Вадим Каргалов - Полководцы XVII в
Особенно интересны сведения Маскевича об общей численности интервентов: «Польское войско, служившее царику, расположилось в Московской земле семью лагерями, считали в них 40 000 одних копейщиков, кроме казаков запорожских, которых было еще более…»
По данным другого участника событий, пана Мархоцкого, в войске самозванца было шестьдесят пять тысяч человек, в том числе двадцать тысяч поляков, тридцать тысяч запорожских казаков, пятнадцать тысяч донских казаков. К этому числу следует добавить восемнадцать тысяч татар и «немало московских бояр» со своими отрядами.
Упоминавшийся уже Буссов писал, что поляков и казаков стояло под Москвой сто тысяч человек, и все они находились в пределах России почти два года.
Конечно, эти сведения весьма приблизительны, да и между собой они не вполне согласуются. Поэтому уместно будет привести еще одни подсчеты, предложенные уже офицерами Российского Генерального штаба: поляки — восемнадцать тысяч конницы и две тысячи пехоты, запорожские казаки — тринадцать тысяч, донские казаки — пятнадцать тысяч, а всего сорок восемь тысяч «хорошего войска». К ним следует добавить русских сторонников самозванца, точное число которых, правда, неизвестно.[13]
Польско-литовские шляхетские отряды составляли не только самую значительную часть армии тушинцев, но и наиболее боеспособную ее часть, главной ударной силой которой являлись польские гусары и пятигорцы.[14] Натиск панцирной конницы был сокрушительным для легковооруженных дворянских отрядов, не привыкших воевать в плотных боевых порядках. Большой устойчивостью в полевых сражениях отличалась и наемная пехота тушинцев, состоявшая из хорошо вооруженных профессиональных воинов. Русских тушинцев интервенты использовали для сторожевой и гарнизонной службы, при обозах, а дворян и стрельцов просто включали в свои отряды, где они обычно играли вспомогательную роль. Из русских сторонников самозванца самостоятельной боевой единицей были только донские казаки под командованием атамана Заруцкого. Общее же руководство военными действиями, как уже отмечалось, осуществляли гетманы Роман Ружинский и Ян Сапега, которые мало считались с «цариком».
Под Москвой, таким образом, стояло в 1608 году многочисленное и хорошо вооруженное войско интервентов, к тому же имевшее возможность, прикрываясь именем «царя Дмитрия», широко использовать местные материальные и людские ресурсы. Следует учитывать также, что интервентам и самозванцу противостоял крайне непопулярный в стране и несостоятельный как военный руководитель Василий Шуйский. Не отличались полководческими способностями и его ближайшие родственники. О царском брате Дмитрии Шуйском, виновнике поражения под Волховом, уже упоминалось. В сентябре 1608 года пятнадцатитысячное войско, посланное царем против гетмана Яна Сапеги, возглавил Иван Шуйский, Под деревней Рахманцевой, по дороге к Троице-Сергиеву монастырю, он тоже был разбит наголову. Это поражение имело не только чисто военные, но и политические последствия: авторитет «боярского царя» был окончательно подорван, от него начали «отъезжать» служилые люди. Завершая рассказ о поражении Ивана Шуйского, летописец отмечает: «Бояре же приидоша к Москве не с великими людьми, а ратные люди к Москве не пошли, разыдошася все по своим домам». Началось бегство служилых людей и из Москвы: «Многих городов дворяне и дети боярские поехали с Москвы по домам, а царь Василий их унимал, и они не послушали, нашим де домам от литвы и от русских воров быть разоренным…»
Тем временем тушинцы, почти не встречая сопротивления, приступили к планомерной оккупации центральных, замосковных и северных уездов. Гетман Ян Сапега осадил Троице-Сергиев монастырь, пан Лисовский направился к Владимиру и Суздалю, а затем — к богатым поволжским городам. Гетман Ружинский остался в Тушине — продолжать осаду Москвы.
Царь Василий Шуйский оказался, по словам современника, подобным «орлу бес перу, без клюва и когтей». Власть его, по существу, ограничивалась стенами Москвы, помешать интервентам оккупировать страну он был бессилен, тем более что многие города переходили на сторону «царя Дмитрия» без боя. В Москве царила атмосфера уныния и безнадежности. «Многие ратные люди с Москвы разъехались и помощи ждать не от кого», — печально отмечал летописец.
Оставалось одно — искать военной помощи на стороне.
