Эдвард Люттвак - Стратегия Византийской империи
Племя уже выдвинулось, и всадники, облачённые в железные доспехи, заполонили всю дорогу, но наш священник… подъехал к самому королю… и остановился перед вооружённым предводителем, среди толп его приспешников. Воспользовавшись услугами переводчика, он прежде всего произнёс молитву, а затем пристыдил того, кто его отверг; наконец, протянув руку, он схватил повод и таким образом задержал целую армию[182].
Святые обладают особыми силами, но другие люди, у которых было только золото для торговли, остатки военных сил сохранившихся римских гарнизонов или другие союзники, готовые сражаться, тоже могли укротить незваных гостей, отведя им место в новом балансе сил, ограничиваясь минимальными мерами, то есть перераспределением земель и доходов.
Знаменитый пример – Марк Мецилий Флавий Эпархий Авит, богатый землевладелец, галльский аристократ, даже правивший как император в 455 г. Его успешные переговоры (посредством переписки) с готами, укрывшимися в Тулузе, были прославлены его зятем, поэтом Сидонием Аполлинарием:
Дикий смиряется царь, твою прочитавши страницу:
Волен приказывать ты, когда целый мир умоляет.
Станут ли верить сему племена и народы в грядущем?
Варвар! Победу твою квирита письмо упраздняет[183].
Авиту довелось умереть при попытке к бегству из Плаценции (ныне Пьяченца) на свою виллу в Галлии, поскольку некогда безопасные поездки по содержавшимся в хорошем состоянии и надёжно охраняемым дорогам стали опасным предприятием.
Византийские послы тоже могли оказаться в безопасности, лишь достигнув территорий, занятых организованными державами – пусть даже предельно враждебными. Ибо к тому времени принцип абсолютной неприкосновенности послов уже был освящён авторитетом древности и соблюдался почти повсеместно, даже теми, кто в иных ситуациях славился своей дикостью. Гунн Аттила, чья стратегия, как мы видели, нуждалась в частом обмене послами со всеми державами, существовавшими в его очень широкой досягаемой для него зоне, был досконально знаком с нормами, регулировавшими отправление и приём послов, уважение к которым он выказывал даже в таком крайне провокационном случае, каким была попытка Хрисафия заказать его убийство.
Принцип абсолютной неприкосновенности устоялся уже настолько прочно, что Менандр Протектор отметил как достопримечательный факт несоблюдение этого принципа самыми дикими варварами. Он сообщает, что антов, предположительно славян, которые тогда ещё жили в Понтийской степи, лежавшей к северу от Чёрного моря, и были недружественными соседями кутригуров, «ограбили и разорили» авары; они отправили Мезамира, бывшего, вероятно, их военным вождём, послом к аварам, чтобы выкупить пленных и, возможно, попытаться заключить договор. Кажется, Мезамир оказался не столь «любезен», как это полагается послу:
Посланник Мезамир, пустослов и хвастун, по прибытии к аварам закидал их надменными и даже дерзкими речами. Тогда один кутригур, который был связан родством с аварами и подавал против антов самые неприязненные советы, слыша, что Мезамир говорит надменнее, нежели как прилично посланнику, сказал хагану: «Этот человек имеет великое влияние между антами и может сильно действовать против тех, которые сколько-нибудь его неприятели. Нужно убить его, а потом без всякого страха напасть на неприятельскую землю». Авары, убежденные словами кутригура, уклонились от должного к лицу посланника уважения, пренебрегли правами и убили Мезамира[184].
Возможно, таково было jus gentium, «право народов», не выработанное в Риме, а обычное право наций, действие которого распространялось на всю сферу византийско-сасанидского влияния и на её окрестности, но Аварский каганат его не признавал. Авары следовали иным правилам, диктуемым законом гостеприимства, как делают ещё сегодня немногие бедуины, оставшиеся кочевниками, и большинство пакистанских и афганских патанов, или пуштунов, придерживающиеся норм своего несоразмерно прославленного кодекса «Пуштунвали» («Образ жизни пуштунов») (честь имеет значение в улаживании дел между людьми, тогда как честь вооружённая отрицает человеческую природу тех, кто не сражается, включая всех женщин). Закон гостеприимства предполагает, что обязательство оказывать гостеприимство тем, кто о нём просит, – в течение неустановленного срока – включает в себя и обязательство защищать гостя от опасности, а при необходимости – сражаться и даже погибнуть за него.
