Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Возможно, в 2014 г. Федеральная резервная система США ужесточит свою валютную политику, чтобы укрепить доллар и тверже противостоять шантажу Китая, который испытывает искушение избавиться от казначейских обязательств США и найти замену доллару.
Так, валютные войны – даже если их ведут, не снимая с рапиры предохранительный наконечник, – пришли на смену таможенным «войнам», которые бушевали до 1914 г. Учитывая огромный и не сокращающийся торговый дефицит США, крупномасштабный валютный кризис возможен только в том случае, если доллар утратит доверие. В этом случае у государств, обладающих большими запасами долларов (Китай, Япония, нефтяные монархии), может возникнуть искушение перевести их в золото или в другую валюту. Именно страх перед таким развитием событий мешает США объявить о повышении процентной ставки. Если не вернуться к золотому стандарту, существовавшему до 1914 г., вопрос о реформе международной валютной системы все равно никуда не денется.
Даже если конец доллара как мировой валюты случится не завтра, развивающиеся страны с большими резервами в американских банкнотах готовят реванш: например, конвертируемый юань, если Китай однажды решит, что это соответствует его интересам; еще чья-то валюта, которая станет основой международной торговли; либо новая международная единица на основе корзины валют разных стран (эта идея, конечно, потребовала бы соглашения, ограничивающего колебания курсов основных валют, вошедших в корзину).
Пока что США полны решимости любыми средствами сохранить гегемонию своих «зеленых» банкнот.
Энергетическая проблема
Третье отличие между глобализацией до 1914 г. и нынешним днем связано с тем, какое место в мировой экономике занимает энергетический сектор. Раньше и в промышленности, и в торговле первую скрипку играли страны – производители каменного угля. Сегодня, в эпоху бензиновых двигателей, нефтехимии и газовых электростанций, процветание мира находится в руках нефте– и газопроизводителей, в первую очередь стран Ближнего Востока и России. Скорее всего, революция сланцевых нефти и газа изменит здесь расстановку сил… Однако даже если США, как следует из прогноза Международного энергетического агентства, будут открывать по 190 скважин в день и станут к 2020 г. нетто-экспортером нефти, страны Ближнего Востока, если не случится глобального кризиса, сохранят свою стратегическую роль регулятора мировой нефтедобычи. Сланцевые нефть и газ будут выгодны США и Китаю, однако их цена со временем вырастет. В сфере углеводородов лидирующие позиции останутся за Ближним Востоком и Россией.
В том, что касается влияния энергетики на изменение климата, слишком многое нам еще неизвестно и слишком многое принимается на веру. Удивительно, что мало кто говорит о цене различных источников энергии, словно бы граждан не волновало, какие цифры им напишут в счете за электричество. Европа поставила перед собой в высшей степени амбициозные цели по сокращению выброса газов, вызывающих парниковый эффект. Такие огромные страны, как Китай и Индия, которые получают большую часть своего электричества от сжигания угля, не последовали за ней и не встанут на этот путь до того далекого дня, когда их выбросы углекислого газа просто сделают жизнь невыносимой. Германия хочет к 2050 г. добиться того, чтобы 80 % ее электричества производилось с помощью возобновляемых источников энергии. Однако на сегодняшний день ее решение закрыть атомные электростанции привело к мощному росту потребления угля (более 50 % производства электричества, но лишь четверть энергопотребления). Мировые запасы каменного угля несопоставимо больше, чем газа и нефти. Так что фильтрация углекислого газа оказывается важнейшей технологической задачей. Что касается возобновляемых источников энергии (солнца и ветра), то они не гарантируют регулярную выработку и вдобавок далеко не всегда рентабельны. Кроме того, энергетика – в высшей степени политизированная сфера. В ней здравый смысл требует бдительности и критического подхода. Здесь чаще, чем где-либо еще, «сон разума рождает чудовищ»…
Искусство войны: между мощью и точностью
Четвертое отличие между двумя волнами глобализации связано с военной мощью. До 1914 г. мировой баланс сил опирался на то, что владычицей морей была Великобритания, а в Европе существовали две одинаково сильные коалиции. 1914 г. продемонстрировал значение огневой мощи. С тех пор она неуклонно росла, с появлением ядерного оружия достигла своего предела (Хиросима, Нагасаки, 1945 г.) и привела к равновесию угроз. Страх перед взаимным уничтожением заставил разрабатывать более точные и ограниченные по воздействию вооружения. Сегодня единственная военная сверхдержава мира – это США. Крупнейшие развивающиеся страны защищены своей массой, а некоторые из них – ядерным сдерживанием, которое, если мы говорим о России, нельзя списывать со счетов. Военный бюджет США (700 миллиардов долларов в год), даже если его сократят на 10 %, в 2020 г., по американским оценкам, все равно будет в пять раз превышать военные расходы Китая или России. В этой близкой к однополярной системе войны вовсе не прекратились; тем не менее сейчас на повестке дня не вторжения крупных экспедиционных корпусов, которые рискуют увязнуть в конфликте (Ирак, Афганистан), а краткие и ограниченные по масштабу интервенции (Грузия, Ливия, Мали), скорее напоминающие полицейские операции со всеми рисками, которые им присущи… Подобные акции делают ставку на разведку и точность. Однако инструмент, ставший их символом, – вооруженный беспилотник, не может заменить контроль над территорией.
