Вильфредо Парето - Трансформация демократии (сборник)
(р. 277). Синдикализм сможет выполнить куда более достойную задачу, помогая создать новую идеологию, являющуюся conditio sine qua non нравственного возрождения западных стран, которые выйдут из войны обессиленными и растерянными».
Можно было бы привести еще немало подобных цитат; достаточно сослаться на слова А. О. Оливетти[33]: «(р. 2) Синдикализм не собирается навязывать обществу готовый наряд по мерке неудачливых портных из Москвы и Петрограда. Это единственный революционный импульс нашего времени, поскольку он вызревает в повседневном опыте экономической деятельности, он нацелен на органическую, а не надуманную революцию и чурается всех несбыточных, вымеренных планов реорганизации».
Итак, приподняв хотя бы отчасти покровы, скрывавшие от нас действительность, вернемся к последней.
Смещение точки равновесия между центробежной и центростремительной силами происходит следующим образом.
В фазе смещения в сторону центробежной силы центральная власть, будь она монархической, олигархической, народной или плебейской – неважно, ослабевает; так называемый суверенитет этой власти клонится к тому, чтобы стать пустым звуком, она разваливается и скрывает под своими обломками всю страну; возрастает влияние отдельных индивидов и коллективов, формально сохраняющих лояльность, но на практике обретающих независимость. Вследствие этого слабая часть граждан, которая не входит в их число и утрачивает покровительство со стороны государя, обращается за защитой и справедливостью к другим: кто-то вверяет себя могущественному лицу, кто-то открыто или тайно объединяется с такими же слабыми и вступает в члены корпорации, коммуны, профессионального союза.
В ходе этого процесса начинают действовать и противоположные ему факторы. По мере его нарастания покровительство превращается в порабощение; увеличивается число противников существующего порядка, если этому благоприятствуют социальные и особенно экономические условия, их силы умножаются. Лица, причастные к власти, наоборот, теряют авторитет, потому что в них ослабевает страх перед правительством и возрастает соперничество, часто переходящее в неприкрытые столкновения, ведущие к анархии и не прекращающиеся даже в фазе нового укрепления центральной власти.
Общей чертой является необходимость в защите слабых (2180), которая выражается в поисках того, кто может ее оказать: в моменты преобладания центробежных сил – отдельных лиц, а когда преобладает центростремительная тенденция – центральной власти. Когда обстоятельства складываются в пользу второй тенденции, прежнее центральное правительство или новое по форме и по существу, за короткое или длительное время, путем применения насилия или с помощью упорной работы одерживает победу над захватившей власть олигархией и возвращает себе полноту суверенитета.
Существенно, что эта трансформация часто сопровождается одним из так называемых религиозных движений. Так было в Европе на исходе Средних веков, в России во времена Ивана Грозного, в Японии в XIX в. и во многих других странах. Речь идет не о случайном совпадении, а о естественных следствиях связей, о которых свидетельствует опыт, ибо пробуждение религиозного чувства есть проявление повышенной активности чувств, названных нами постоянством агрегатов; это связующий элемент человеческих обществ.
Международные конфликты также воздействуют на процессы в центробежном или центростремительном направлении. Поражение центральной власти в войне может привести к ее падению, т. е. способствовать центробежному движению [в тексте – центростремительному – Прим. перев.]; результат победы может вести к противоположному. Но так бывает не всегда. Если победа была одержана путем огромных усилий и тяжелых жертв со стороны подданных, правительство может в итоге ослабнуть. Во времена ограниченных воинских контингентов, когда воевали профессионалы, этой опасности нетрудно было избежать. Преемники Александра очень долго сражались друг с другом; Римская империя находилась почти непрерывно в состоянии войны, а великие европейские монархии Нового времени на протяжении многих лет могли позволить себе такую роскошь, как постоянные войны, в которых тысячами гибли их подданные. Однако нынешняя мировая война, поставившая под ружье целые нации, значительно подорвала позиции центральной власти как в победивших, так и в побежденных державах[34].
