Мария Голованивская - Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских
Затем, гораздо позднее, произошли субстантивация и развитие современного значения. В современном языке сохранилась в ряде элементов толкования подспудная связь с этимоном. Определяется это слово так: «Крайний страх (трактуется через слово terreur, с нашей точки зрения, именно потому, что Пан пугал), наступающий внезапно (Пан появлялся внезапно), как правило, немотивированный (поздняя христианская или атеистическая оценка, трактующая такую причину как ирреальную) и часто овладевающий толпой». Коннотативный образ, выстраивающийся из сочетаемости этого слова, также в целом находится в русле уже описанных образов. По-французски говорят: vent de panique, semer la panique, jeter la panique, уподобляя панику семенам растения, которые разносит ветер.
Отметим еще раз, что подобная коннотация связана с коннотацией слова sentiment, то есть восходит к видовому понятию, а не является специфически родовой. Важно отметить, что во французском языке панический страх до сих пор иногда толкуется как сильный беспричинный страх (R1) вопреки даже реальному употреблению этого слова, сохранившему так надолго свою этимологическую память: считалось, что Пан как божество стихийных сил природы наводит на людей беспричинный, так называемый панический страх, особенно во время летнего полдня, когда замирают леса и поля (МС). Страх этот считался беспричинным потому, что в отличие от сегодняшних причин, способных вызывать панику, Пан никогда не причинял вреда людям.
Любопытной особенностью всего лексического поля, описывающего страх во французском языке, является тот факт, что все эти слова, за исключением effroi, женского рода, в отличие от русского языка, где ядро понятий, обозначающих страх (страх, ужас, испуг) – мужского рода. Конечно же, можно это связать исключительно с формальными признаками соответствующих существительных, но чем тогда объяснить серьезную оговорку в Историческом словаре французского языка (DHLF), назвавшем, вопреки всякого рода однозначным свидетельствам, Pavor античной богиней, а не богом. Неужели простой оплошностью?
Сопоставим описанные ряды французских и русских понятий.
Страх в русском языковом сознании, как мы это показали в общей части наших рассуждений, никак не является «популярной» русской эмоцией. В русском языке страх не имеет «своей» философии, не является основной «темой» жизни и культуры. Трактовка страха в русской традиции не содержит в себе указания на возможность возникновения немотивированного, так называемого экзистенциального страха, являющегося «любимым чувством французов», прекрасно разработанного как в народном, так и в аналитическом творчестве. В русском языке страх сопровождают две коннотации – холод и змея-спрут. Первая описывает физиологическую вегетативную реакцию человека, вторая актуализирует древние мифологические установки сознания.
Образная система синонимов всего ряда концентрируется вокруг центрального его понятия – слова страх. Боязнь – несильный протяженный во времени страх, испуг – сильный внезапный быстропроходящий страх, ужас – максимально интенсивный и в силу этого не слишком продолжительный страх. Все эти слова характеризуют само чувство, но не причину, вызывавшую его. Во французском языке и, соответственно, сознании – картина иная: центральное понятие peur, и его значение не менялось на протяжении всей истории французского языка (ситуация, характерная для немногочисленных лексических единиц, среди которых – базовые эмоции). Во французском языке peur мыслится преимущественно вне человека (это поддерживается и средневековым аллегорическим образом этого понятия), это внешняя сила, не змея, нападающая исподволь и практически не допускающая поединка, а огромное агрессивное животное, с пастью, утыканной зубами, а не жалом, таящим яд.
Effroi – сильный быстро проходящий страх, всегда связанный с объективной причиной (этимологически это слово связано с ситуацией нарушения перемирия).
Frayeur – понятие, этимологически связанное с идеей сильного шума или грохота (паралелль с русским испугом), однако Le Robert указывает на необязательно объективный характер причины страха.
Epouvante этимологически связано с состоянием сильного удивления, иначе говоря, это страх, вызванный непониманием, страх-удивление – и это можно увидеть в современной сочетаемости этого слова. Современное значение – сильный страх, вызванный чем-то необычным – подтверждает версию: необычное означает непонятное. Исходя из этого, ясно, что такой страх вызывается не человеком, а ситуацией или чем-то сверхъестественным. Все это позволяет понять, почему именно это слово изначально обозначало соответствующий жанр литературы или кино (film d’épouvanté), непременной частью которых являлся и является suspens.
Понятие angoisse, не имеющее точного эквивалента в русском языке и состоящее из двух элементов значения: страх и тревога – понятие, прошедшее существенную эволюцию во французском языке. Этимологически за этим словом стоит идея, образ сжатия, присутствующий и в некоторых других словах, описывающих негативные эмоции. Сжатие, ассоциирующееся с гипоксией и асфиксией, вызывает у человека сильнейший страх, и именно поэтому, видимо, этот термин был выбран экзистенциалистами в качестве центрального для построения собственной теории бытия. Иначе говоря, причина, вызывающая этот страх, непременно глобальна, не всегда может быть сформулирована исчерпывающим образом и касается жизненно важных для человека сфер.
Crainte, этимологически связанное с идеей дрожания, прошло через религиозные тексты, чем и может быть объяснена его «одухотворенная» коннотативная репрезентация. Сочетаемость этого слова показывает нам, что crainte бывает маленьким страхом, его ребенком, он рождается внутри человека, и человек ведет себя с ним, как ведут себя с малышом, но потом crainte вырастает и становится точно таким, как peur. Однако причина этой разновидности страха может быть, в отличие от peur, напрасной и иллюзорной.
Terreur этимологически связан с взаимоотношениями между людьми (лагг. terrere «пугать, обращать в бегство», «принуждать сделать что-либо путем устрашения»). Отсюда все специфические известные значения этого существительного. Средневековый аллегорический образ поддерживает этимологию (что бывает отнюдь не всегда): terreur – это чувство, вызываемое человеком (или чудовищем), имеющим намерение вызвать именно это чувство.
Horreur – слово, известное во французском языке с XII века и связанное с идеей вздыбливания, дрожи, это ужас от впечатления, ужас, связанный с оценкой и отвращением, так или иначе, horreur – это страх-отвращение.
Напрашивается параллель между menace и terreur, danger и épouvanté. Если danger потрясает своей омерзительностью, она вызывает horreur.
Слово и понятие panique, описывающее скорее не эмоцию, а поведение при определенной эмоции, безусловно, интересно тем, что толкование описывает мифологический сценарий полуденного появления Пана, вызывающего немотивированный страх.
Представление французов и русских о страхе
Библиография
1. Лихачев Д. С. Избранные работы. М., 1987. Т. 2. С. 425–430.
2. Апресян Ю. Д. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995. С. 369, 456.
3. Успенский В. А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 146–147.
Глава четырнадцатая Гнев и радость в представлениях французов и русских. Общие выводы по восприятию базовых эмоций в двух культурах
В европейской культуре, в том числе и в русской, демонстрировать гнев и его проявления не принято (1). Точнее, такую «роскошь» может позволить себе только иерархически старший человек, глава, начальник, родитель (2). Связано это, вероятно, с табуированностью провокации на агрессию в человеческом обществе как таковом, связанной с цивилизационным инстинктом самосохранения. Почему исключение составляют высшие в социальной иерархии члены общества, понятно: на их агрессию не может последовать аналогичный ответ.
Известная поговорка «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав» – один из способов рационализации этого, по всей видимости древнего, табу. В современной культуре никакая рационализация не представлена, просто дети воспитываются в этом запрете, при той практике, что воспитание как раз и призвано развить в человеке механизм торможения в ответ на соответствующий внешний стимул (3).
