Вильфредо Парето - Трансформация демократии (сборник)
В результате возник и прогрессирует современный анархический строй, на что пока никто не обращает внимания, хотя он уже отмечен многообразными проявлениями; если начавшееся движение продолжится, конфликты между отдельными профсоюзами будут возрастать и возникнут трения не только между профессиональными союзами трудящихся, с одной стороны, и всем остальным населением – с другой, но и между разными профсоюзами одной отрасли[45]. То же самое происходило в Средние века, когда вражда разгоралась между теми, кто поделил между собой наследие центральной власти. Пока эта власть сохраняла силу, общие интересы удерживали ее противников вместе или по крайней мере не давали им разделиться. Для знати в эпоху Каролингов важнее всего было освободиться от гнета императорской или королевской власти, а для наших профсоюзов пока что – утвердить себя вопреки авторитету парламента и интересам остальной части населения. 27 января 1920 г. на собрании Международного бюро труда господин Герен заявил, что полномочия парламентов остаются в силе, тогда Жуо[46] возразил ему, что Международная организация труда является экономическим парламентом более высокого порядка и ее решения могут быть только ратифицированы отдельными государствами[47].
По мере того как ослабевает центральная власть, множатся проявления враждебности со стороны ее противников; начинаются приватные войны между капетингскими феодалами, разгораются конфликты между профсоюзами, и предвестием этого уже являются вооруженные столкновения между бастующими рабочими и штрейкбрехерами, между красными и желтыми, между белыми и красными – я чуть не написал: между гвельфами и гибеллинами; и они разворачиваются перед благосклонным взором центральной власти, как некогда частные войны баронов перед глазами короля.
18 апреля 1920 г. на площади Синьоров в Падуе примерно пять тысяч красных и столько же белых сошлись в настоящем сражении, в котором пострадали 15 человек. Центральная власть никак не позаботилась о наведении порядка; она благосклонно наблюдала за гражданской войной, как когда-то феодальные короли за войнами своих баронов.
Сегодня синдикаты железнодорожников, моряков, докеров, шахтеров имеют дело всего лишь с бесформенной массой остального населения; наиболее влиятельные и смелые профсоюзы, такие как Тройной альянс в Англии, состоящий из шахтеров, железнодорожников и докеров, и Всеобщая конфедерация труда во Франции, главенствуют над более слабыми и умеренными. Как всегда бывает в подобных случаях, есть господствующая элита, с которой большинство вынуждено мириться; но в нем уже зреют зерна сопротивления, и они, возможно, никак не проявят себя в ближайшем будущем, но несомненно дадут о себе знать впоследствии.
Между крестьянами, с одной стороны, и рабочими и государственными служащими – с другой, наметились разногласия, немалые во Франции, но заслуживающие внимания и в Италии; эти разногласия могут иметь серьезные последствия, которые возобладают над всеми спорами в среде профсоюзов. Будущее прояснит для нас этот феномен, очертания которого пока не очень отчетливы.
Власть имущим выгодно замалчивать тот факт, что привилегии профсоюзов тяжелым бременем ложатся на остальную часть населения; им угодливо поддакивают подхалимы, утверждающие, что его несут только богатые, но факты опровергают это заблуждение. Как бы то ни было, те, кто несут это бремя привилегий, рано или поздно отринут теории и восстанут; их не остановят медоточивые речи, слащавые и жеманные проповеди болтунов, которые вольно или невольно призывают к толстовству и уговаривают людей «идти в ногу со временем», смиряться с «неизбежным», уверовать в евангелие «божественного пролетариата», «священных трудящихся» и «приспособиться, чтобы не погибнуть»: это призыв к самоубийству во избежание насильственной смерти.
Все это может произвести впечатление на трусливую и слабоумную буржуазию, которая вырождается, как и все элиты в стадии упадка, но навряд ли подействует на энергичных представителей новой элиты, например последователей какого-нибудь Ленина.
Когда умножатся и наберут силу конфликты между профсоюзами, между отдельными частями общества, во избежание анархии и его распада потребуется как-то разрешить их. Сейчас бесполезно делать это, поскольку, судя по опыту, обычно только практика, а не предварительно разработанные теории, помогает решению подобных проблем. Теория парламентского правления в Англии развивалась вслед за практикой, а не предшествовала ей, и совершенствовалась по мере трансформации этого института. Точно так же практические решения, часто теоретически ничем не обосновывавшиеся, а не абстрактные и произвольные теории, превратили парламентское управление, введенное Альбертинским уставом[48], в сегодняшний итальянский политический режим.
