Дэвид Тросби - Экономика и культура
Третий сдвиг, затронувший формирование культурной политики в конце XX в., был связан с неумолимым развитием глобализации мировой экономики. Мы более подробно рассматриваем эти вопросы в гл. IX, для целей данной главы достаточно отметить, что возросшая мобильность капитала, коммуникационная революция и растущая взаимозависимость национальных экономик в рамках глобальной рыночной структуры имели глубокие культурные последствия. Некоторые считают, что эти силы оказали гомогенизирующее влияние на культуру по всему миру, разрушив культурное многообразие из-за проникновения международно признанных символов стандартизированной коммерческой культуры, повсеместно ассоциирующихся с такими брендами, как Coca-Cola, McDonald’s, джинсы Levi’s и т. д. Однако есть также свидетельства того, что сообщества оказывают сопротивление подчинению национального или местного образа культурного выражения обезличенным глобальным императивам. Действительно, можно возразить, что большая экономическая интеграция часто ассоциируется с большей, а не с меньшей культурной дифференциацией. Например, в Европе, где страны все больше сближаются друг с другом в экономическом отношении и в рамках Европейского союза, символы национальной культурной идентичности, как представляется, получают все более отчетливое выражение. Это верно даже в отношении языка, несмотря на растущее распространение английского как средства коммерческой коммуникации[201].
Каков бы ни был вердикт в отношении влияния на культуру региональной и глобальной интеграции, сами задействованные процессы оказывают существенное воздействие на ландшафт, в котором действует культурная политика. Некоторые авторы, в частности Нестор Гарсиа Канклини, даже берутся утверждать, что культурная политика больше не может рассматриваться как национальная прерогатива национальных правительств. Так, Канклини рассматривает преобладание глобальных индустрий массовых коммуникаций в сравнении с традиционными местными формами производства и распространения культуры как свидетельство ослабления способности государства проводить национальную культурную политику[202]. Другие считают, что национальное государство полностью исчезает по мере того, как правительства теряют способность влиять на экономическую деятельность. Подобная радикальная позиция кажется необоснованной, особенно с учетом постепенно развивающихся перспектив многосторонних соглашений по проблемам национального суверенитета. Но факт остается фактом: глобальные рынки, а особенно новые информационные и коммуникационные технологии, оказывают все большее влияние на характер и масштабы культурной политики в современном мире[203].
В политическом отношении все три сдвига, взятые вместе, свидетельствуют о реорганизации полномочий и обязательств в процессе формирования и осуществления культурной политики на региональном и национальном уровне. Верно, что государство по-прежнему остается наиболее эффективным средством для осуществления коллективной воли в современной смешанной экономике благодаря своей принудительной власти над налогообложением и регулированием социальной и экономической жизни. Но весь развитый мир не испытывает особого энтузиазма по поводу возвращения к государству как к монолитному центру притяжения, как это было в бывших коммунистических странах Центральной и Восточной Европы, и нельзя игнорировать значение частной рыночной деятельности как концентрации экономической власти по всему миру. Просвещенная культурная политика в нынешнее время, таким образом, скорее всего будет стремиться к созданию коалиции для достижения культурных целей общества, партнерства, в котором государственные и негосударственные организации и корпоративный сектор будут иметь стимул действовать вместе, а не независимо друг от друга. В таком политическом сценарии суверенные правительства, по-видимому, будут играть ведущую роль в защите и поддержке коллективных интересов не через утверждение элитистских или тенденциозных ценностей, а через признание фундаментального значения представлений о культуре в обществе. Таким образом может возникнуть по-настоящему демократическая культурная политика, создающая контекст, в котором частный сектор будет участвовать конструктивно, не подрывая общественных интересов, и стремящаяся руководить процессами культурных измерений в обществе, а не направлять их.
Экономическая и культурная ценность в формировании политики
Рассматривая точки пересечения между экономикой и культурой, мы неоднократно подчеркивали значение ценности. Область культурной политики не является исключением. Тот факт, что у культурной деятельности и поведения, на которые направлена культурная политика, есть экономический аспект, указывает на то, что экономическая ценность культуры станет важной политической заботой. В то же время культурная политика имеет очевидные возможности обращаться к культурным устремлениям общества, которые проглядывают во всех разнообразных проявлениях культуры, включая общие ценности и убеждения, традиции сообщества, идентичность, производство и потребление культурных благ и т. д. Ясно, что культурная ценность, которую порождают эти явления, является критически важной для их существования, а в некоторых случаях – их единственным измерением. Таким образом, становится возможным выявить базовый принцип для формулирования и осуществления культурной политики: в интересах и экономики, и культуры культурная политика должна принимать во внимание и экономическую, и культурную ценность результатов, которых она стремится добиться. Независимо от того, имеет ли культурная политика широкую направленность, ставя своей целью поддержку культурной идентичности, многообразия, креативности и других аспектов культурной жизни сообщества, или же состоит из специфических мер, нацеленных на отдельные области, такие как искусство, региональное развитие, культурное наследие, туризм и т. д., основное значение при формировании и осуществлении политики имеет поддержание баланса между соображениями культурной и экономической ценности.
Это предложение может показаться до тривиальности очевидным. Однако в политической среде, в которой господствует экономическая парадигма, это предложение не так-то просто продать. Чтобы политика получила одобрение в такой среде, она должна быть приведена в соответствие с наблюдаемыми экономическими и социальными результатами, и любая апелляция к таким нечетким и не слишком поддающимся измерению феноменам, как культурная ценность, едва ли будет серьезно воспринята твердолобыми политиками, привыкшими иметь дело с количественными итоговыми показателями. Как мы уже отмечали, культурный сектор может на самом деле найти себе оправдание в разного рода материальных экономических выгодах, которые он приносит, но если ограничиться только этим, культура окажется недооцененной, а культурное развитие в результате пойдет в направлении, противоречащем широким общественным целям. Таким образом, необходимо четко заявить, что культурная ценность имеет самостоятельное значение, как составляющая, которую следует принимать в расчет при разработке политики.
В дискурсе современной экономики такого рода рекомендация могут быть расценены как своекорыстные и свидетельствующие о предвзятости тех, кому выгодно выделение финансовых средств на культуру. Такую позицию можно понять, особенно в контексте модели политического процесса, в котором господствующее место занимает культурная элита. Тем не менее в либерально-демократическом обществе в конечном счете нужно апеллировать к целям и устремлениям людей в целом, а не к ценностям культурного истеблишмента или экономических бюрократов. То немногое, что мы знаем об отношении общества к экономическим, социальным и культурным влияниям на его жизнь, похоже, указывает на то, что человеческое счастье шире любых экономических измерений[204]. Культурная ценность в том смысле, в котором мы здесь о ней рассуждаем, может иметь некоторую важность для удовлетворения желаний человека.
Все это указывает на двухаспектный подход к формированию культурной политики, в которой результаты, связанные как с экономической, так и с культурной ценностью, рассматриваются при оценке политических инициатив вместе, т. е. объективной функцией культурной политики становится общая максимизация экономической и культурной ценности. Удельный вес этих двух составляющих, разумеется, будет варьироваться в каждом конкретном случае. Например, политика в отношении культурных индустрий как таковых вполне может уделять больше внимания созданию экономической ценности, хотя и с учетом ограничений, накладываемых культурой, тогда как политика, направленная на более очевидные культурные цели, например, на поддержку художников, как предполагается, будет придавать большее значение культурной ценности, хотя опять-таки с учетом экономических факторов. Объективная функция политики, претендующей на охват всех вопросов, не может считаться полноценной, если ориентируется только на экономическую ценность.
