Жорж Корм - Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна
Американские законодатели хорошо помнили это, ведь Конституцией 1776 года они утвердили отделение Церкви от государства, тем более что некоторые протестантские Церкви преследовали других и требовали помощи от государства в своих спорах. Отцы-основатели, как деисты и гуманисты, желали вообще не придавать религии никакого политического статуса, чтобы избежать тех эксцессов, которые случались в Европе[231]. Именно это, по всей видимости, позволило сохранить в США динамику протестантизма и религиозной практики, поддерживаемую идеологией завоевания новой Обетованной земли, тогда как в Европе распространение зоны действия государства на социальную и образовательную сферу позволит гражданам всё чаще обходиться без услуг Церкви. Отсюда поступательная «дехристианизация» Европы, выражающаяся в ослаблении религиозной практики, которое достигнет пика вместе с социальными и политическими изменениями в Испании, Португалии, Италии, а затем и Греции, то есть в странах, остававшихся бастионами интенсивной религиозной практики вплоть до середины 1960 годов.
Должна ли закрепиться цивилизационная модель, господствующая в начале XXI века, модель больше американская, чем европейская, и обращающаяся к религиозности как к твёрдому ядру, оставляющему свой отпечаток на всех остальных обществах? Ответ на этот вопрос зависит от множества факторов, оценить которые довольно сложно. Если принять во внимание ту скорость, с которой, как мы видели, интеллектуальные и политические декорации изменились за последние тридцать лет, можно подумать, что маятник, перемещаясь от одной крайности к другой, от «конца» религии к «возврату» к религиозности, вернётся в конце концов в более равновесное положение. Весь вопрос в том, сколько войн понадобится провести во имя «цивилизации», чтобы стать немного мудрее и основать международную политическую мораль, которая была бы лучше той, что утвердилась сегодня.
Функции американского дискурса, о терроризме
Американский политический дискурс после 11 сентября пытается воспроизводить ту модель, что царствовала во времена холодной войны. Коммунистическую угрозу и «империю зла», обличаемую Рональдом Рейганом, заменил «транснациональный терроризм», возникающий предположительно из мусульманских стран и «оси зла» трёх так называемых «государств-хулиганов» (Иран, Северная Коря, Ирак до американского вторжения). Если исключить некоторые изменения в словаре и терминологии, структура дискурса остается точно такой же, что и по отношению к Советскому Союзу, словно бы террористическая угроза сегодня была той же природы, что и ядерная угроза вчерашнего дня, а террористические ячейки располагали арсеналом оружия массового уничтожения. Речь идет о постоянной теме риторики Джорджа Буша-младшего, с новой силой закрепленной на Общей Ассамблее ООН в сентябре 2005 года и в октябре 2005 г. в речи, прочитанной в Вашингтоне в «Национальном фонде демократии»[232].
В этой удивительной и весьма длинной речи американский президент предложил ещё более пугающее, чем раньше, видение угрозы, которую представляет воинствующий исламский интегризм, который якобы стремится построить «тоталитарную империю», «поработить целые нации и запугать весь мир». Идеологию исламского вооруженного милитантизма он сравнил с коммунистической идеологией, а жестокости исламистов – с жестокостями Гулага и китайской культурной революции. Он снова разоблачил Сирию и Иран как государства, давно сотрудничающие с террористами, заверив, что США не проводят различия между террористами и теми, кто их поддерживает, оказываясь, тем самым, «врагами цивилизации». «Воинствующие [исламисты], – добавил он, – считают, что, если они будут контролировать одну страну [Ирак], массы объединятся с ними, что позволит им ниспровергнуть умеренные правительства данного региона и создать радикальную исламскую империю, простирающуюся от Испании до Индонезии. […] Для таких врагов у нас есть только один ответ: мы никогда не отступим, никогда не сдадимся и не согласимся ни на что, кроме полной победы».
Наделение террористических групп «бинладенского» направления столь безмерным значением, несомненно, увеличивает их шансы на успех в деле привлечения большего числа сторонников. Если президент США считает, что эта форма насилия, прикрывающаяся знаком ислама, столь страшна, тогда, разумеется, все те, кто хотят покончить с многочисленными формами влияния Америки на Ближнем Востоке, ещё больше захотят вступить в эти террористические сети.