Нет оснований полагать, что в будущем порядок подобных изменений окажется иным, чем в прошлом.
Впрочем, именно поэтому можно заметить, что для решения проблемы синдикалистского устройства будет недостаточно, вопреки мнению некоторых, заменить современные парламенты собраниями профсоюзных делегатов, потому что это было бы изменением по форме, а не по существу.
Теория, согласно которой в наших парламентах заседают представители всей нации, является фикцией. На самом деле эти люди представляют только часть общества, которая главенствует над остальными либо с помощью лисьих уловок в эпоху преобладания первой фракции демагогической плутократии, либо, по мере усиления второй фракции, благодаря численному превосходству. Формула прежних времен, которая положена в основу нашего парламентского строя и согласно которой утверждать налоги должны те, кто их платят, сегодня явно или скрытно заменена другой, гласящей, что право утверждать налоги и обременять ими граждан принадлежит тем, кто их не платят. Некогда податями «с милосердием и снисхождением» облагались сервы, сегодня это зажиточные люди. Когда-то первым приходилось оплачивать чрезвычайными сборами сумасбродные войны господ, теперь эта обязанность возлагается на вторых. В старину строго воспрещалось бегство крепостных, сегодня под запретом бегство капиталов. Мелкие отклонения в ту или иную сторону наблюдаются и в наше время. Перед мировой войной итальянское правительство пыталось воздвигать преграды на пути эмиграции трудящихся, которая наносила ущерб «капиталистам»; сегодня оно озабочено экспортом капиталов, который, как говорят, наносит ущерб трудящимся. Чтобы защитить собственников от убытков, наносимых забастовкой, Депретис[49] посылал солдат на уборку урожая; сегодня власти покровительствуют забастовщикам, даже когда они силой препятствуют убирать урожай и предпочитают оставить зерно гнить, чтобы навязать свою волю собственникам. При этом теория и законодательство не изменились; в университетах учат тому же, чему учили во времена Депретиса, и напрасно мы стали бы искать в своде законов правовой акт, санкционирующий изменение практики.
Важным свидетельством указанного противоречия между все еще действующим законом и тем, который, возможно, придет ему на смену, но пока что представляет собой всего лишь нарушение, является статья Риголы[50]: «Дело Маццонис… – новый этап в истории борьбы между трудом и капиталом в Италии… Федерация текстильщиков потребовала от фирмы Маццонис, – собственника полдюжины предприятий, разбросанных по разным уголкам Ломбардии, соблюдения тарифов и условий труда, согласованных с Хлопчатобумажной ассоциацией и действующих на других фабриках [возможно, будущие законы предоставят возможность для таких требований, но в сегодняшнем законодательстве она не предусмотрена]. Братья Маццонис отвергли это требование, ссылаясь на то, что они не обязаны соблюдать соглашения, заключенные с промышленной ассоциацией, в которую они не входят [правомерный довод с точки зрения действующих норм; по-видимому, бессмысленный с точки зрения будущей юриспруденции] … Дни идут, но признаков угасания конфликта не заметно. Рабочие в отчаянии. Столкнувшись с таким упорством хозяев [лучше сказать: с ересью по отношению к зарождающейся религии], префект Турина счел своим долгом [в соответствии с новыми нормами] вмешаться и пригласить фирму к диалогу, чтобы найти путь к примирению. Но братья Маццонис стоят на своем и даже отказываются от посредничества префекта [в подобных случаях это часто делали рабочие, что допускается новым правом, но со стороны хозяев такое упорство непозволительно]». Последовали другие еретические выходки Маццонис, разрешенные действующим законом, но неправомерные с точки зрения заново утверждающихся норм. «В самом деле, рабочие хлопкового предприятия воспользовались возможностью, предоставленной им упрямством [ересью] собственников, чтобы добиться выполнения всех их требований. Работники Понте Канавезе и Торре Пелличе оставили колебания, завладели двумя фабриками, подняли над ними красное знамя, выбрали фабричные советы и приступили к коммунистическому управлению производством».
