупные, словно тыквы, звезды. Вот почему в тот момент, когда он приносил жертву Тай и (Высшему единству), его заклинатели могли провозглашать: «Сверкание Звезды добродетели видно издалека!.. Звезда Долголетия… озаряет нас своей глубокой прозрачностью!» И действительно, хотя первому императору так и не удалось заполучить содержащий чудодейственное лекарство гриб с девятью ножками («чжи»), который он разыскивал сам и приказал искать десяти тысячам волшебников, в 109 г. за самой оградой императорского дворца, прямо в зале, где император Уди совершал очистительные церемонии, и в тот момент, когда в сообщавшейся с Небом девятиэтажной башне вспыхнул божественный свет, этот гриб, сгусток бессмертного всемогущества, объявился сам по себе и в своей самой совершенной форме, ибо было у него точно девять ножек. Однако же, поскольку следует платить за подобное счастье, император, как только он продвинулся по пути духов благодаря их искусству, тотчас же пожертвовал своими учителями бессмертия, отдав палачам на казнь сначала Шаоюна, которого некогда возвел в маршалы Ученого Совершенства, а затем и своего зятя Луань Да, прежде назначенного маршалом Пяти Преимуществ.
Судьба любимого мага отличается от судьбы самого приближенного вассала единственно в том отношении, что повороты его судьбы зависят не от обрядовых дат, а исключительно от воли самого хозяина. Однако же, прежде чем на него взвалят ответственность за возможные будущие беды, творец бессмертия успевает наделить особу императора благами, которые по-другому великолепны и более интимны, чем те, которые вождь способен заполучить, стоя во главе своих вассалов во время традиционного ритуала. Благодаря предписаниям своих волшебников император начинает выглядеть гением, иначе говоря, в себе самом он претворяет в жизнь все дозволенные существу возможности. Он превращается в Человека Великого («да жэнь»), в того, чья жизнь в каждое ее мгновение является апофеозом. Его утонченная длительной подготовкой к долголетию сущность оказывается до такой степени воздушной, что ему дозволяется, пользуясь всеми возможностями левитации, продвигаться не только по людским дорогам и путям святых мест, но в реальном мире гениев: там он совершает долгие прогулки («юань ю»), имея рядом с собой владыку Ветра, хозяина Дождя, государя Грома, бога Реки, всех блаженных аскетов, с которыми он веселится у самых истоков жизни, в реке, называемой Млечным путем, встречаясь с Людоедкой Смерти, Охранительницей Бессмертия Сиванму, со всеми незапятнанными феями, а если вздумается, стуча в дверь самого Высшего властелина. Было бы нескромно спрашивать, вкусили ли императоры, подобно аскетам, опьянение от волшебных радостей, лишь слушая пение поэтов, обязанных исполнять официальные кантаты, или только наблюдая за представлениями оперных апофеозов при участии целой толпы жонглеров и танцовщиц. Главное – отметить, что вскормленное магическими мечтами и возвеличенное с помощью искусства приписываемое императору самодержцу могущество тождественно с тем игровым могуществом, которое стремится заполучить аскет. Ши Хуанди мечтал походить на Людей Истинных, которые «вступают в воду и не мокнут, входят в пламя и не обжигаются и возносятся на облака и клубы пара». Таковы на самом деле предлагаемые наследником древнего шаманизма, даосским аскетизмом, первичная программа, первые пробы могущества. Великой целью остается «стать вечным, как Земля и Небо». Она достигается, едва аскет ощущает, что его воля тождественна порядку мироздания. С того мгновения аскет пользуется полным, безусловным могуществом, у которого нет иного принципа, кроме его собственной воли, и которое позволило бы ему, пожелай он этого, переставлять, как ему вздумается, времена года. Но государь, подобно аскету, потому является хозяином вселенной, что остается хозяином себя самого. Если ему хочется обладать чистым могуществом, прихотей у него быть не должно.
Итак, он царит, ни во что не вмешиваясь самовластно. Он управляет, не вторгаясь в административные дела. Всему дозволяется идти своим чередом, что, впрочем, не означает, что им не отдаются приказания. Напротив, он всем командует, входя в мельчайшие подробности, но никогда не растрачивая свою власть ради какого-либо частного деяния. Пока его воля находится в согласии с вселенским порядком, деяния всей совокупности существ под немедленным воздействием непреодолимого превосходства сами собой согласуются с мельчайшими движениями его глубинных желаний. Ему не нужно посредничество подчиненных или какие-то установления. Достаточно, если он Человек Великий, Человек Истинный, и заключенное в нем в сконцентрированном виде, в своем чистом состоянии могущество определяет, словно под воздействием тончайшего потока индукции, единодушное сближение желаний и дел. Императорская воля пронизывает всю империю целиком, а империя и мироздание существуют только для того, чтобы повествовать о славе Самодержца.
3. Конституционная доктрина
В своем качестве Сына Неба император наделен престижем, который, если речь идет о применении власти, содержит зерно слабости. Традиционным культом в нем выявляется человек – посланец Неба, однако в течение всех церемоний, призванных восстановить его престиж, ему надлежит при общении с преданными вассалами разделить этот престиж с ними. Находящийся на вершине иерархической лестницы сюзерен имеет возможность сделать так, чтобы его власть широко распространялась, но при опасном условии – передавать само начало этой власти, поскольку власть остается цельной, даже будучи переданной. Тогда может сложиться более или менее подвижная иерархия, но ни государственный аппарат, ни само государство возникнуть не могут. Напротив, самодержец действительно выглядит верховным государем, ибо в силу своего магического и мистического могущества оказывается отождествленным с Небесным Государем, которого замещает в такой степени, что тот становится всего лишь отражением в идеальном мире истинного хозяина мира реального. Власть, которой оказывается наделен государь, более не подвержена малейшему износу, становясь к тому же непередаваемой, ибо оказывается совершенно личностной и по своей природе всеобъемлющей. Больше ничто не связывает государя ни с его подданными, ни с его доменом. Все лишь пыль перед его Величием. Впрочем, если отныне ни один подданный не в состоянии обладать властью, способной противостоять его престижу, любой удачливый главарь мистической секты может стать ему равным. Выше империи есть самодержец. Места для государственного аппарата не остается. Не остается места и для государства.
В эпоху тираний легисты попытались протащить некую идею государства, используя представление о величии и искажая мистическое учение. В круг атрибутов военного вождя и вождя мира они попытались включить расплывчатую власть хранителя и опоры справедливости. С другой стороны, тираны начинали выглядеть законодателями на землях, завоеванных у варваров или отвоеванных у природы, на которые не распространялись феодальные обычаи, и образующих их личный домен, где ими по собственному усмотрению могли вводиться различные установления. Находящиеся у них на службе юристы оправдывали их своеволие завоевателей ссылками на цивилизаторскую роль и разработали теорию о князе, выступавшем в качестве не охранителя обычного права, соблюдение которого обеспечивает мир, а вольного автора законов, из любого материала формирующих цивилизацию. В мире, где жили легисты, где наряду с военным духом ощущался вкус к новинкам, казалось, что княжеская власть полнее всего проявляется во введении уголовного законодательства с его строгим противопоставлением идеи закона идее обычного права и сочетающегося с верой, что цивилизация внедряется силой. Свод законов рассматривался как фундамент административной организации, главным делом которой было возрождение добрых нравов с помощью наказаний. Размышляя при установлении задач над распределением наказаний, легисты рассчитывали пресечь покушение на цивилизаторскую миссию князя, составляющую в их глазах его величие.