Сегодня на смену колониальному соперничеству прошлого пришли геополитические землетрясения, подобные «арабским революциям». Эти встряски, в которые «великие державы» стремятся вмешиваться лишь опосредованно, по выражению Юбера Ведрина, скорее, напоминают вулканические процессы. В разбалансированном с военной точки зрения мире будущее за асимметричными войнами… Сегодня, насколько это только возможно, дозированное применение силы более, чем когда-либо, зависит от глобальной разведки и «масштабного взгляда» на эволюцию кризисов. Однако точность не всегда предотвращает эскалацию конфликтов…
Новый двуполярный мир на пороге
Между двумя волнами глобализации есть и пятое отличие, которое, как и предыдущие, на свой манер демонстрирует их сходство: речь о державе-гегемоне. Повторим еще раз: первая глобализация привела к войне 1914 г. из-за того, что Англия и Германия, как только та построила флот, который, по выражению английского дипломата Эйра Кроу (1907 г.), «будет несовместим с существованием Британской империи»[127], вступили в позиционный конфликт за мировое господство. Сегодня Германия, без сомнения, являющаяся одной из мощнейших экономик мира, больше не лелеет никаких помыслов о гегемонии. Впрочем, для этого у нее просто не хватило бы ресурсов. Сегодня вся Европа переживает упадок: там нет ни одной страны, которая бы претендовала на роль мирового лидера, это касается и России, которая стратегически находится в обороне и пытается сохранить свое влияние на территориях, которые считает своей зоной безопасности: прежде всего на Кавказе и в Центральной Азии, где поднимается радикальный исламизм (не забудем о том, что где-то пятая часть российского населения исповедует ислам или близка к нему культурно), затем на Украине, которая с XVI в. входила в состав Русского государства (в 2008 г. НАТО не исключало того, что Украина может быть принята в блок), и, возможно, также на Дальнем Востоке, от Хабаровска до Владивостока, где неуклонно набирает силу Китай.
На заре XXI в. вырисовываются контуры нового биполярного мира, где будут лидировать США и Китай. Существует ли вероятность того, что Поднебесная, которая еще меньше похожа на демократию, чем Германия до 1914 г., однажды устремится к мировому господству? До сих пор Срединная империя, вот уже более двух тысяч лет существующая как великое государство, никогда на него не претендовала и, скорее, становилась объектом вторжений (со стороны арабов, тюрок, монголов, европейцев, японцев), чем организовывала их сама. Убежденный в своем цивилизационном превосходстве, которое позволяло ему интегрировать чужаков (монголов и маньчжуров), Китай ограничивался тем, что контролировал своих соседей, некогда колонизировал Аннамскую империю, а в более близкие времена применил силу в отношениях с Индией в 1962 г., а затем с Вьетнамом в 1979 г.
Тем не менее в XXI в., в ходе второй волны глобализации, как и во время ее первой волны, вопрос о мировой гегемонии не может не встать. Разница в том, что теперь на него нет простого ответа. Неоконсервативные аналитические центры (think tanks), которые напророчили миру «новый американский век» (new American century), ошиблись. Выведя войска из Ирака и Афганистана, США окончательно продемонстрировали, что теперь их удел – максимально откладывать медленный, но неуклонный закат. Соглашение между Америкой и Россией о химическом разоружении Сирии демонстрирует, что времена, когда была одна сверхдержава, ушли в прошлое. Задача, стоящая перед президентом Обамой, обеспокоенным прежде всего тем, как сдержать усиление Китая, состоит в том, чтобы найти для США место в многополярном мире, где они еще долго останутся самым мощным и ключевым игроком. Америка будет намного сильнее других держав, но уже ясно, что наступающий XXI в. пройдет под знаменем двух полюсов – США и Китая, которых уже окрестили «Большой двойкой» (G2), а сотрудничество между ними будет сосуществовать с соперничеством.