Эта американская доктрина значительно повлияла и на позицию ООН. Важный доклад генерального секретаря ООН, опубликованный в марте 2005 года под заглавием «При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех»[233], представляет «катастрофический» (то есть способный располагать оружием массового уничтожения) терроризм, называемый «транснациональным», в качестве главной угрозы коллективной безопасности. О многом говорит и то, что этот терроризм называется «исламским», и только он в данном докладе и рассматривается, тогда как его различные формы, в том числе и те, что встречаются в самих мусульманских странах (в Саудовской Аравии, Египте, Пакистане, Индонезии, Марокко, Йемене), никак не анализируются. Главное же, эта угроза представляется в качестве какого-то совершенно нового исторического явления, при этом даже не упоминаются все те террористические акты, которые, не будучи ни в коем смысле исламистскими, потрясали другие регионы мира на протяжении всех предшествующих десятилетий[234]: европейский националистический терроризм (баскский, корсиканский, ирландский, армянский), акции европейских вооруженных ультралевых групп (французское «Прямое действие», немецкая «Фракция красной армии», итальянские «Красные бригады», не говоря уже о японской «Красной армии») и ультраправых движений (особенно в Италии, в Бразилии, в Сальвадоре или в Никарагуа, где эти движения зачастую поддерживались или финансировались ЦРУ), террористические движения Латинской Америки марксистского толка («Светлый путь»[235], Вооруженные революционные силы Колумбии[236] и т. д.), как и более современная маоистская герилья в Непале или «Тамильские тигры» Шри-Ланки (которые задолго до палестинцев стали применять террористов-смертников, использующих свои тела в качестве бомб).
Если же говорить конкретно о Ближнем Востоке, как можно забывать о том, что терроризм никак не может считаться там чем-то новым – после акций против английских сил в Палестине и палестинского населения, проведенных в 1940 годах Иргуном, вооруженным право-сионистским движением, в котором состояли два будущих премьер-министра Израиля (Менахем Бегин и Ицхак Шамир), или же после убийства графа Бернадотта, посредника ООН, тем же самым движением в 1949 году. Кроме того, сегодня мы позабыли о волне палестинских терактов, осуществленных светским Народным фронтом освобождения Палестины (НФОП), которым руководил христианин Джордж Хабаш, как и другими вооруженными светскими палестинскими движениями в различных странах. Среди них: покушение на израильских атлетов на Олимпийских играх в Мюнхене в 1972 году, угоны самолетов, захват итальянского судна «Акилле Лауро» и т. д. Можно также вспомнить о контртеррористических акциях государства Израиль, направленных против палестинских руководителей, или о получивших широкую огласку терактах знаменитого Ильича Рамиреса Санчеса Карлоса, сегодня отбывающего заключение во Франции, который прославился тем, что взял в заложники министров ОПЕК, собравшихся в Вене в декабре 1975 года. Или о многочисленных похищениях европейцев в Ливане в 1980-х годах, а также о двух масштабных терактах против французского и американского контингента Многонациональных сил в Ливане, созданных в 1982 после второго израильского вторжения в Ливан для защиты гражданского населения[237].
Доклад ООН 2005 года, оставаясь в русле американской политики, создаёт впечатление, будто открыл совершенно нового врага, который вообще никак не проявлял себя в истории человечества – транснациональный терроризм, которому приписывается – без малейших доказательств – возможность обладать оружием массового поражения. В докладе не устанавливается никакой связи между этим терроризмом и сорока странами, которые, как указывается, были затронуты вооруженными конфликтами в течение последних десятилетий, не предлагается даже какой-либо классификации этих стран или анализа, который позволил бы извлечь выводы касательно коллективной безопасности[238]. Что особенно бросается в глаза, вообще не упомянуты палестинский конфликт, вероятно в настоящий момент самый старый на планете, продолжающаяся и в нашем XXI веке колонизация Западного берега реки Иордан, как и вторжение США в Ирак, проведённое вопреки любым правовым соглашениям.
Итак, единственной угрозой мировой безопасности представляется «транснациональный терроризм», который прикрывается знаменами ислама. Таким образом, тезис о войне цивилизаций торжественно закрепляется самой ООН. Однако ранее генеральный секретарь ООН созывал экспертный совет высокого уровня, который в 2004 году был собран для изучения рисков, с которыми предстоит столкнуться на уровне международного мира и безопасности. Совет составил великолепный доклад под названием «Более надежный мир: наша общая ответственность»[239], в котором упоминались многие конфликты, в том числе и палестинский, которые требуется урегулировать, а также говорилось о необходимости работать с причинами терроризма, который, как отмечается, возникает в «контексте безнадёжности, унижения, бедности, политического подавления, экстремизма и нарушения прав человека, а также региональных конфликтов и иностранной оккупации»[240]. В то же время доклад предостерегал против «попыток решить проблему терроризма исключительно за счёт военной или полицейской силы, а также секретных служб, поскольку всё это ставит под вопрос усилия, направленные на укрепление качественного правления и прав человека, и может привести к отчуждению значительной части мирового населения»[241].
