Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
Мы охарактеризовали основные этапы развития представлений о «бессознательном», происходившего за рубежами нашей страны, в частности для того, чтобы показать, насколько сковывающим оказалось влияние методологических установок, характерных для многих западноевропейских и американских исследователей, уделявших внимание этой сложной проблеме. Не подлежит сомнению, что вопросу о «бессознательном» особенно настойчиво пытались придать идеалистическое истолкование. А в итоге трудно назвать в психологии другую область, история которой производила бы впечатление такого медленного движения вперед, как история учений о «бессознательном». К этой истории с полным правом можно было применить известную французскую поговорку: «Чем более это меняется, тем больше остается тем же самым».
То, что это отсутствие быстрого прогресса в понимании «бессознательного» не было обусловлено недооценкой значения проблемы, не вызывает никаких сомнений. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить хотя бы характерные слова James: «Я не могу не считать, что самый важный шаг вперед, который произошел в психологии, с тех пор как я, будучи студентом, изучал эту науку, был сделан в 1886 г. ...шаг, показавший, что существует не только обычное поле сознания, с его центром и периферией, но также область следов памяти, мыслей и чувств, которые, находясь за пределами этого поля, должны тем не менее рассматриваться как проявления сознания («conscious tacts») особого рода, способные, безошибочным образом обнаруживать свою реальность. Я называю это наиболее важным шагом вперед, ибо в отличие от других достижений психологии это открытие выявило совершенно неожиданную сторону в природе человека. Никакие иные успехи психологического исследования не могут претендовать на подобное же значение (разрядка наша. — Ф. Б.) [176, стр. 233]. Приводя эти слова, Jung отмечает, что, говоря об «открытии 1886 г.», James имел в виду представление о «подпороговом сознании», введенное в этом году Myers [183, стр. 37—38].
Таким образом, James, как и многие другие, понимал все значение вопроса о «бессознательном». Налицо были и бесспорная талантливость, и очень высокое экспериментальное мастерство ряда исследователей, пытавшихся анализировать эту же проблему в более позднем периоде.
Однако все это, естественно, не могло возместить методологическую неправильность исходных позиций и, что не менее важно, отсутствие адекватных рабочих понятий, без которых поставленные проблемы не могли быть научно освещены.
Так обстояло дело за рубежом, в капиталистических странах. Как же складывалась судьба аналогичных исканий, проводившихся на основе иного понимания всей этой трудной проблемы, в нашей стране?
§7 Отношение к проблеме «бессознательного» И.М. Сеченова и И.П. ПавловаПрежде всего следует указать на неправомерность высказываемого иногда представления, согласно которому традиционный для русской науки материалистический подход к вопросам учения о мозге, предпочтение этой наукой объективных методов исследования функций центральной нервной системы, характерная для нее рефлекторная концепция были изначально связаны с игнорированием или по крайней мере с недооценкой значения проблемы «бессознательного». Можно привести немало аргументов в пользу того, что подобная упрощенно-негативная точка зрения не была свойственна ни основоположникам рефлекторной теории, ни тем, кто стремился руководствоваться этой теорией в медицинской практике. Бесспорно, однако, что в России сложился особый подход к проблеме «бессознательного», во многом отличный от подходов, преобладавших на Западе.
