Збигнев Казимеж Бжезинский - Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис
Евразия уже два десятилетия, прошедших после окончания «холодной войны», находится в дрейфе. Европа стала более политически разобщенной, Турция и Россия остаются где-то на периферии западного сообщества. На Востоке набирает экономическую, политическую и военную силу Китай, создавая напряженность в регионе, и без того одолеваемом историческими противоречиями. Чтобы обеспечить стабильность на всем континенте, Америка должна учесть в своей политической линии все эти проблемные аспекты, назревшие в обеих частях Евразии.
На Западе Евросоюз не сумел воспользоваться периодом «цельной и свободной Европы», чтобы по-настоящему сплотить ее и гарантированно обеспечить ее свободу. Валютный союз не заменит настоящего политического объединения – не говоря уже о том, что валютный союз, основанный на неравных государственных ресурсах и обязательствах, не способен сплотить народы в транснациональном единстве. Обострившиеся после 2007 года (особенно в южных частях) экономические проблемы делают образ Европы как военно-политического авторитета еще более призрачным. Из центральной фигуры прежнего Запада Европа превратилась в придаток нового Запада, где определяющая роль принадлежит Америке.
Однако единство этого нового Запада с Америкой во главе тоже нельзя принимать как данность. Кроме того, что участники Евросоюза не идентифицируют себя с этим транснациональным образованием (не говоря уже об общей глобальной роли), они рискуют пасть жертвами растущих геостратегических расколов. Великобритания цепляется за свою особую связь с Соединенными Штатами и за особый статус в Евросоюзе. Франция, завидуя Германии, выдвигающейся в лидеры Евросоюза, неустанно пытается отвоевать место наверху и для себя, примазываясь то к Америке, то к России, то к Германии, не говоря уже о руководстве аморфным Средиземноморским союзом. Германия примеряет на себя бисмаркианскую концепцию особых отношений с Россией, что неизбежно вызывает опасения у некоторых стран Центральной Европы, заставляя укреплять оборонные связи со Штатами.
При этом все европейские страны избегают сколько-нибудь серьезной инициативы в обеспечении собственной коллективной безопасности (или даже на базе НАТО). Как стремительно стареющее население, так и молодежь больше озабочены безопасностью социальной, чем государственной. Поэтому Европа все активнее перекладывает ответственность за свою безопасность на плечи Штатов, в надежде, что те по-прежнему задаются целью сохранить ее в границах «цельной и свободной». Однако эти границы легко может перемахнуть складывающийся российско-германский союз, в который Германию неодолимо влекут заманчивые для ее деловой элиты (а также итальянской и некоторых других) коммерческие перспективы модернизирующейся России. Таким образом, Евросоюз рискует получить углубление геостратегического раскола, поскольку некоторые ключевые участники могут не устоять перед выгодами привилегированного делового и политического партнерства с Россией.
Вышеизложенное – повод одновременно для сожаления и беспокойства, так как европейская инициатива несет в себе огромный и уже доказанный потенциал для социально-демократического преобразования восточной части Европы. Расширение Евросоюза на Центральную Европу (которую во времена «холодной войны» обычно называли Восточной) уже побудило страны к далеко идущим институциональным и инфраструктурным реформам. Самым наглядным примером, привлекающим внимание соседних Украины и Беларуси, служит Польша. Со временем пример Европы может оказать существенное преобразующее влияние на Россию и Турцию, особенно если Европа усилит геополитическую активность и вместе с Америкой задастся совместной целью приобщить обе страны к расширенному и более энергичному западному сообществу.
Однако для этого потребуется дальновидность и долгосрочная стратегия. Но у сегодняшней Европы (равно как и у Америки) отсутствует и то, и другое. Ирония в том, что даже географически удаленная Корея в своей центральной газете осенью 2010 года проницательно обвинила Европу в стратегическом эгоизме, заявляя без обиняков: «Было бы, конечно, неправильно предполагать, что Европа вдруг превратилась в политическое болото. Однако европейцам в самом деле стоит оглянуться на себя и представить, что с ними будет через сорок лет при сохранении существующих тенденций. Европе необходимо четко определить свои интересы – и свою ответственность. В нынешнем веке, когда многие обстоятельства будут против Европы, ей понадобится выработать целеустремленность, а также моральные нормы, которыми она будет руководствоваться в своих действиях и, надо надеяться, лидерстве»[18].
