Жорж Корм - Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна
Впрочем, господствующий западный дискурс выносит тот же «диагноз» и мусульманам, хорошо разбирающимся в своей религии и считающим ислам во многом светской, умеренной религией, допускающей плюрализм: такие мусульмане считаются маргиналами, которые, следовательно, не особенно интересны, в отличие от тех, кто проповедует тотальный ислам, который не мог бы приспособиться к светскому модерну. В то же время в США множится число телевизионных проповедников, призывающих к фундаменталистскому возрождению, к буквалистскому прочтению Ветхого завета и, соответственно, требующих безоговорочно поддержать колонизацию занятых Израилем территорий, необходимую для приближения эсхатологического возвращения Христа, которому должно предшествовать возвращение евреев на Обетованную землю.
Сводка, монотеистических конвульсий
Главный вывод, который, с нашей точки зрения, можно извлечь из этих сравнительных исторических сопоставлений, состоит в том, что монотеизм построен на сильном идеале единства. Идея единого Бога, который должен иметь всеобщее значение, отсылает к концепции единого общества, опирающегося в своей единообразной практике на одну и ту же социальную норму. Конечно, монотеизм наделяет ценностью индивида и отнимает её у племени, хотя мифологизация древней истории Израиля способна привести к смешению племенного и этнического с религиозным, что порождает элитистское понятие святого, избранного народа, «Расы» или «нации», ведущей человечество к «свету». Во всяком случае, ислам и христианство утверждают ответственность перед Богом и Законом, а не перед семьёй, кланом или племенем. Этнические различия в них не признаются, для верующих какого угодно происхождения, народности или языка значение имеют лишь набожность и соблюдение божественных заповедей. Однако главная проблема состоит в том, что богооткровенные тексты сложны и содержат порой противоречивые элементы. Поэтому они становятся предметом всевозможных философских, религиозных и даже ритуальных интерпретаций, что требует вмешательства религиозной и политической власти, которая должна одновременно высказать догму и обеспечить её уважение. Чтобы добиться этого, власть должна рисковать, подавлять инакомыслие и восстания, которые признаются ересями и отступничеством, сотрясающими священные основания всякого общества – традицию, корни, авторитет. Защищаясь, инакомыслящие, в свою очередь, заявляют, что именно они сохраняют истинную традицию и наиболее буквальное прочтение текстов.
В этом смысле, обращение к религиозности ни в коем случае не может считаться более надежным методом обеспечения авторитета и гарантии общественного порядка. Монотеистические религии породили не меньше расколов и беспорядков, чем современные светские идеологии, в том числе, геноцид и вынужденные переселения. Они, несомненно, построили высокоразвитые цивилизации, а западное христианство добилось важного успеха благодаря тому, что сохранилось в качестве фундаментального политического элемента вплоть до религиозных войн католиков и протестантов; ислам также многого добился, но его успех оказался менее стойким и, в итоге привёл, к застою, отставанию в развитии и болезненным судорогам, ставшим ответом на власть «западной цивилизации».
Итак, политический кризис модерна проявляется общим обращением к монотеизму в трёх его вариантах, порождая в них судороги и изменения настолько тревожные, что они могут даже убедить в обоснованности тезисов о войне цивилизаций. Можно ли выбраться из этого адского порочного круга, в котором политические и религиозные кризисы сегодня столь тесно связаны друг с другом, что выхода вообще не видно?
6. О войне и мире в XXI веке
Со времён экспансии Европы за пределы её континента, начавшейся в XVI веке, и экспорта всего богатства философских и политических идей, зачастую противоречивых и спорных, нас преследует идея обеспечения коллективной безопасности, в котором участвовали бы все нации мира. Предвестниками этой великой идеи можно считать аббата Сен-Пьера, а затем и Канта.