Еще в 1607 году шведский король Карл IX, враждовавший с польским королем, предлагал свое войско русскому царю. Тогда это предложение было отклонено, но теперь в шведской помощи Василий Шуйский увидел единственную возможность спасти свой престол. Решение царя — просить помощи у шведов — было поддержано Боярской Думой, и в Москве начали срочно собирать посольство.
«Из всяких чинов мужей урядных» было включено в состав посольства сорок человек, среди них — опытные воеводы и дипломаты: стольник Семен Васильевич Головин, дворяне Корнило Чеглоков, Семен Коробьин, Яков Дашков, дьяк Сыдывной Васильев. Для охраны было выделено около двухсот всадников из «государевых служилых людей».
Посольство возглавил племянник царя князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. В это время ему было немногим более двадцати лет, но он уже успел приобрести известность храброго воеводы. Между тем никакого дипломатического опыта молодой князь не имел. Чем же объяснить этот выбор? Пожалуй, тем, что царь Василий Шуйский не доверял даже своим ближайшим помощникам: измены бояр, переходивших к «тушинскому вору», заставляли его быть осторожным. Михаил Скопин-Шуйский был хоть и дальним, но родственником царя.
Однако можно привести и другое объяснение, более глубокое. Переговоры со шведским правительством — не единственное, и даже не главное поручение Михаила Скопина-Шуйского. Молодой воевода должен был организовать и возглавить оборону всего Русского Севера от интервентов, а затем, собравшись с силами и присоединив к своему войску шведов, идти на выручку осажденной Москве. Именно так сформулировано поручение Скопину-Шуйскому в разрядной книге: «Того же лета царь Василий послал в Новгород боярина князя Михаила Васильевича Шуйского, а с ним дворян для немецких людей, чтоб их нанять, и новгородцев и в иных городах русских людей собрать, и к Москве притти, и Московскому государству от воров и от польских людей помочь учинить».
Что же касается непосредственно переговоров со шведами, то для этого в состав посольства был включен дьяк Васильев, образованный и опытный дипломат.
Дальнейшие события показали, что царь Василий Шуйский сделал правильный выбор.
2
Скопины-Шуйские принадлежали к роду Шуйских, потомков владетельных суздальско-нижегородских князей. У князя Василия Васильевича Шуйского, жившего в XV веке, был сын Иван Скопа (он имел вотчины в Рязанской земле в окрестностях городка Скопина), от которого и пошла двойная фамилия Скопиных-Шуйских.
В XVI столетии из княжеского рода Скопиных-Шуйских вышло несколько известных русских воевод.
Сын Скопы — Федор Иванович Скопин-Шуйский — всю жизнь провел на «казанской украине» и на «крымской украине», воеводой в пограничных городах. Правда, по записям разрядной книги его воеводство началось в 1533 году на западном рубеже, в Вязьме, но уже в 1537 и 1540 годах он — воевода сторожевого полка в Коломне и Плесе, в 1541–1544 годах — воевода в Костроме.
Это было время ожесточенного натиска на южные и восточные рубежи Российского государства крымских и казанских татар, непрерывных вторжений ханов и мурз в русские земли. Это было время, о котором неизвестный автор «Казанского летописца» писал: «Многие города русские запустели от поганых, Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены. Низовская же земля вся, Галич, и Устюг, и Вятка, и Пермь от казанцев запустели. И было тогда беды за многие годы от казанцев и черемисов больше, чем при Батые. Батый единожды Русскую землю прошел, как молнии стрела. Казанцы же не так губили Русь, никогда из земли Русской не выходили, когда с царем своим, когда с воеводами воевали Русь, и посекали, как сады, русских людей. И всем тогда беда и тоска великая в украине живущим от варваров, у всех русских людей из очей слезы текут, как реки, покидая род и племя отечества своего, бегут во глубину Руси. Многие грады русские разрушены, и травой и быльем заросли села и деревни, многие области опустели от варваров…»
Кстати, воеводство Федора Скопина-Шуйского в Плесе и в Костроме совпадает по времени с самыми жестокими и опустошительными походами в Поволжье казанского хана Сафа-Гирея.
Большой военной карьеры князь Федор не сделал. Правда, в 1546 году он был воеводой полка правой руки под непосредственным начальством брата Ивана IV князя Юрия Васильевича, но в 1551 году, судя по записи разрядной книги, снова оказался на южной границе в Коломне воеводой сторожевого полка.