Таким образом, вопрос о том, «что будет с Европой через сорок лет», напрямую относится с геополитической точки зрения к будущему европейских взаимоотношений с ее географическим востоком, поэтому должен в равной степени заботить и Европу, и Америку. Где должна проходить восточная граница расширенной Европы, а значит, и Запада? Какую роль отвести Турции и России, если они действительно станут частью расширенного Запада? И наоборот, каковы последствия для Европы и Америки, если Турция и Россия останутся – отчасти из-за европейской предвзятости и американской пассивности – вне Европы, а значит, и вне Запада?
Незавершенное по сей день преобразование Турции с самого начала строилось по европейской модели, когда в 1921 году Ататюрк (Мустафа Кемаль), вождь движения младотурков, объявил о решении превратить турецкий этнический костяк – остатки распавшейся Османской империи – в современное светское государство европейского типа, впредь известное как Турция. Ближе к настоящему времени модернизация перешла в демократизацию – в значительной степени страной двигало желание стать признанной частью объединяющейся Европы. Подзадориваемая самой Европой еще с 1960-х, Турция в 1987 году подала заявку на вступление, что, в свою очередь, привело в 2005 году к решению ЕС начать официальные переговоры. И несмотря на сомнения некоторых стран-участниц – прежде всего Франции и Германии – относительно принятия Турции, геополитическая реальность такова, что турецкая демократия поистине западного образца, прочно закрепившаяся на Западе еще как-то, кроме участия в НАТО, может послужить для Европы щитом, оберегающим ее от беспокойного Ближнего Востока.
С Россией в краткосрочной перспективе дело обстоит сложнее, однако в более отдаленном будущем стремление к такому же положительному и далеко идущему стратегическому участию обретает историческую своевременность. Да, действительно, спустя двадцать лет после распада Советского Союза Россия все еще не определилась с самосознанием, ностальгирует по прошлому и одновременно переоценивает кое-какие свои возможности. Усилия по созданию «общего экономического пространства» (под эгидой Кремля) на территории бывшего Советского Союза вызывают объяснимое беспокойство у независимых теперь бывших советских республик. В ее правящей верхушке по-прежнему преобладает стремление разрушить трансатлантические связи и копится обида на центральноевропейские страны за желание тесной интеграции с Евросоюзом и за продиктованное самооборонными целями вступление в НАТО. В то же время Россия и сама обеспокоена тем, что у границ ее богатого полезными ископаемыми и редконаселенного Дальнего Востока набирает силу Китай.
Однако в то же время обретающий политическое влияние российский средний класс определенно перенимает западные привычки, а в интеллектуальных кругах высказывается все больше открытых пожеланий видеть Россию частью современного Запада. Основополагающим вопросом «о правильном соотношении модернизации и демократизации» начала все чаще задаваться в неофициальных дискуссиях верхушка страны, включая даже высшие политические круги в Кремле. Все большее число россиян приходит к осознанию, что в долгосрочные жизненные интересы страны входят фундаментальные перемены в отношениях России с Западом.
Одновременно в восточной половине Евразии растет неуверенность относительно геополитической стабильности Азии. Если не применять целенаправленное сдерживание, геополитическое соперничество во встрепенувшейся Азии может приобрести опасное сходство с конфликтами последних двух столетий на Западе. Амбиции Китая начинают вырисовываться более отчетливо, националистическая агрессивность постепенно проступает через кропотливо сотканную завесу официальной скромности, национальной умеренности и исторического терпения. Соперничество за региональное господство с Японией и Индией пока еще не выходит за рамки дипломатической и экономической сфер, но обладание действенной военной силой (и, возможно, готовность ею воспользоваться) становится весомым соображением в геополитических расчетах обеих сторон. Любое применение силы может обернуться особенно грозными последствиями в соперничестве между ядерными державами Китаем и Индией за располагающий собственным ядерным оружием Пакистан. В этом случае восходящий Восток может стать таким же очагом напряженности, как когда-то старый Запад.
