Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
Все это, конечно, подчеркивает важность, которую на настоящем этапе представляет адекватное истолкование проблемы «бессознательного» — вопроса, ставшего сегодня, более чем когда-либо, «междисциплинарным» и продолжающего вызывать в 60-х годах XX века, как это ни удивительно, научные и философские споры, не менее страстные, чем те, которые он возбуждал 100 лет назад. Касаясь этой темы, следует, однако, отчетливо понимать, что перед дальнейшей научной разработкой адекватного подхода к проблеме «бессознательного» на современном этапе возникают совершенно особые, специфические для этого этапа задачи.
За десятилетие, истекшее со времени специального Совещания по вопросам идеологической борьбы с фрейдизмом, состоявшегося при президиуме Академии медицинских наук СССР в 1958 г., в советской литературе появилось, как мы уже подчеркнули, немало обстоятельно написанных работ, которые содержат острую критику идеалистических концепций «бессознательного», широко распространенных в зарубежной науке, показывают ошибочность этих концепций и вред их практического применения. Солидная литература аналогичного направления, включающая некоторые талантливо написанные работы, сформировалась за последние годы и в зарубежных странах. Такое положение вещей делает очевидной необходимость перейти при обсуждении проблемы «бессознательного» к следующей фазе спора, т. е. к фазе, на которой акценты в наших высказываниях должны быть смещены от утверждений негативного характера, от доказательств неадекватности отвергаемых представлений в сторону позитивных построений, в сторону разъяснения того, что же дается взамен отклоняемых нами доктрин. Было бы несправедливым утверждать, что такие конструктивные элементы в уже существующей у нас критике идеалистических толкований идеи «бессознательного» совсем отсутствуют, но их удельный вес (особенно когда речь заходит о связи «бессознательного» с регулированием сложных форм приспособительного поведения и процессов вегетативного порядка, о взаимоотношении сознания и «бессознательного» и т. п.) пока, безусловно, недостаточен. Однако без развернутого изложения подобных положительных представлений добиться не формальной победы в споре, а подлинного убеждения оппонентов в правильности нашего подхода вряд ли вообще возможно[3].
Таков первый специфический для настоящего этапа момент, который следует иметь в виду для того, чтобы обсуждение проблемы «бессознательного» развивалось правильно и имело практически целесообразный характер. Второй же момент заключается в следующем.
§10 Нейрокибернетический подход к вопросам физиологической теории работы мозга и к проблеме сознанияАнализ любой проблемы и тем более анализ, стремящийся к утверждению позитивных формулировок, немыслим без опоры на совокупность данных, от которых он отталкивается, которые являются логически его отправной базой. Это общее положение относится, очевидно, к проблеме «бессознательного», как и к любой другой. Но в данном случае оно сразу же поднимает очень сложные теоретические вопросы.
На предыдущих этапах критики идеалистических концепций «бессознательного» подобной отправной базой являлась, помимо общих методологических принципов и основ марксистско-ленинской теории отражения, также вся совокупность представлений о законах работы мозга, которыми располагали классические психология и нейрофизиология. Достаточны ли, однако, эти представления, сыгравшие важнейшую роль при обосновании негативной критики в предыдущие годы, как основа для позитивных построений сегодня? Если мы вспомним, насколько стремительным было углубление знаний о принципах организации мозговой деятельности, об особенностях функциональной структуры нервных процессов, происшедшее за последние полтора-два десятилетия, то отрицательный ответ на поставленный выше вопрос не должен прозвучать неожиданно.
Действительно, вряд ли многие будут теперь возражать, что 50-е годы вошли в историю формирования учения о мозге как период решительной ломки целого ряда старых воззрений и обоснования новых методических подходов и трактовок, которые глубоко преобразили наше понимание законов работы центральной нервной системы и особенно законов, определяющих наиболее сложные формы целенаправленной нервной деятельности. Начавшееся с конца 40-х годов и имевшее большое значение для многих областей нейрофизиологии уточнение представлений о функциях ретикулярной формации мозгового ствола и зрительных бугров оказалось по существу только своеобразным «прологом». Подлинный пересмотр теории строения и динамики мозговых функций произошел несколько позже, будучи стимулирован в значительной степени проникновением в нейрофизиологию новых идей и новой аналитической техники, тесно связанных с возникновением кибернетики.