И. М. Сеченов неоднократно возвращался к вопросу о так называемых темных, или смутных, ощущениях, понимавшихся им как ощущения, лишь частично или вовсе неосознаваемые. Он говорил по разным поводам о состояниях, характерных для различных степеней бодрствования. Он предвидел также существование «предощущений», ставших в более позднем периоде (особенно в работах Г. В. Гершуни) предметом специального экспериментального анализа. В своей работе «Кому и как разрабатывать психологию?» он подчеркивал: «В прежние времена "психическим" было только "сознательное", т.е. от цельного натурального процесса отрывалось начало, которое относилось психологами для элементарных психических форм в область физиологии, и конец» [81, стр. 208]. Переработка сырых впечатлений,, — говорит он в другом месте, — происходит в тайниках памяти, вне сознания, следовательно без всякого участия ума и воли. Отсюда, по И. М. Сеченову, вытекает научная и философская неправомерность сведения «психического» только к «сознательному». Для В. М. Бехтерева активность «бессознательного» это — «рефлексы, пути которых проложены в нервной системе, но воспроизведение которых в данное время не зависит от активной личности, а потому эти рефлексы и остаются не подотчетными последней» [19, стр. 64]. И. П. Павлову принадлежат слова: «Мы отлично знаем, до какой степени душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного» [64, стр. 105]. Ему же принадлежит уподобление психолога, ограничивающегося изучением только осознаваемых переживаний, человеку, идущему в темноте с фонарем, который освещает лишь небольшие участки пути. А с таким фонарем, говорит И. П. Павлов, трудно изучать всю местность.
Подобные примеры, показывающие, каковы были принципиальные установки по вопросу о «бессознательном» у тех, кто закладывал основы рефлекторной теории, можно было бы продолжить. Будет поэтому правильнее, если вместо принятия поверхностного представления об игнорировании рефлекторной теорией проблемы «бессознательного», о существующей якобы несовместимости представлений о «бессознательном» с основными положениями этой теории, мы напомним несколько следующих общих положений.
§8 Подход к проблеме «бессознательного» советских исследователей. Его результаты, трудности и перспективыПодход к проблеме «бессознательного», характерный для русской и в дальнейшем для советской науки, определялся (без всяких упрощенных попыток отрицания этой проблемы) прежде всего некоторыми методологическими принципами, которые обоснованно рассматриваются и поныне как единственно в данном случае адекватные. Главный из этих принципов заключается в том, что проявления «бессознательного» могут и должны изучаться на основе той логики и тех категорий, которые используются при изучении любых иных форм мозговой деятельности. Никакое замещение рациональных доказательств аналогиями, причинного объяснения «вчувствованием», или «пониманием» (в смысле, придаваемом последнему понятию Dilthey), детерминистического анализа данными не контролируемой объективно интроспекции и т.д., при исследовании «бессознательного» недопустимо, если мы, конечно, хотим оставаться в рамках строго научного знания, а не мифов или художественных аллегорий[2].
Оказался ли для советской науки этот принцип рационального, детерминистического, экспериментального подхода только призывом или же он был воплощен в конкретных исследованиях? Безусловно, последнее. Мы еще остановимся подробно на работах советских психологов, физиологов и клиницистов, в которых проявления «бессознательного» изучались именно с подобных общих позиций. В них были подвергнуты исследованию такие проблемы, . как, например, неосознаваемое восприятие речи при функциональной глухоте и световых сигналов при функциональной слепоте; зависимость сновидений от функционального состояния организма и внешней стимуляции; возможность восприятия речи спящим; способность к спонтанному пробуждению в заранее намеченный срок (вопрос, связанный с более широкой пристально изучаемой в настоящее время проблемой так называемых биологических часов); самые разнообразные физиологические и психологические эффекты влияний, оказываемых в условиях бодрствования суб- лиминальными стимулами; воздействия, оказываемые на поведение нереализованным и переставшим осознаваться намерением; сдвиги в особенностях чувствительности и динамики физиологических процессов, провоцируемые суггестивно; роль, которую так называемое подсознание (в смысле, придаваемом этому термину К. Станиславским) играет в процессе научного и художественного творчества; влияния, которые оказывают неосознаваемые формы высшей нервной деятельности на динамику безусловно- и условнорефлекторных реакций самого разного типа; глубокая связь, которую имеет со всей областью «бессознательного» интрарецепция; возможность влиять на поведение с помощью отсроченного постгипнотического внушения (при амнезии последнего); проблема неосознаваемости так называемой автоматизированной деятельности; нарушения осознания переживаний, характерные для различных клинических форм расстройств сознания, и множество других вопросов сходного типа.
