Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Можно ли доверить эту миссию Марио Драги, председателю ЕЦБ – института, который по условиям Маастрихтского договора полностью независим от голосов избирателей? Драги мастерски владеет словом, в 2012 г. он объявил, что намерен применить «любые средства» для спасения евро. Ему не пришлось этого делать, да у него и не было для этого необходимых ресурсов. Хватило самого заявления – напряжение на рынках спало. В 2013 г. он в противоположность своему предшественнику Ж.-К. Трише заранее возвестил, что собирается в долгосрочной перспективе сохранить низкую ставку. Получив такой ободряющий знак, рынки сразу же пошли вверх.
Однако до каких пор можно подменять валютную политику в собственном смысле слова риторическими упражнениями? В случае тяжелейшего кризиса сможет ли ЕЦБ прийти на помощь государству, чье банкротство означало бы конец евро? Мы вольны представить себе, как это будет выглядеть в голове Драги: он сам, как большой, совершит «подвиг», не говоря никому… кроме разве что в самый последний момент членам Совета управляющих и дирекции ЕЦБ. Стоит вспомнить, что по удачному недосмотру К.-О. Пёля Бундесбанк – а значит, Германия – не имеет в этих институтах решающего голоса. Каждая страна назначает в совет ЕЦБ своего управляющего, подобно тому, как немецкие Länder делегируют своих представителей в Центральный банковский совет Бундесбанка.
Драги мог бы целиком возложить финансирование Европейского стабилизационного механизма (ЕСМ) на ЕЦБ. Пойдя на это, он бы действовал в логике тех заявлений, которые сделал в июле 2012 г., по крайней мере, как их истолковали СМИ (неограниченная поддержка евро). Сакральное значение евро сослужило бы ему добрую службу. Кроме того, новая валютная политика ЕЦБ снизила бы курс единой валюты и помогла странам с дефицитом торгового баланса повысить свою конкурентоспособность.
Но смогут ли смириться со столь вольной трактовкой, а в общем-то почти нарушением Маастрихтского договора немецкие экспортеры, которым вовсе не требуется девальвация, да и в целом общественное мнение Германии? Сейчас мандат ЕЦБ строго ограничен борьбой с инфляцией. Маастрихтский договор запрещает любые ссуды государствам со стороны ЕЦБ. Таков принцип невозмещения государственных долгов (no bail-out clause). Конечно, это правило уже подверглось эрозии через выкуп государственных ценных бумаг на вторичных рынках или кредиты банкам, но, как мы видели, масштаб отступлений пока невелик и они следовали устоявшейся процедуре. В случае принятия новых мер нарушение было бы вопиющим. Получится ли сослаться на 111-ю статью Маастрихтского договора, которая дает Европейскому совету право определять общий курс валютной политики (при условии, правда, что он не ставит под угрозу работу Европейской системы центральных банков (SEBC) по поддержанию стабильных цен)? Однако судьи из Карлсруэ сегодня точно не готовы одобрить столь расширительное толкование: возможно, нас еще ждет яркая политико-юридическая баталия.
Как уже было сказано, Драги мог бы воспользоваться абсолютной автономией, которой наделил ЕЦБ Маастрихтский договор, – тогда творение восстало бы против своего творца. Возможен ли такой сценарий? У Драги для этого хватит пороху. Долгие годы работы в банке «Голдман Сакс», несомненно, должны расположить его к тому, чтобы воплотить в жизнь давнюю мысль Карла Шмитта: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении. […] Исключительный случай… может быть… охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное…»[208]. В такой ситуации власть имеет легитимное право приостановить действие обычных юридических норм во имя общественного блага. Сможет ли эта опасная теория, которую нацисты использовали в 1933–1934 гг., быть применена Драги во имя целей, кажущихся благородными? Ему уже один раз случилось нарушить букву договоров, правда, в гораздо более скромном объеме и при молчаливом одобрении глав государств и правительств, в том числе и Ангелы Меркель. На этот раз было бы достаточно, чтобы они в тот же день объявили о пересмотре устава ЕЦБ, как он был зафиксирован Маастрихтским договором. Невозможно вообразить, чтобы Меркель не была поставлена в известность о планах, которые я приписываю Драги как минимум через представителя Бундесбанка, заседающего в Совете управляющих ЕЦБ. Так что Драги предложит внести поправки в этот важнейший пункт Маастрихтского договора, только если получит хотя бы молчаливую поддержку со стороны Меркель. Такие решения – прерогатива глав государств и правительств.