К сожалению, великие идеи часто склоняют к дурным делам. Хотя интеллектуальную генеалогию Лиги Наций и Организации Объединенных Наций можно возвести к двум указанным источникам, практическое воплощение их идеала мира и коллективной безопасности привело к его значительному искажению. Наполеоновские идеи объединения Европы под флагом великих политических принципов остепенившейся Французской революции, а после идеи пролетарского интернационализма и их вырождение в гегемонию сталинского СССР – вот как выглядят благородные интернационалистские идеи, которые были поставлены на службу политике силы и экспансионизма.
Как почти всегда случается в Истории, народы, нации или могущественные империи завладевают благородными идеями, чтобы превратить их в безжалостные орудия наращивания их влияния и силы в региональном или международном порядке. После всех волн экспансии сильных и динамичных государств призыв обеспечить безопасность становится императивом. Такая потребность рождается, естественно, из того локального сопротивления, с которым подобная экспансия может столкнуться, будь она территориальной или всего лишь экономической, научной или культурной.
Сопротивление может приобретать разные формы в зависимости от типа давления или агрессии, которым подвергается та или иная страна или религия, например к такому сопротивлению можно отнести интеллектуальное отторжение новых идей – подобную позицию назовут ретроградным фанатизмом, враждебным цивилизации и процветанию народов; отказ от торговли и запрет на деятельность иностранных коммерческих банков и предприятий, что будет рассматриваться в качестве серьёзного препятствия процветанию человечества и его прогрессу; наконец, насильственные акты, направленные против гражданских лиц и военных представителей страны-оккупанта или государства, пользующегося значительным влиянием на местные власти, – подобные действия будут расцениваться в качестве террористических.
То же самое можно будет сказать и о «контроле над вооружениями», представляющем собой тонкую игру, которой занимались сначала европейские страны, а потом СССР и США, прежде чем она сфокусировалась на ограничении воображаемого или реального оружия массового поражения, принадлежащего некоторым странам, которые в американской терминологии описываются как «государства-хулиганы», или же некоторым террористическим организациям, стремящимся во что бы то ни стало уничтожить основания демократии и либерализма, если верить многочисленным западным деятелям.
Цивилизация и культура, в международном порядке
Мы уже отмечали двусмысленности в использовании понятий нации и народа. В использовании понятий культуры и цивилизации двусмысленностей появляется никак не меньше, как только они теряют отсылку к народу или нации, которые их формируют. Культура может быть французской, английской, итальянской, арабской, японской и т. д. Она требует определенного языка, который поддерживал бы её, если только это не научная культура, использующая мертвый язык, например латынь в европейской культуре Средневековья. То есть живые культуры национальны. То же самое можно сказать и о цивилизациях: хотя понятие цивилизации шире понятия культуры, оно всегда включает определённую культуру, лежащую в основании, – литературу, поэзию, музыку, философию, а также крупные политические, юридические и социальные институты, в которых эта культура развивается. Так, можно говорить о французской, итальянской, японской, английской или китайской цивилизации.
Сложность в использовании двух этих тесно связанных понятий обусловлена распространением цивилизации и базовой для неё культуры. Так, революционная Франция времен Наполеона экспортировала свои институты по всей Европе; её культура закрепилась в европейской элите уже во времена Просвещения, а в период колониальных завоеваний французский язык и французская культура распространились и за пределы Европы. Английская культура, которую часто называют англосаксонской, значительно распространилась во время завоеваний Америк, а затем и Индийского континента; то же самое можно сказать об испанской культуре или португальской. Сегодня из-за силы, которой обладают США, английский язык и англосаксонская культура стали общими для элит всего мира, что наносит ущерб другим культурам.
Однако не стоит смешивать эту культуру, господствующую в мировом масштабе и поддерживаемую американской сверхдержавой, с более универсальным понятием цивилизации, используемым в большей или меньшей степени во всех культурах для обозначения общего на данный исторический период состояния знаний, техник, материального прогресса, распространения искусств, развития нравственности, этики и философии. Даже если великие национальные государства Европы