Она также существенно ускорила процессы, которые в противном случае шли бы гораздо медленнее. Так называемые консервативные империи (Россия, с одной стороны, Германия и Австро-Венгрия – с другой) пали и сменились так называемыми демократическими и им подобными режимами; если бы они объединились, никто не смог бы с ними справиться. В силу раздоров, вызванных чрезмерной алчностью, и благодаря последовавшей за ними затяжной войне зашатался режим демагогической плутократии и буржуазный строй в целом поставлен под вопрос. Правящие круги не столько воспользовались заповедями империализма, сколько злоупотребили ими. Если бы они заключили мир в 1917 г., у них оставалась бы надежда продлить свое существование, но в одном лагере стремились одержать сокрушительную победу, а в другом не хотели признать свое поражение; тем самым правители сами приближали свой крах. Их противники действуют более разумно, предоставляя им бороться с неразрешимыми трудностями.
Можно привести много сходных примеров, иллюстрирующих смещение точки равновесия центробежной и центростремительной сил. Если мы обратимся к положению в Западной Европе между 774 и 800 гг., мы увидим, что центральная власть господствовала безраздельно. Карл Великий диктовал свою волю не только светским подданным, но и Церкви; во всей огромной империи никто не дерзнул бы восстать против него. Затем положение вещей изменилось после смерти последнего императора Каролинга в 899 г. Европа погрузилась в хаос. Колебание точки равновесия между центробежной и центростремительной силами в основном совершилось менее чем за сто лет. В нашествии норманнов видели причину распада империи Каролингов; но почему в таком случае гораздо более грозное нашествие сарацин, напротив, помогло ее основанию? На самом деле действие внешних конфликтов добавилось к действию внутренних обстоятельств, но не отменило его.
В Англии в начале XIX в. точка равновесия была смещена в сторону центростремительной силы. Действительная власть принадлежала парламенту. Было бы смешно противопоставлять ей авторитет ассоциаций, напоминающих наши профсоюзы, как было бы смешно противопоставлять власти сиятельного Карла Великого авторитет мелкого землевладельца, сидящего в своем маноре, как будущие феодалы. Сегодня нас отделяет от эпохи всемогущего парламента, который, как говорили англичане, не может лишь превратить мужчину в женщину, чуть больше столетия, и его власть в значительной степени испарилась, разрушилась, перешла к профсоюзам, которые выступают на равных с парламентом и исполняющим его волю правительством.
10 февраля 1920 г. Ллойд Джордж говорил в палате общин: «Трудность найти дешевое жилье порождена отсутствием рабочих и деятельностью тред-юнионов, которые не разрешают использовать 350 000 демобилизованных рабочих, которые могли бы этим заняться». Следовательно, чтобы приступить к работе, им нужно разрешение профсоюзов. Защитит ли парламент их право на труд? Нет. Ллойд Джордж продолжает: «Рабочая партия должна принять во внимание, что пользе нации следует отдавать предпочтение перед пользой корпорации». Но всего за несколько лет до того говорили другое и считали, что именно парламент, а не гражданские ассоциации, должен следить за тем, чтобы частные интересы не преобладали над общими интересами.
Из этого вытекают странные вещи. В Италии, чтобы предупредить истребление скота, запрещено есть мясо в пятницу и субботу; того, кто потребляет бифштексы по этим дням, наказывают; но если он является членом профсоюза, ему дозволено безнаказанно съесть целого быка. Когда итальянское правительство принимало эти лицемерные запреты, в стране бушевали сельскохозяйственные стачки и бастующие под благосклонным отеческим надзором властей не давали есть и пить скотине, причем даже избивали палками ее хозяина, который пытался это делать. Они также не разрешали продавать животных на мясо.
Подданные Карла Великого непосредственно зависели от него, как от короля франков и императора, и как таковому приносили ему присягу. Его прямой обязанностью было защищать их и вершить правосудие. Развивая и расширяя уже существовавший институт, он рассылал своих missi[35] по всей империи[36], «дабы они старательно расследовали, не взывает ли кто-либо об учиненной над ним другими несправедливости», и требовал, чтобы они не склонялись «перед лестью, мздой, доводами родства или угрозой со стороны власть имущих». В другом капитулярии читаем[37]: «Если какой-либо епископ или граф станет пренебрегать своим долгом, пусть они (missi) наставят их с помощью внушения, дабы весь народ знал о том, что всякий не добившийся правосудия по небрежению, нерадивости или недостатку власти графа может пожаловаться сперва им, и с их помощью обрести правосудие; когда же кто-то побуждаемый необходимостью обратится к нам, мы можем уполномочить их разобрать дело».