В настоящее время после долгих споров о значении, которое идеи кибернетики имеют и будут иметь для учения о мозге, достаточно ясным стало следующее. Возникновение кибернетики оказалось, безусловно, не только оформлением новой области знания, посвященной специальным вопросам теории управления механизмами и теории коммуникации. Оно не исчерпывается и утверждением особого математизированного стиля анализа, особых методических приемов рассмотрения технических, физиологических, психологических и социально-экономических проблем. В интересующем нас аспекте важен прежде всего тот факт, что создание кибернетики повлекло за собой исключительно глубокий и чреватый многими последствиями пересмотр представлений об основных принципах функциональной организации любых форм целенаправленной деятельности безотносительно к тому идет ли речь о наиболее элементарных или наиболее сложных из этих форм, об активности, имеющей физиологическое или психологическое выражение. Совершенно очевидно, что если, обсуждая проблему неосознаваемых форм высшей нервной деятельности, мы не учтем последствий этого глубокого пересмотра, то рискуем остаться в рамках устаревающих трактовок и должны быть готовы ко всем осложнениям, вытекающим из такой необоснованно консервативной позиции.
Сейчас мы не будем, однако, задерживаться на деталях всей этой эволюции научной мысли, — нам еще предстоит рассмотреть этот вопрос в дальнейшем. Только одно обстоятельство, имеющее для постановки проблемы «бессознательного» принципиальное значение, должно быть отмечено уже здесь. Мы говорим о весьма интересной для тех, кто имеет склонность анализировать логику развития научных представлений, имеющей оттенок парадоксальности и очень характерной для нейрокибернетического подхода тенденции к исключению представления о «сознании» из числа рабочих понятий, которыми учение о мозге, создаваемое современной нейрокибернетикой, имеет право пользоваться. Очевидно, что для теории неосознаваемых форм высшей нервной деятельности эта несколько неожиданно проявившаяся тенденция также представляет, независимо от ее правильности или неправильности, непосредственный пнтерес. Для того чтобы понять ее логические корни и существо, надо вспомнить некоторые детали развития нейрофизиологических представлений, становящиеся постепенно уже достоянием истории.
§11 Особенности современных нейрофизиологических представлений о функциональной организации мозговой деятельностиКак известно, в Советском Союзе еще в конце 20-х и в начале 30-х годов проводились исследования моторики и локализации нервных функций человека, которыми руководил недавно скончавшийся известный советский физиолог Н. А. Бернштейн. В настоящее время стало очевидным, что принципы, которые были положены в основу этих исследований [17], во многом предвосхитили общие представления, введенные в науку о мозге в более разработанной форме, несколько позже Wiener, von Neumann, Shannon McCulloch, Pribram, Ashby, а в нашей стране П. К. Анохиным, Д. Н. Узнадзе, И. С. Бериташвили, А. Н. Колмогоровым, И, М. Гельфандом и их многочисленными талантливыми последователями. Благодаря этому мощному течению мысли, преобразившему постепенно лицо не одной научной дисциплины, мы узнали, насколько упрощенным было старое представление о существовании однозначной зависимости между эффекторной реакцией и вызывающими эту реакцию нервными импульсами. Мы знаем теперь, что любое целенаправленное движение не вызывается какой-то заранее предусмотримой совокупностью возбуждений, а формируется в процессе своего непрерывного «корригирования» на основании информации, приносимой в центральную нервную систему в порядке обратной связи по афферентам. Приняв такое представление, мы были, однако, логически вынуждены сделать следующий шаг: допустить, что в мозгу существует и проявляет себя как физиологический фактор какая-то нейродинамически закодированная «модель» конечного результата реакции, предвосхищающая развертывание этой реакции во времени. Именно такое понимание вызвало появление в современной нейрофизиологии ряда своеобразных и одновременно глубоко родственных друг другу представлений, таких, как «опережающее возбуждение» и «акцептор действия» П. К. Анохина, «образ» И. С. Беритова, «Soll-Wert», Mittelschtedt и других германских авторов, «модель будущего» американских и английских исследователей (МасКау, George, Walter и др.).