Вот почему, когда авары направили первое посольство в Константинополь в 558 или 560 г., как отмечалось выше, они просили о покровительстве аланов:
Авары… пришли к аланам и просили их вождя Саросия, чтобы он познакомил их с римлянами. Саросий известил о том Юстина, сына Германа, который в то время начальствовал над войском, находившимся в Лазике. Юстин донес о просьбе авар царю Юстиниану, который велел полководцу отправить посольство авар в Византию[185].
По представлениям авар, аланы приняли на себя абсолютное обязательство защищать их, и они полагали, что византийцы не причинят им зла ввиду их дружеских отношений с аварами, и потому посол Кандих, оказавшись в императорском дворце, среди роскоши, невообразимой для жителя юрт, тем не менее счёл себя вправе бахвалиться и угрожать. Равным образом очевидно, что тогда авары просто не знали о том, что послы не нуждались в защите со стороны алан или кого-либо ещё: ведь их безопасность полностью обеспечивало право народов (jus gentium) с его принципом абсолютной дипломатической неприкосновенности. Но и двумя поколениями позже, получив полную возможность узнать о законе дипломатической неприкосновенности, они всё же не соблюдали его. В июне 623 г., когда аварский каган должен был встретиться с императором Ираклием во Фракии, чтобы заключить мирный договор по случаю праздника, он попытался захватить Ираклия в плен, а своих людей отправил в грабительский набег:
Хаган авар подошёл к Длинной стене с бесчисленной ордой, ибо ходил слух, что предстояло заключение мира между ромеями и аварами, а в Ираклии должны были состояться скачки.
…около 4 часа в это воскресенье [5-е июня] аварский хаган подал знак своей плетью, и все бывшие с ним бросились вперёд и проникли за Длинную стену… его люди… ограбили всех, кого нашли за городом [Константинополем], с запада вплоть до Золотых ворот [Феодосиевой стены][186].
Это расстояние составляет шестьдесят пять километров: глубокий набег, но также прикрытие попытки захватить Ираклия:
Но этот варвар, нарушив и условия и клятву, вдруг с яростью устремился на царя, который, устрашившись столь неожиданного нападения, бегом возвратился в город[187].
Тюркский каган, Сизавул Менандра, также полагался на посредничество и на предполагаемый закон гостеприимства, отправляя своих первых послов в Костантинополь:
Маниах [ «начальник согдийцев» из среднеазиатских городов-оазисов] объявил притом, что он сам готов отправиться с посланниками тюркскими и что через это между тюрками и римлянами будет дружба и союз. Убежденный такими представлениями, Дизавул [Сизавул] отправил Маниаха и несколько тюрок в посольство к римлянам[188].
Хотя к тому времени среднеазиатские согдийские города, стоявшие на Шёлковом пути, перешли под контроль кагана, когда его держава распространилась на Запад, всё же Сизавул отправил своих послов под покровительством Маниаха, предполагая, что византийцы не станут чинить оскорблений своему согдийскому гостю, поскольку эти стороны традиционно поддерживали добрые взаимоотношения друг с другом. Они объединились в сопротивлении сасанидской агрессии, не говоря уже об очень давнем знакомстве греков и согдийцев: шестью веками ранее, в 324 г. до н. э., Селевк, один из приближённых военачальников Александра Македонского, сражавшийся в Индии и основавший долго просуществовавшую династию, женился на согдийке Апаме.
Один закон не исключал другого. Точно так же как современный патанский, или пуштунский, вождь защитит всякого, кто попросит его о гостеприимстве, но без колебаний нарушит дипломатическую неприкосновенность, так было и с византийцами, когда они впоследствии прогневили тюркского кагана тем, что одновременно вели переговоры с его злейшими врагами, аварами, византийский посол подвергся оскорблениям, и его жизнь оказалась под угрозой. В этом смысле авары и тюрки эпохи первого каганата оставались существами экзотическими; авары продержались недостаточно долго для того, чтобы измениться, а вот тюрки, несомненно, развились, когда дело дошло до дипломатических правил: по крайней мере некоторые из них, прежде всего сельджукские султаны, впервые завоевавшие и потом опять утратившие значительную часть Анатолии на рубеже одиннадцатого и двенадцатого веков. Они были самыми опасными врагами Византии в то время, но в своём обращении с послами и императорами они обычно добавляли утончённую вежливость к тщательному соблюдению правил.