Может ли на это пойти та Германия, которую мы знаем сегодня? Будет ли этого достаточно, чтобы «спасти единую валюту»? Я не уверен. Немцы опасаются, как бы избыток денежной массы не подстегнул инфляцию и не создал «спекулятивные пузыри». Подобные опасения, которые также бытуют по ту сторону Атлантического океана, подвигли главу Федеральной резервной системы Б. Бернанке к решению с 2014 г. отказаться от «неконвенциональной политики». Это, возможно, не самый удачный момент, чтобы Европа двинулась в противоположную сторону. Хотя большинство государств, входящих в еврозону, заинтересовано в снижении курса единой валюты, немцы, с их колоссальным профицитом в торговле со странами, лежащими вне еврозоны, выступают против.
Превратив ЕЦБ в обычный центральный банк, который использует «печатный станок», чтобы стимулировать рост и создавать рабочие места, мы бы, конечно, смогли дать единой валюте новую передышку, но не справились бы с фундаментальной проблемой – экономической гетерогенностью еврозоны. Согласятся ли столь непохожие друг на друга европейские нации на контроль со стороны ЕЦБ, который во имя сплочения еврозоны неизбежно выстроил бы их в иерархию по экономической специализации, а значит, и по политическим функциям внутри Европы? Хорошо ли мы просчитали, к чему могут привести подобные дисциплинарные меры? Наконец, устоит ли единая валюта перед еще одним системным кризисом? Результаты, которые принесет реализация первого сценария, рискуют оказаться недолговечны.
Сегодня немецкое правительство из страха перед инфляцией выступает категорически против финансирования внутренней стабильности еврозоны за счет наращивания денежной массы. Для Берлина сама идея финансирования за счет повышения (пусть и незначительного) инфляции звучит как полная ересь: по убеждению правительства ФРГ, рост денежной массы в странах еврозоны «будет потворствовать безответственности» и лишь отложит «решение проблем».
Есть риск, что будущие кризисы поставят Германию перед тяжелым выбором: ей придется либо вернуться к своей валютной ортодоксии, которая после 1949 г. позволила ей восстановить мощь своей экономики, либо пойти на риск того, что еврозона, на которую все еще приходится около 40 % ее экспорта, затрещит по швам или вовсе рухнет.
Что ей следует предотвратить любой ценой, так это неконтролируемый распад еврозоны из-за какого-то внутреннего или внешнего шока. Я думаю, единую валюту можно сравнить с самолетом, который в 1999 г. (когда евро был создан) не следовало запускать в воздух, но раз уж он набрал высоту, прыгать без парашюта с него не стоит. Лучше добраться до кабины пилота и взять на себя управление судном, чтобы его – настолько мягко, насколько это возможно, – посадить на землю. Конечно, если внезапно случится какой-либо острый кризис, у Драги, возможно, появится искушение перейти Рубикон, однако за это Европе придется заплатить мощным политическим землетрясением.
Второй, более надежный, сценарий: превращение евро в общую валюту
Вместо того чтобы идти на риск стихийного распада еврозоны, лучше договориться (первыми это должны сделать Германия и Франция) о том, чтобы превратить евро из единой валюты в общую. Поскольку чувство европейской общности, которое бы убедило народы в необходимости масштабных финансовых трансфертов из богатых регионов Европы в бедные, явно недостаточно сильно, здравый смысл требует восстановить механизмы, позволявшие разным экономикам притереться друг к другу, а значит, возродить национальные валюты, при этом сохранив и усилив общеевропейские рамки. Нужно вернуться к предыдущей валютной системе в версии 2.0, но под более крепкой европейской крышей. Лишь твердо провозгласив эту политическую цель, ее удастся «продать» общественному мнению разных стран и подвигнуть политические элиты согласиться на такое решение. Эта трансформация станет неизбежной в тот день, когда Германия больше не захочет безвозмездно поддерживать систему единой валюты. Подобное повторение пройденного, возврат к решениям, которые рассматривались в конце 1980-х гг., по возможности стоит проводить в жизнь в период затишья. Это самый реалистичный из всех вариантов того, как посадить самолет еврозоны.
Выбор в пользу общей валюты соответствовал бы вполне законным интересам Германии. Он также помог бы ее европейским партнерам восстановить свою конкурентоспособность, чтобы вновь отстроить собственную производственную базу. В августе 2012 г. бывший министр финансов Бразилии Луис Карлос Брессер-Перейра тоже высказался за такое решение: «Самый разумный путь – это постепенно и в соответствии с планом демонтировать евро (единую валюту)»[209].
